Он вылетел из дверей маяка одним из первых, а когда Евграфов свалил очередью двух боевиков, Родион схватил оружие и плюхнулся на землю рядом с полковником.
– Стрелять умеешь? – спросил тот.
Родька виновато пожал плечами.
– Тогда отдай автомат Коровину. Шебекин, я вижу, уже вооружен. Он, похоже, с автоматом на "ты"… Давай!
Родион вскочил и побежал во весь рост.
– Пригнись!!! – заорал Евграфов, наблюдая как сутулый, но рослый Степнов, бежит, не пригибаясь, вдоль распластанных по земле заложников.
Полковник с облегчением вздохнул, увидев, что выпущенная по Родьке автоматная очередь цели не достигла и он благополучно передал автомат Тимофею Коровину. Тот передернул затвор и стал выцеливать противника.
А вот дальше произошло непредвиденное. Родька зачем-то снова вскочил и кинулся назад, к Евграфову. Боевики ему такого нахальства не простили. Очередь была кучной и точной. Она свалила Родиона Степнова в метре от позиции Евграфова, и когда полковник, перекатившись через спину, дотянулся до Родиона, тот уже не дышал, как-то даже весело поглядывая в синее небо остановившимися глазами.
Вслед за ним тихонько померла баба Поля. Присела возле дверей и закрыла глаза. Успела только сказать: "Все! Иду к вам, сынки…". Ее ударила шальная пуля, но уже мертвую.
Потом ранило Сергея Шебекина, потом еще кого-то… Через десять минут боя патронов у защитников маяка осталось на пару очередей.
– Что делать будем, полковник? – спросил Шебекин, туго перетягивая ремнем бедро выше раны.
– А что тут делать? – зло отозвался вместо Евграфова Коровин. – Дураку понятно, кранты. Еще одна их атака, и мы без патронов. А они теперь злые, как собаки! Парочку мы точно положили. Я сам одного завалил. Ну и зачем было это геройство?…Пустое все!…
– Заткнись! – огрызнулся Евграфов. – Все по плану! Заряд, что для маяка припасен был, теперь у нас! Вот провода, вот "машинка"! Отступаем в маяк и всю систему управления подрывом с собой берем! Пускай только сунутся. Кто ближе двадцати метров к маяку подойдет, тому хана…
– И себя подорвем? – ощетинился Коровин. – А на фига?!
– Если пойдут, подорвем! В случае штурма нам так и так не жить. Только не пойдут они… С автоматами мы им не противники, а вот с бомбой – в самый раз!… Зачем им подыхать?! Мы же вроде опять в заложниках! Все, как было, да только "машинка" у нас! Есть шанс выжить и помощи дождаться! Отступаем на маяк, ребята! – выкрикнул Евграфов.
Богословский диспут под пулями
Каленин уже второй день бродил по острову, как неприкаянный, считая шаги и пытаясь запомнить расположение огневых точек – вдруг пригодится. А за его спиной, на расстоянии вытянутой руки, неотступно маячил бородатый страж. Они и ночь провели как сиамские близнецы: укладываясь спать на полу в одном из пустующих домов, Расул приковал одну руку Каленина к своей руке наручниками, а другую, вторым "браслетом", прищелкнул к своему поясному ремню. Поза была комичная: Каленин всю ночь провел на боку, невольно прижимаясь к своему мучителю.
А с утра у Расула на поясе запищала рация и послышался голос Глухова:
– Шурале! Шурале! Вызывает Иса! Ответь!
– Слушаю, Иса! – отозвался Расул…
– Быстро к усадьбе, на берег. Оба…
– … А почему ты Шурале? – спросил Каленин, который слышал этот короткий диалог.
– Да был случай, – нехотя откликнулся Расул, указывая Каленину автоматом маршрут движения. – Я когда в горы ушел, первое время ничего не умел. Ну, и разбирал как-то пулемет, здоровенный такой, его у вас "Утесом" называют, и затвором руку прищемил. Растерялся и не знаю, как пальцы назад вытащить. Так вместе с этим тяжеленным стволом и пошел к ребятам в палатку. Они долго смеялись и прозвали меня Шурале. Есть такая сказка, в которой ловкий джигит перехитрил Шурале, по-вашему лешего, и руку ему бревном защемил. С пулеметом похоже получилось…
Быстрым шагом через весь остров, как ни торопись, все равно двадцать минут выйдет.
Глухов ждал возле флигеля.
– Где вас носит? – налетел он на Расула. -…Это не вояки! – Он ткнул пальцем в группу боевиков, которые жались к стене. Это дерьмо! Баб в клубе профукали! На маяке обделались от страха! С деревенским быдлом не справились!…А ну, давайте его сюда!!!
Из флигеля выволокли непонятное существо, в котором Каленин с трудом узнал школьного сторожа Егорыча.
Известие о неожиданном появлении прямо из преисподней непонятного деда Глухова не на шутку насторожило. Была тут какая-то загадка, а загадок, тем более не решенных, он не любил. Особенно в боевых условиях…
…Егорыч вышел к бандитам сам. Он не выдержал неопределенности, кромешной тьмы, жутких комариных атак. И, скоротав в подвале ночь после исчезновения Марка, которого посчитал погибшим, понял, что сходит с ума от ужаса и ощущения, что навечно останется в этой вонючей могиле. Он кое-как поднял искореженную взрывами лестницу, стал орать, колотить в огромную каменную плиту и даже пытался ее сдвинуть.
Его усилия не остались незамеченными. Кто-то из боевиков, охранявших подступы к усадьбе, услышал странные звуки из пристройки. Плиту с трудом отодвинули и выволокли старика наружу.
Егорыч являл собой зрелище весьма живописное. Лицо распухло от комариных укусов и превратилось в грязную серо-розовую подушку, одежда разорвана и покрыта засохшей грязью. Редкие волосенки серого цвета, высохнув на солнце, торчали в разные стороны слипшимися колючими прядями.
…Глухов сразу отметил несколько странностей в доложенной ему информации о найденном подвальном сидельце. К примеру, как сторож попал в подвал? Ведь плиту кто-то поставил на место, и сам семидесятилетний тщедушный дед сделать этого не смог бы, как не смог самостоятельно выбраться.
Почему никто не узнал о подвале в ходе подготовки к операции? Подробный план усадьбы у группы захвата имелся, но подвал на нем не был обозначен. Были и другие явные странности, а вот объяснений не наблюдалось.
Опытный вояка, Глухов чувствовал, что этот подвал может быть как-то связан с возможным штурмом, которого он нисколько не боялся, но еше не принял решение, как действовать, если драка все же начнется. Сдаться Глухов не мог, да и его отчаянные ребята, за каждым из которых стояла весьма кровавая биография, ему бы этого не позволили. Поэтому вопрос стоял так: захочет ли Москва отпустить боевиков вместе с частью заложников или все же будет штурм с риском для огромного количества жителей деревни? И если штурм все-таки будет, то какой сценарий выберет Гирин?
Глухов ставил себя на место командующего спецоперацией и приходил к выводу, что лучший вариант – это одномоментный огонь из сотни снайперских винтовок по заранее распределенным целям на острове, что может в случае успеха вывести из строя до трети боевиков, с одновременным началом десантной операции.
Вертолетный десант Глухов почти исключал, так как при подлете к острову и заходе на посадку вертолеты представляли отменную мишень и опытные бойцы Глухова могли пожечь их практически все. Значит, главная опасность исходила от воды…
– …Ну, рассказывай дед, как ты в подвале оказался? – приказал Глухов, внимательно разглядывая поникшего Егорыча. – Давно там сидишь?
– Почитай сразу, как пальба зачалась! – ответил Егорыч. – Дай, думаю, схоронюсь от греха подальше… Но комара не учел! Я поначалу нырял от них, от кровососов: голову по маковку в энту жижу погружу и сижу, сколь терпения хватит.
– А как же ты плиту сдвинул? Тяжелая она…
– Так это, ломом! Ломом и сдвинул!
– Один справился? Или помощники были?
– Один! – кивнул Егорыч. – Чуть не надорвался! Дыхалка-то у меня! Я ж курю лет с шести, почитай! Как жвачку хлебную отняли в малолетстве, так почти сразу на махорку и перешел.
Егорыч показательно закашлялся, как бы демонстрируя слабость своих прокуренных легких.
– А кто плиту назад задвинул? Был, значит, еще кто-то?
