Со Степкой вышло случайно, можно сказать, от скуки. Егорыч завел… Степка, говорит, в рукопашной – зверь! Хоть вдесятером на него выходи. Хоть с ножом! Хоть как! Покалечит он москвича, как два пальца об асфальт…

– Москвич против Степки, что овца против медведя, – согласился Марк. – Только зачем Степке его, горемычного, калечить?

– А куда он денется, Степка-то! – вздохнул Егорыч. – В деревне так: чо хошь делай, а честь свою мужскую прикрой! Потому должон он москвича энтого проучить: нос ему сломать для порядка, или какую иную важную часть организма изувечить! Только чтобы всем видать было, что Степка за честь свою поруганную открыто вступился…

"Ладно, дед! – подумал Марк, чувствуя прилив сил, который он всегда испытывал перед рукопашной. – Потрогаем твоего непобедимого. Заодно и клиенту испытание устроим… Пускай снова жребий тянет".

…Вернувшись с пристани несолоно хлебавши, Марк никуда больше не выходил. Он до вечера провалялся на раскладушке, читал старые газеты и смотрел телевизор, рассчитывая хотя бы завтра покинуть остров. Но ближе к ночи Егорыч принес дурную весть: парома в ближайшие дни ждать не следует, поскольку какие-то супостаты еще вчера сожгли его до полной непригодности.

– Не горюй! – ободрил Марка Егорыч, деловито расставляя на столе, покрытом газетой, нехитрую закуску. – Назавтра я к одиннадцати с работой управлюсь и доставлю тебя "на землю" самолично, как говорится, в лучшем виде.

– Ты же божился, что у тебя нет лодки! – рассердился Марк.

– Вчерась и не было, а теперя объявилась! – гордо ответил старик. – На мою старую "резинку" свояк нынче мотор обещал приладить. Потому транспорт назавтра будет. Давай выпьем…

Но утром, ближе к одиннадцати, на пристани началась неведомая суета. Марк еще на подходе разглядел несколько мощных катеров, с которых на берег высаживались крепкие мужики. Они вытаскивали на деревянную причальную платформу неподъемные ящики и аккуратно запакованные огромные баулы. Марк наметанным глазом оценил их отменную физическую подготовку и сходство в одежде: практически все были в легких комуфляжных штанах, заправленных в высокие армейские ботинки. Физиономии этих явно хорошо тренированных товарищей тоже заставили Марка задуматься: многовато было, как принято говорить, лиц неславянской наружности.

Русские, правда, тоже были. Несколько светлоглазых и светловолосых парней виртуозно ругались матом, подгоняя соратников. И вся эта интересная компания, с мешками на потных спинах, быстро и умело стала рассредотачиваться по острову.

– Это кто ж такие будут? – поинтересовался Егорыч у знакомого мужика, который шел от пристани.

– А бес их знает! – охотно откликнулся тот. – Говорят, какие-то соревнования… Триатлон, вроде…

– Триатлон, говоришь! – Марк поразмышлял еще минуту и решительно развернул Егорыча в сторону флигеля. – Давай-ка бегом, дед!

Когда Егорыч, запыхавшись, захлопнул за собой дверь, Марк неожиданно зло, причиняя старику боль, сгреб его за ворот и жестко спросил:

– Про графский подземный ход вчера наврал по пьянке? Ну?!

– Почему сразу "наврал"?! Имеется!

– И где он?

– Тут вот! Прямо подо мной! Подвал тут… Только это… туды никто годов сорок не лазил.

Марк зачем-то взглянул на часы. Было десять минут двенадцатого. В этот момент ударила первая автоматная очередь. Тут же за ней – вторая…

Полковник Евграфов уже решил для себя, что этот день он вряд ли переживет. Вопрос был только в том, как скоро настанет роковая минута.

Раньше времени умирать не хотелось. Да и без боя – тоже.

Когда ударили первые очереди, Евграфов повел себя по-военному четко: он двинул вбок занавеску на окне, увидел метрах в пятидесяти от конторы людей в масках, обвешанных оружием, и первым делом оценил наличный состав.

Народу боеспособного было пять человек.

Следователь прокуратуры, мужик лет пятидесяти с исхудавшим лицом сероватого цвета, выдающим наличие какого-то скрытого заболевания. "Не боец!" – подумал Евграфов.

Местный участковый Коровин, повторный рапорт которого, собственно, и привел полковника на остров. Этот как раз мужик злой и цепкий! Эк он на Каленина взъелся! Был бы поумней, понял бы сразу, что вся эта история – чистая подстава. А может, и понял, но сначала из вредности решил земляку нервы помотать…

Два молоденьких сержанта, стажеры астраханской школы милиции, казались ребятами неплохими, но пороху явно не нюхали – в отличие от самого Евграфова, который сначала капитаном, а потом уже майором прошел две командировки в Чечню. Н-да…

И арсенал на пятерых – четыре штатных "Макарова"… Прокурорский оружие с собой на остров не брал.

Евграфов зачем-то потрогал бревенчатую стену, будто проверяя ее надежность, и спросил, обращаясь к Живописцеву:

– Погреб есть?

– Откуда? – удивился глава поселения. – Это же контора! На что тут подпол?

– А чердак?

– Имеется!… Вон! – он ткнул пальцем в потолок, показывая на едва заметный квадрат, замазанный многочисленными слоями краски. И тревожно спросил, кивнув на окно: – Чего там?

– Захват острова, похоже… Попробуем спрятаться, а там посмотрим.

– Ну, давайте, а я тут останусь! – неожиданно заупрямился Живописцев. – Я же власть, как-никак!

Евграфов старика уговаривать не стал:

– Хорошо, встречай гостей! Попробуй их вопросами отвлечь, заодно узнай, что к чему! А мы – туда! Давай, орлы! Быстро!…

Молоденькие сержанты лихо передвинули стол и принялись толкать крышку люка, которая сразу не поддалась.

– Краска залипла, черт!… – ругнулся один из них, смуглый и узкоглазый.

Он еще раз напрягся, а потом с маху ударил по крышке кулаком. Та провалилась внутрь, оставив на потолке четкий след, образованный отвалившейся краской.

Евграфов огорченно покачал головой:

– Заметно! Но деваться некуда, давай!

Сначала закинули первого, того самого узкоглазого и щуплого. Тот за руки втащил остальных, а последнему – полковнику – пособил дядя Коля.

– Не тушуйся, дядя Коля, – бросил Евграфов, закрывая люк. – На рожон не лезь и действуй по обстановке…

Живописцев успел пару раз шаркнуть светлыми китайскими плетенками по полу, распинывая по углам отлетевшие с потолка куски засохшей масляной краски. Потом, заслышав близко голоса, кинулся к столу, отодвинул его на прежнее место и уселся на стул, изображая глубокое погружение в служебную деятельность.

Дверь с треском распахнулась и в комнату ввалились трое вооруженных автоматами мужчин в масках, а следом вошел еще один, судя по всему старший, который лица не прикрывал.

Евграфов приник глазом к узкой щели и видел именно этого мужчину. Сверху трудно было разглядеть его лицо, так как он сразу прошел в центр комнаты и встал практически под чердачным люком, поэтому видны были только его обожженная солнцем бордовая шея, рыжеватая шевелюра и крутые плечи… Судя по фигуре, экипировке и повадкам, был он явно не новичок в своем деле.

Он подошел к столу и резко спросил:

– Ты глава?

Евграфову был виден только край стола, так что Живописцева он не видел, но тот, видимо кивнул, поскольку бандит продолжил:

– Один тут?

– А кому ж тут быть? – раздался глуховатый голос дяди Коли. – Чай, не клуб… Контора… А вы кто будете, господа хорошие? Почему, значит, с оружием? Никто меня не предупреждал, что будут с оружием!

– Не дури, дед! Все ты понял! Остров захвачен! Поэтому давай быстро на улицу: поведешь по деревне к тем, у кого ружья охотничьи есть или иное оружие… И объяснишь каждому, что человек триста баб с детьми мы уже взяли, сейчас их взрывчаткой обкладываем. Если кто рыпнется, будем сразу расстреливать баб и детей – по двое за каждого провинившегося! На пристани несколько таких шустрых уже лежат, мух кормят! Понял?

– Так откуда ж мне про всех на острове знать, кто при оружии?… – без явной робости возразил дядя Коля. – Я ить…