Лиснянская Инна Львовна родилась в Баку в 1929 году. Поэт, эссеист. Лауреат нескольких литературных премий. Постоянный автор нашего журнала .

*    *

 *

Я отгоняю рукой оконную штору, —

Ветер — не муха, чтоб отгонять ладонью.

Ищут на ощупь опору

Мысли спросонья.

Время приспело для свежей небесной манны,

Ибо, невесть откуда набравшись силы,

Движутся люди и страны,

Дома и могилы.

Это на яви мой сон жизнь замесила, —

Крыша поехала и у моей России,

И с чердака на оптический крестик киллер

Ловит Мессию.

Оглохшее к лире,

Солнце толчет на манну мокрые зерна

Выжатой тучи. А я отгоняю упорно

Мысли и ветер.

12 августа 2005 .

*    *

 *

На красный кулак день похож, догорая

Меж облачных крыл.

— Кто ж тебя так, кто ж тебя так, жизнь дорогая,

В землю втоптал, золою покрыл?

— Это закат, это закат дряхлой Европы

И Азии пыл.

Это закат, это закат слова, чьи стропы

Ангел не дернул и облака не раскрыл,

Чтобы раздался Глас: мир за развал караю,

За взрыв и распыл!

Кто же сейчас душу твою, жизнь дорогая,

В небо поднял, звездами окропил?

15 августа 2005 .

Альт из пьесы “На дне”

В ураган даже дерево делает сальто.

Дни идут по распавшемуся пространству,

Будто люди по колотому асфальту.

И маэстро смерть доверяет альту

Потому, что лишь в смерти есть постоянство.

Альт играет. Но кто же, из смерти глядя,

На поверхность, — на дно развороченной жизни,

Не собьется с ноты, не всхлипнет, не взвизгнет?

Жизнь — ночлежка. Бомжи, шулера и бляди

Вынуждают Луку им играть на альте

Обещание рая — безболья и денег.

Дни идут и свои расставляют вешки

На полях, где изводится злак на веник,

На дворе, где в кресле сидит неврастеник

С горькой думой о родине как о ночлежке.

Это я, ясновидящая истеричка,

Как из смерти смотрю на развитие пьесы

И рыдаю. Меж тем, полируя рельсы,

Голосит близлетящая электричка.

Альт играет. Всему этот альт — затычка.

16 августа 2005 .

*    *

 *

От жалости, что мне поручена,

Не отвертеться.

Пульсируют часы наручные

Толчками сердца.

Ничто — ни вечное, ни тленное —

Не позабыто.

Пульсируют часы настенные

Биеньем быта.

Каналы слезные заржавлены

И вены вздуты.

Пульсируют часы державные

Прибоем смуты.

3 октября 2005 .

*    *

 *

К чему это память моя о далеких и близких, —

Об участи трусов и участи храбрецов?

Не все мертвецы достойны своих обелисков,

Не все обелиски достойны своих мертвецов.

Но всех на земле уравнивают надгробья.

И ты мне советуешь — совести не вороши.

Но я ворошу и ломаю последние копья,

Неистово веруя в преображенье души.

Грехи донимают, — сторонним не видимы глазом, —

Но легче их преувеличивать, чем недочесть.

А белый налив так сияет мне завтрашним Спасом,

Как будто бы яблоко весит не меньше, чем весть.

16 августа 2005.

*    *

 *

Оглохнув от тишины, ослепнув от света,

Старуха, чьи дни сочтены, прощается с летом.

Судьба о двух головах сложилась валетом, —

То ангел подымет крыло, то черт — свои рожки…

Крапивой былье поросло в сгоревшей сторожке.

На грядке одна ботва, под ней — ни картошки.

— Проснись, — говорю, — очнись, встряхни свои кости, —

Сторожка цела, как жизнь, стихи — твои гости

Пьют водку, картошку едят, гадают о росте

Цены биржевой на нефть и спроса на слово,

Поправшего смерть. Судьба же — впрямь двухголова, —

Никак не отцепит мертвого от живого.

20 августа 2005.

*    *

 *

Мне сказать тебе неловко

Многого.

Я — случайная обмолвка

Богова,

А возможно, — и описка

Дьявола, —

То от правды слишком близко

Плавала,

То висела я у лжи

На удочке.

Но тебе, что ни скажи, —

Всё шуточки.

Пахнет времени кистень

Бравадою,

Машет пляшущая тень

Лампадою.

А сосед лежит убитый

Новым Каином, —

Ходит он с бейсбольной битой

По окраинам.

8 сентября 2005.

*    *

 *

Если ты маэстро, то я — не оркестр.

Не качай головой и пальцем не тычь,

Указательный твой — мне не Божий перст.

Знаю место свое — всех других опричь.

Если ты — охотник, то я — не дичь,

Не вздымай ружье и не целься зря!

Я давно лежу на сырой земле, —

С одного крыла утекла заря,

А закат горит на втором крыле.

4 сентября 2005.

*    *

 *

Мне от бед своих нету роздыху, —

От отеческих и чужих разрух.

А по воздуху, а по воздуху, —

Соловьиный прах, тополиный пух.

Чтобы бред пресечь, нету обуху.

Я в своих речах не вольна ни в чем.

А по облаку, а по облаку

Пишет ангел мне золотым лучом.

Не могу прочесть, олух олухом, —

Разуваю глаз, разеваю рот.

А под облаком, а под облаком

Серый пух цветет, соловей поет.

5 сентября 2005.

*    *

 *

Хорошо мне на крылечке.

То ли мысли, то ль овечки, то ли облака, —

Шерсть воздушная курчава…

Далека земная слава, а хула — близка.

Я сама оговорила

Жизнь мою, — не так все было, как в моих стихах.

Шрам опалы… след погони…

Лижет ветер мне ладони, путаясь в ногах.

Было всяко. Будет всяко.

И сама я как собака стерегу покой.

Он и впрямь нам только снится.

Держит правду небылица за своей щекой.

17 августа 2005.

*    *

 *

Жизнь в меня только душу и вдунула,

А умом и зреньем обидела.

Окажи мне, мой ангел, милость, —

Поцелуй меня в лоб, чтоб думала,

Поцелуй в глаза, чтобы видела,

Поцелуй в уста, чтоб — забылась!

20 сентября 2005.