Ну нет здесь такой проблемы! Если что-нибудь и портит американцев, то уж точно не “квартирный вопрос”. Известно, что в среднем в течение жизни гражданин США меняет место жительства восемь раз. Тут не принято оставаться в родительском доме. Выбирая университет или колледж, молодые люди большей частью отправляются в другой город. Семья меняет свою обитель в поисках лучше оплачиваемой работы, а достигнув преклонного возраста, люди стремятся обосноваться во Флориде или в ином теплом уголке своей страны. И всякий раз, переезжая из одного города в другой, из штата в штат, можно без особого труда арендовать квартиру или купить дом, продать то, чем владел прежде, комфортно обустроиться на новом месте. Представьте себе, что бы было с этой публикой, если бы в каждом случае приходилось становиться в многолетнюю очередь, обивать пороги учреждений, распределяющих дефицитный жилой фонд, а получив квартиру, сознавать, что другой в этой жизни тебе уже не дождаться.

Но здесь этого товара хватает на всех, и каждый вновь прибывший в США легально, с тем чтобы учиться, работать, жить, может обрести жилище по средствам и вкусу. Уже на моих глазах частные дома увеличивались в этажности и объеме, обретали новые функции (домашний театр), и вместе с тем появились так называемые “дома первой покупки” — небольшого размера и с меньшим прилегающим участком, позволяющие молодой семье приблизить осуществление “американской мечты”. Многоквартирные комплексы, которым, как правило, сопутствуют общественные пространства для собраний, празднеств и спортивных занятий, предлагают квартиры класса “Luxury”, где обитают состоятельные пожилые люди, желающие избавиться от хлопот домовладения, и те, что предназначены для малоимущих, — иначе говоря, “доступное жилье”.

Не будем вспоминать советские времена, но ведь и теперь списки очередников, не способных самостоятельно приобрести жилище, сулят им многолетние ожидания. И только в 2010 году — к 65-й годовщине Победы — обещает нынешнее руководство страны предоставить комфортное жилище оставшимся в живых ветеранам той войны. Сроки “доступа” к жилищу для остальных пока не названы.

Я полагаю, что в числе главных условий успеха в этом деле важны три слагаемых. Прежде всего — сам тип жилища, способный обеспечить минимальный и вместе с тем вполне достойный комфорт, и здесь есть примеры таких решений. Во-вторых, технология строительства, подразумевающая минимальные трудозатраты. И если Америка, имеющая население, более чем вдвое превышающее население России, многие годы обеспечивает себя достаточным количеством жилых единиц, не значит ли это, что принятая здесь технология производства и монтажа малоэтажного жилья предпочтительна? И разве не была Россия одноэтажной в не столь отдаленном прошлом, до того как в ее малые города незванно вторглись многоэтажные панельные структуры? Наконец, важнейшей составляющей обеспечения социальным жилищем малоимущих граждан США являются федеральные и штатные субсидии, покрывающие до трети арендной платы. Наверное, и российскому государству следует взять на себя такое социальное бремя.

Обратите внимание на то, что Америка исчисляет жилище в единицах, то есть количеством домов и квартир, способных приютить большую или меньшую семью. А мы по неведомой причине с давних советских времен и поныне считаем жилище в квадратных метрах. Я позволю себе процитировать свой текст, опубликованный в “Новом мире” в 1966 году: “Планирование строительства жилья в метрах — анахронизм, оставшийся у нас со времени покомнатного заселения и коммунальных квартир”. И тогда было ясно, что в этом нет решительно никакого смысла. Ведь чем точнее статистика выражает цель производства, тем лучше служит она этой цели. Но и сегодня, спустя сорок лет, Владимир Ресин отчитывается перед москвичами многомиллионными цифрами, которые морочат голову широкой публике. Объективности ради скажем, что если в прошлом строители отчитывались числом жилых метров, то теперь счет идет в общей площади, и, стало быть, тумана заметно прибавилось. И не поймешь, где там метры элитные, а где социальные.

Любое современное общество в любой стране представляет собой многослойную структуру, где на вершине располагается элита, а самый нижний уровень занимают поселенцы его пенитенциарной системы. Но ведь и они тоже люди. Однажды мне довелось посетить новенькую — с иголочки — американскую тюрьму в графстве Сенека, штат Нью-Йорк. Это был комплекс стоимостью $ 180 миллионов, где 750 камер предназначались для полутора тысяч заключенных. Газета приглашала всех желающих на “день открытых дверей”, и прилагаемая карта указывала пути следования к объекту. По прибытии выяснилось, что сие мероприятие вызвало огромный общественный интерес. В субботний день люди явились сюда семьями. В очереди на экскурсию толпились дамы и господа почтенного возраста и мамаши с колясками. Тут же выдавались анкеты желающим занять одно из 640 рабочих мест. Нам показали зал свиданий, столовую, библиотеку (можно окончить школу “без отрыва” от основного занятия), спортзал и, конечно, камеры, где спальные места расположены одно над другим, как в купе мягкого вагона. Открытые туалеты исполнены из полированного металла, в углу помещения устроен душ, а примыкающая зарешеченная лоджия позволяет подышать свежим воздухом. И хотя тюрьмы не отличались архитектурными достоинствами, они в числе других представлены на страницах профессионального журнала “Architectural record” фасадами, планами, разрезами — и никаких секретов.

А российский журнал “Архитектурный вестник” представляет на своих страницах новое правительственное здание, построенное по проекту Михаила Хазанова. Расположенное на берегу Москва-реки, сверкающее стеклом фасадов, отмеченное издали просматриваемой круглой башней с венчающим ее перевернутым усеченным конусом и содержащее в себе атриум высотой 54 метра, оно предназначено высшей областной элите. Я согласен с рецензентом в оценке этого сооружения, которое он считает объектом нового поколения, способным стать “маяком” для подобных зданий других регионов, которые в свою очередь пожелают возвести такие атриумы и, быть может, даже повыше него. И все же, все же, все же... Я думаю, нетрудно понять причину, по которой губернатор столичной области Борис Громов — как пишет рецензент — “несколько раз пытался избавиться от атриума” (буквально “оторвать его”). Ведь кому, как не губернатору, известны все боли подопечной территории. Власть знает, сколько здесь недостает детских садов, сколько школ не имеют спортзалов и бассейнов, как теснятся граждане в коридорах пенсионных учреждений и нотариальных контор и так далее, и так далее. Есть в этом средоточии бюрократии вызывающее противопоставление всему остальному градостроительному содержанию Подмосковья. И наверное, неспроста мэр Москвы винит руководство области в небрежении транспортными проблемами и строительством дорог.

Я полагаю, что у губернатора не случайно возникла некая тревога по поводу высоты атриума. Не областной это замах — федеральный. А почему он все-таки согласился с ним, тоже вполне понятно. Разве устоишь перед таким мощным зрелищем? Оно сногсшибательно. Возможно, даже в большей мере, чем атриумы американского архитектора Джона Портмана, которые я видел в Сан-Франциско и Атланте. Он первым в середине 1960-х стал строить в своих отелях пространства многоэтажной высоты.

Я отдаю должное подвигу авторов, представляю себе, каких усилий стоила реализация столь дерзкого замысла, и вместе с тем понимаю, какое огорчение причиняют им ковровые дорожки и прочие атрибуты, сопутствующие областному чиновничеству. Но разве они не знали, кому предназначено их творение? Верю — со временем оно послужит воспитанию вкуса в среде функционеров региональной власти, однако боюсь, что в ближайшем будущем высота атриума поспособствует формированию завышенной ее самооценки и, как следствие, росту “тарифов” за оказываемые услуги. Я хочу сказать, что не сочувствую социальной составляющей данной созидательной акции, лицезреть которую позволено далеко не каждому. О том же свидетельствует в одной из своих публикаций Григорий Ревзин: “Дом Правительства вы никак не посмотрите — там охраняемый периметровый километр, и никого не подпускают <...>. Генерал Громов по роду предшествующей деятельности перепутал Дом Правительства с военным лагерем”.