попелище на піврукава.

Буде всміхатися легко,

буде в острах вертатися, як у дівоцтво,

всіх — малих і старих — поіменно скликати,

          а світло в камені

          засвітить для того,

кого не назвала... хто — єдиний — прийде.

*

Свет в камне

Как будто вчера колодец

засыпало листвою по самый сруб —

а уж двери в белое не отворить:

          камень кто-то

          подкатил под порог?

Шелест, шаги… — чердаком блуждает?

Иголка, пропавшая летом в сене,

нашлась: вонзилась в ладонь.

Послышалось, верно:

нет никого… Для кого в этот день

все, что под листвой и под снегом, вспоминать,

          пшеницу тереть,

          орехи лущить,

праздничную рубаху искать в сундуке?

Что там горело, мак ли, калина? —

пепелище на полрукава.

Будет невесомо улыбаться,

в страх возвращаться, как в девичество,

всех — от мала до велика — созывать поименно,

          а свет в камне

          для того засветит,

кого не назвала… кто — единственный — придет.

На Щекавице [1]

Тут, на Щекавице, кровь свою слышу студеную.

Вижу: раздвигает кусты перепутанных жил на деснице.

Знаю: вспыхивает холодом, как топор у костра…

Считаю зарубки на взгляде своем ветвистом:

первая — от сабли, последняя — от уст любимых.

Кудлатый вечер выкорчевывает из горла слово,

что корнями в каменную землю вцепилось.

В проломе памяти чертов омут бесится!..

Вверху наливается теменью птица, внизу

кружится благовест, как листопад

                              в узком горле звонницы.

Напротив, на Хоревице, острая трава дымится:

пряди красные с черным — будто вышивка…

Десницу студеную влагаю в белый рукав дымов,

горячую левую к любимым устам прилагаю,

пусть не почувствуют на моем лице забрала.

Сдерживаю крик в смятенной груди:

взгляд на ветру гудит, падает птица,

в водовороте пена, словно на храпе коня…

Не приходи со мною сюда! — ведь тут,

на Щекавице, кровь свою слышу студеную.

*     *

 *

Эти дни

          летучим пеплом

                    сгинули

на днепровских склонах…

а порой

          повечерья

кто-то — снег ли, Киев ли —

отыскал под легкою золой

дня лоскут…

Когда они горели —

          пренебрег ты ими,

                    а теперь

так лелеешь, словно той неделей

сможешь залатать века потерь.

Фрагменты киевского снегопада

                              …внезапный

обвал зимы — такой слепящий, что

соборы замерли и стали золотым

фундаментом высокой и плывучей

архитектуры снегопада; то же,

что прежде временем звалось, напрасно

искало берегов, путей движенья

в той белой тьме.

                              …в той белой тьме хотел

я добрым псом быть или беспричинным

ребячьим смехом.

                              …то, что называлось

когда-то временем, искало берегов

напрасно; над Днепром мое лицо

взошло, и в свете, словно в клетке, очи

как ястребы носились, вырывались

вослед орде из-под бровей, в снега

когтистым перебитым взглядом.

                              …думал

окном, скорее — шторой у окна

побыть, баюкать теплые две тени —

мужчину с женщиной, ведущих разговор

о снегопаде.

                                        …плыл в той белой тьме

свечою, задыхался черным ртом

пещеры, стлался, словно жадный мох

уступами стены, метался в медной

деснице летописца, падал на

пергамент навзничь, будто это слово

потятое.

                                        …в высокой и плывучей

архитектуре снегопада голос

качнулся колокольней.

                                        …бысть печаль

и снегопад, неопалимых птиц

светлейший паче!..

Бельченко Наталья Юльевна родилась в 1973 году в Киеве. Окончила филологический факультет Киевского национального университета им. Тараса Шевченко. Лауреат премии имени Николая Ушакова (Национального союза писателей Украины). Автор пяти стихотворных книг; к двум последним — “Зверек в ландшафте” (Киев, 2006) и “Ответные губы” (Москва, 2008) — авторами предисловий были Иван Жданов и Данила Давыдов. Стихи переводились на европейские языки, входили в антологии. Живет в Киеве. В “Новом мире” печатается впервые.

Новиков Феликс Аронович — архитектор, доктор архитектуры. Родился в 1927 году. В 1950 году окончил Московский архитектурный институт (МАРХИ). Автор московского Дворца пионеров, станции метро “Краснопресненская”, архитектурных комплексов г. Зеленограда, посольства СССР в Мавритании; народный архитектор СССР, лауреат ряда государственных премий. С 1993 года живет в США. В “Новом мире” публикуется с 60-х годов.

Всякому обществу, где не существует среднего класса, следовало бы запретить роскошь, ибо единственное, что оправдывает и извиняет благополучие высшего сословия, — это выгода, которую в странах, устроенных разумным образом, извлекают из тщеславия богачей труженики третьего сословия.

Астольф де Кюстин

Наше время анормально, смятение в душе и сердце родины слишком велико, устремление <...> к материальным благам слишком поспешно и слишком отвратительно, чтобы общество не взлетело в воздух. И когда все взорвется, то это будет уже не 93-й год! Тогда, быть может, погибнет все!

Дневники братьев Гонкур. 18 января 1857 г.

Я впервые оказался в Нью-Йорке в январе 90-го года, прибыв сюда в качестве одного из четырех советских членов жюри, отбиравшего материалы для первой и пока единственной совместной выставки, называвшейся “Социально ответственная среда: СССР — США, 1980 — 1990”. Нам предстояло отобрать тридцать из ста проектов и построек, предлагавшихся американской стороной для этой экспозиции. Спустя некоторое время мы занимались тем же делом в Москве, где приехавшие с ответным визитом четверо заокеанских коллег вместе с нами выбрали тридцать достойных экспонатов из советской сотни. Открытие выставок в Нью-Йорке и в Москве состоялось в один и тот же день. Сохранившийся у меня двуязычный каталог той экспозиции свидетельствует о некотором различии в понимании ее девиза. Оно и при отборе работ было заметно. Во-первых, наша сторона нарушила временны2е границы экспонируемого материала, обозначенные в том названии. Мы оправдывали это тем, что коллеги в США ничего не знают о советской архитектуре и некоторый возврат в 70-е годы расширит ее представительность.