Светлана берет один из журналов. Название — «Голос киллера». Там фотографии пистолетов, ножей, взрывных устройств. Трупы во всех ракурсах. Статьи: «Качество гарантируем», «Ваши проблемы — наше решение».
А Лиля и Гена делают свое дело.
В это время звонит телефон. Лиля берет трубку.
— Какие претензии? — возмущается она. — О, о, фак ми. Это не вам. Я говорю: какие претензии: вы сами дали информацию — и номер поезда, и вагон, и место… А кто виноват, что ваш муж местами поменялся? Ну и что, что женщина? Наши сотрудники очень дисциплинированные, какое место указали, на таком он и убил. Да жалуйтесь куда хотите!
Она бросает трубку.
— Ну, и чего ты хотела? — спрашивает Гена, застегиваясь.
— Да вот женщина просит — срочный заказ, — отвечает Лиля, одеваясь.
— Кого? — спрашивает Гена у Светланы.
— Мужа. То есть не мужа, другие хотят убить мужа, а я хочу, чтобы вы убили тех, кто его хочет убить… — Светлана выговаривает это слово — «убить» — с запинкой, стесняясь. — Быстров — может, слышали?
— Слышал. Его Валере Свистунову поручили.
— А ты его знаешь? — удивляется Лиля.
— Да буквально позавчера на дне рождения у одного банкира были. В виде вип-охраны. А до этого в Чечне пересекались. Значит — его?
— Да, — отвечает Светлана.
— Ладно, попробуем. Будет стоить, конечно.
— Я готова.
Гена плотоядно осматривает Светлану. Она понимает его взгляд и испуганно говорит:
— Нет!
— Нет? — удивляется Гена.
— Если только без этого никак нельзя.
— Да ладно, — добродушно говорит Гена. — Это я проверил, на что вы готовы. А когда?
— Я узнаю. Пока известно только, что во вторник.
Добился-таки Быстров суда.
Ну, сейчас посмотрим, что из этого выйдет.
Судья, холеный мужчина с кинематографической внешностью (если не учитывать, что в нынешнем кино слишком много уродышей), тихо и мирно сидит за столом с множеством ящичков-ячеек (такие бывают в почтовых вагонах, где сортируются письма). Он считает деньги в толстой пачке и раскладывает по ячейкам с надписями: «Прокурор», «Адвокат», «Следователь», «Присяжные», «Свидетели» и т. п.
Выступает представитель защиты, мужчина осанистый, агрессивный, самоуверенный, пылающий справедливым гневом.
— Уважаемый суд, уважаемые господа присяжные. Как видите, на месте обвиняемого никого нет, — он указывает на пустующую скамью подсудимых, — поскольку господин Быстров выдвинул иск против государства, а оно, как сами понимаете, неизвестно кто и неизвестно что в личностном смысле, то есть — пустое место. Я могу сказать одно: все обвинения господина Быстрова есть ложь уже потому, что это и так каждому понятно. Человек, не понимающий, что государство желает только блага своим гражданам и вправе убрать с дороги каждого, кто мешает этому благу, не заслуживает доверия. Поэтому я прошу господ присяжных рассмотреть этот вопрос объективно и признать, что обвинения господина Быстрова беспочвенны, абсурдны и граждански аморальны. Я закончил, ваша честь.
— Спасибо, — благодарит судья. — Слово предоставляется представителю обвинения.
Обвинитель, бойкий седовласый мужчина с иронической усмешкой и с интонацией человека, который прав, когда все остальные не правы, говорит:
— Прошу вызвать свидетеля обвинения Быстрова Владимира Михайловича.
На трибуне — Быстров-младший.
— Я хочу сказать, — говорит он, — что русская интеллигенция всегда выбирала путь сопротивления любой власти, не допуская и мысли, что она, то есть власть, может быть иногда права в своих действиях. Но с такой же вероятностью мы можем допустить также и мысль, что власть может быть не права.
— Извините, — прерывает обвинитель. — Ответьте на конкретный вопрос: вам известно, что вашего брата хотят убить?
— В какой-то мере. Я слышал об этом по телевизору. Правда, я, как истинный русский интеллигент, не верю телевизору. И газетам.
— Так вам известно или нет? — настаивает обвинитель.
— Ваша честь, я протестую! — вскакивает защитник. — Это давление на свидетеля!
— Протест принимается, — кивает судья. — Прошу задать вопрос в более корректной форме.
— Вам известно… — заново начинает обвинитель.
— Протестую, ваша честь, это подсказка! — кричит обвинитель. — Представитель обвинения подсказывает, что свидетелю что-то известно, хотя свидетель только что сказал, что ему ничего толком не известно.
— Я только… — вмешивается Быстров-младший.
— Не перебивайте! — рявкает судья. — Иначе я вынужден буду удалить вас из зала. Отвечайте на поставленные вопросы. Обвинитель, вы когда-нибудь сформулируете нормально вопрос?
Обвинитель слегка растерян, но бодрится.
— Скажите, свидетель…
— Протестую, ваша честь! — вскакивает обвинитель. — Это опять подсказка! Он говорит ему «скажите», хотя только что мы убедились, что свидетелю нечего сказать!
— Протест принимается, — говорит судья. — Свидетель, вы можете остаться в зале или подождать в коридоре. У обвинения есть еще свидетели?
— Да, ваша честь. Я прошу вызвать жену моего клиента Светлану Петровну Быстрову.
Светлана на трибуне.
— Ваша честь, я подтверждаю, что моего мужа собираются убить.
— Протестую, ваша честь! — кричит защитник. — Показания не по существу дела!
— Протест принимается, — кивает судья и разъясняет Светлане: — Иск вашего мужа сформулирован следующим образом: такие-то и такие-то представители государства хотят его убить. Хотят, а не собираются. Собираются или нет — другой вопрос. В заявлении указано — хотят. Улавливаете разницу? И наша задача — выяснить, хотят или не хотят. А собираются или нет, это предметом сегодняшнего разбирательства не является.
— Они хотят! А этого делать нельзя! Потому что он хороший, добрый, умный человек!
— Свидетельница! — прерывает судья. — Я вынужден вас удалить за оскорбление суда и явную дачу ложных показаний!
— Но чем… Как? — растеряна Светлана.
— Сказав, что ваш муж хороший, добрый человек, вы намекнули, что присутствующие, и в том числе я, нехорошие и недобрые люди. Это оскорбление. При этом ваш муж не может быть умным, потому что умный человек никогда не подаст в суд на государственные органы. То есть это явная ложь с вашей стороны. Прошу вас покинуть зал заседаний!
Светлана, плача, идет к двери. Судья смотрит на ее фигуру:
— Секундочку!
Она останавливается с надеждой.
— А вы что вечером делаете?
— Я?.. Не знаю… Я…
— Телефончик в приемной оставьте, я позвоню.
Светлана, вконец растерявшаяся, выходит.
— Ну что ж… — говорит судья.
И тут звонит телефон, он берет трубку. Слушает. В зале переговариваются.
— Тихо! — кричит судья. И в трубку: — Да. Конечно. Конечно. Без вопросов. Спасибо.
Кладет трубку.
И:
— Мое решение таково: обвиняемый, несомненно, виновен. Я вас имею в виду, — указывает он на Быстрова.
— Я истец!
— Мне лучше знать, кто вы. Вы обвиняетесь в клевете, подрыве государственного строя и организации заговора.
— Какая же клевета? Меня убить хотят!
— Никто вас убить не хочет — и мы этот вопрос уже прояснили! Собираются — да. В силу необходимости. Но это не значит, что хотят! Они не хотят, они вынуждены. А вы обвиняете, что хотят! Это клевета.
И я вынужден вынести приговор…
