Зато против “действительных, капитальных благодеяний принимаются меры”. Так и не дали, например, богатому выходцу из здешних мест подарить монастырю пароход для перевозки по озеру богомольцев. Не согласились с предложением того же купца провести пополам с городом железную дорогу: “Не беспокойтесь, мы сами проведем всю”. Не дождавшись дороги, земляк плюнул и уехал… Другого опасного конкурента устранили методом “уездной дипломатии” — просто позволили ему наряду с благодеяниями учинять дикие загулы, пока не прогорит…

“Письма об Осташкове” прочитала вся грамотная Россия, кроме… самого грамотного ее города, с горечью констатировал их автор. Майская книжка “Современника” за 1862 год в Осташкове была запрещена, городские власти учинили “строжайшее исследование об открытии злонамеренных лиц, способствовавших моим разысканиям <…>”. Заподозренных в сношении с писателем Василием Слепцовым городское общество собиралось “удалить с очернением”.

В редакции «Нового мира» всю стену коридора занимают большие фотопортреты его редакторов. Среди них — Вячеслав Павлович Полонский (псевдоним; настоящая фамилия — Гусин [23.6 (5.7).1886, Петербург — 24.2.1932, Москва], критик, журналист, историк. С 1905 года участвовал в революционном движении (примыкал тогда к меньшевикам). С 1907-го учился в психоневрологическом институте, откуда был исключен за участие в студенческой забастовке. В большевистскую партию вступил в 1919 году. Во время Гражданской войны (в 1918 — 1920 годах) руководил Литературно-издательским отделом Политуправления Красной Армии, откуда пошло его личное знакомство с Троцким. Впоследствии, в 1927 году, это откликнулось его исключением из партии, правда временным, — спустя несколько месяцев он был восстановлен.

Полонский редактировал «Новый мир» в 1926 — 1931 годах, добившись наибольшего тиража среди всех литературных журналов СССР. При нем была напечатана «Повесть непогашенной луны» Бориса Пильняка, ставшая причиной изъятия тиража журнала и перепечатки неразошедшейся части «Нового мира» с заменой «Повести…» сочинением А. Сытина «Стада Аллаха» о борьбе с басмачеством. Кроме того, Полонский с 1921 по 1929 год редактировал журнал «Печать и революция» — созданное им превосходное литературно-критическое издание, был организатором и председателем Дома печати (1919 — 1923), в 1925 году — ректором Литературно-художественного института им. В. Я. Брюсова, в 1926 — 1932 годах — редактором отдела литературы, искусства и языка 1-го издания БСЭ, а в дополнение ко всему с 1929 года по конец жизни — директором Музея изящных искусств (ныне Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). Личность столь многосторонняя, он вдобавок как историк занимался изучением анархизма, в основ­ном фигурой Бакунина. Опубликовал его краткую биографию (1920, 3-е из­д. 1926), исследование «М. А. Бакунин. Жизнь, деятельность, мышление» (1922), о котором К. И. Чуковский писал автору: «Ваша книга о Бакунине — чудесная, талантливая, изящная и местами мудрая книга… Вы каждую минуту ясно видите своего героя, с ног до головы художественно ощущаете его, и оттого те главы, где он появляется персонально, — великолепны. <…> Вы страшно трезвы: видите сразу и величие Бакунина, и его мелкость…» (цит. по кн.: Полонский Вяч. На литературные темы. Избранные статьи. М., 1968, стр. 13).

В 1926 году Полонский выпустил книгу «Спор о Бакунине и Достоев­ском», где полемизировал с Л. Гроссманом, который доказывал, что в романе «Бесы» прототипом Ставрогина был именно Бакунин. Три тома «Материалов для биографии Бакунина» стали причиной скандальной полемики с Д. Б. Рязановым и Ю. М. Стекловым. Последние желали как бы «приватизировать» тему и признать работу Полонского «ненужной». В «открытых письмах», изданных отдельными брошюрами, авторы обменивались оскорблениями вроде «Дон Базилио Полонский», «литературный скунс», «суворинские молодцы» и т. п. Материалы специально созданной для разбора конфликта комиссии хранятся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ, ф. 384, карт. 7, д. 11). Так, Рязанов писал: «Главный редактор „Печати и революции”, полуредактор „Нового мира”, полуредактор „Красной нивы” < так! >, — он ходит, грудью вперед, нос вздернув — дозором в садах советской словесности и наводит порядок. Опечатка в литературе, описка в науке, обмолвка в искусстве, — наш Дон Базилио усердно собирает в свой блокнот опечатки, описки, обмолвки, ошибки пера, чтобы поставить их кому-нибудь в строку и увеличить таким образом число „впрыскиваемых” им строк» (там же, л. 80).

Приватные отзывы знавших Полонского подчас не слишком идеализируют эту яркую и реально много сделавшую для нашей литературы личность. Корней Чуковский писал о нем 2 марта 1932 года: «Умер Полонский. Я знал его близко. Сегодня его сожгут — носатого, длинноволосого, коренастого, краснолицего, пылкого. У него не было высшего чутья литературы; как критик он был элементарен, теоретик он тоже был домотканый, самоделковый, стихов не понимал и как будто не любил, но журнальное дело было его стихией, он плавал в чужих рукописях, как в море. Впрочем, его пафос, пафос журналостроительства, был мне чужд, и я никогда не мог понять, из-за чего он бьется. Жалко его жену Киру Александровну. Помню, во время полемики с тупоумцем Рязановым он часто приходил ко мне в гостиницу и читал статьи, направленные им против этого — в ту пору влиятельного человека. Статьи были плоховаты, но смелы» (Чуковский К. Дневник 1922 — st1:metricconverter productid="1935. М" w:st="on" 1935. М /st1:metricconverter ., 1994, стр. 50).

Анархист А. Боровой, отбывавший в то время ссылку, в своем дневнике отозвался на смерть Полонского так (запись от 3 марта 1932 года): «Длинноносый, тонконогий, самолюбивый, не в меру самоуверенный, любой ценой желающий играть роль, сильный перед слабыми, слабый перед сильными. Мелкое упрямое самолюбьишко так и било из него. Таково было первое впечатление. И все последующие встречи укрепили его. Все его историко-политические работы недурно и литературно сделаны („Бакунин”, сборники материалов), но все они густо рекламны. И не во всем ему можно доверять (пользование „первоисточниками” из третьих рук и т. п.). Бакунинская „Исповедь” стала для него бенефисной истерией. Он кликушествовал на подмостках, в печати, сплетал гнусности с восторженными оговорками. В полемике со Стекловым он был не прав во всем, или почти во всем. Его полемика с Гроссманом (Бакунин — Ставрогин) была очень любопытна, потому что в ней столкнулись два махровых гешефтмахера от литературы. Гроссман, впрочем, еще более легкомысленный и крикливый. Полонскому было нетрудно побивать его дешевые сенсации. <…> Позже Полонский усиленно ёрзал, но его травили. И травили тем больше, чем больше он ёрзал. Напрасно он объ­единял, растолковывал, расшифровывал, увязывал, вилял… Его травили. И затравленным он умер» (РГАЛИ, ф. 1023, оп. 1, д. st1:metricconverter productid="17, л" w:st="on" 17, л /st1:metricconverter . 3 об. — 4 об.).

Вячеслав Полонский ушел из жизни до начала «большого террора», при котором погибло большинство упомянутых в его дневнике литераторов. Но доброго он успел сделать немало. Например, добился через сохранявшего еще власть и авторитет Троцкого пенсии бедствовавшему Федору Сологубу:

«Письмо председателя Высшего военного редакционного совета

В. П. Полонского председателю РВС СССР Л. Д. Троцкому

10 июня st1:metricconverter productid="1924 г" w:st="on" 1924 г /st1:metricconverter .

Лев Давыдович!

Мне сообщили, что Федор Сологуб в настоящее время крайне бедствует. Он очень стар. Средства, какие у него были, им прожиты, существовать же на литературный заработок он, разумеется, не может. Я не большой поклонник всех произведений Сологуба, но им написан „Мелкий бес”, произведение, по-моему, замечательное, которое останется надолго в литературе и которое с большой пользой и с большим наслаждением будет читать и наш молодой читатель. Если бы кроме этого произведения Сологуб не написал ничего больше (а у него есть несколько прекрасных стихотворений, собранных в книжке „Соборный благовест”), то этого одного романа, ярко отразившего быт русского провинциального дореволюционного мещанства, было бы достаточно, чтобы избавить его от ужаса и позора голодной нищеты.