50Сосновский Лев Семенович (1886 — 1937; расстрелян) — политический деятель, журналист, изобретатель термина «есенинщина». В 1927 году исключен из партии как троцкист и сослан, отошел от троцкизма и добился восстановления в партии в 1935 году, но год спустя был снова исключен, а затем и арестован.
51Дополнительных сведений об Иванкине разыскать не удалось.
52Смирнов Николай Иванович (1893 — 1937; расстрелян) — партийный работник, руководил ОГИЗом, затем работал недолго в издательстве «Молодая гвардия», потом в Детиздате. О его психических странностях писал в цитированном выше дневнике К. И. Чуковский (стр. 86 — 90).
53Менжинский Вацлав Рудольфович (1874 — 1934) — с 1926 года председатель ОГПУ.
54 Подробное изложение этой истории см. в статье В. Виноградова в «Независимой газете» (1994, 29 апреля, № 81): «Н. Н. Горбачев привлекался к уголовной ответственности за то, что написал и распространил стихотворение „Послание евангелисту Демьяну”. Боясь ответственности, скрыл свое имя, выдав стихотворение за есенинское». Ныне покойный литературовед М. Д. Эльзон, приобретший в букинистическом магазине один из многочисленных списков «Послания…», в последние годы жизни пытался не только доказывать его принадлежность перу Есенина, но даже настаивать, что это автограф, несмотря на абсолютную несхожесть ни почерка, ни подписи (см.: «Нева», 1999, № 10). О поводе к памфлету Горбачева, то есть об «анти-Новом Завете» Д. Бедного и о конфликте «без лести преданного» стихотворца со Сталиным, подробно рассказано в статье: Кондаков И. «Басня, так сказать», или «Смерть автора» в литературе сталинской эпохи. — «Вопросы литературы», 2006, № 1.
55 Дивильковский Анатолий Авдеевич (1873 — 1932) — литературный критик.
56 Малкин Борис Федорович (1892 — 1938; расстрелян) — в начале 20-х годов заведующий Центропечати (о том, как с его помощью издавали свои книги Есенин и имажинисты, см. у А. Б. Мариенгофа: «Мой век, мои друзья и подруги. Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова». М., 1990, стр. 312). Позднее Малкин возглавлял киностудию «Межрабпом-Русь» и Изогиз.
57 Статья Полонского «Леф или блеф?» появилась в начале 1927 года в «Известиях», а после того, как в «Новом Лефе» в ответ был напечатан «Протокол о Полонском», в № 5 «Нового мира» за этот же год Полонский опубликовал фельетон «Блеф продолжается».
58 ПетровскийДмитрий Васильевич (1892 — 1955) — поэт и прозаик; примыкал к «Лефу» и к «Перевалу».
(Продолжение следует.)
Правда, увиденная своими глазами
Беляков Сергей Станиславович — литературный критик, историк литературы; заместитель главного редактора журнала “Урал” и его регулярный автор. Постоянный автор “Нового мира”.
"И я всмотрелся в них, и оказалось, что это маги, а царь их города — гуль, и всех, кто приходит к ним в город, кого они видят и встречают в долине или на дороге, они приводят к своему царю, кормят этим кушаньем и мажут этим маслом, и брюхо у них расширяется, чтобы они могли есть много. И они лишаются ума, и разум их слепнет, и становятся они подобно слабоумным, а маги заставляют их есть еще больше этого кушанья и масла, чтобы они разжирели и потолстели, а потом их режут и кормят ими царя; что же касается приближенных царя, то они едят человеческое мясо, не жаря его и не варя” (“Тысяча и одна ночь. Рассказ о четвертом путешествии Синдбада-морехода”).
Может быть, этот рассказ и не покажется таким уж фантастичным постоянным зрителям “Чрезвычайного происшествия”, “Криминальной хроники”, “Территории призраков”: туристы, попавшие в экстремальную ситуацию, расчлененка и т. д. А всего тысячу лет назад такие рассказы и вовсе воспринимались как быль. Рассказы купцов и путешественников долгое время были единственным источником сведений о далеких странах. Их передавали из уст в уста, досочиняли, дополняли бродячими литературными сюжетами. Когда рассказ наконец заносился на пергамент, папирус или иной доступный носитель информации, он уже приобретал весьма диковинный вид. Более того, сам первоисточник должен был, по-видимому, содержать искаженные сведения. Внимательный (а чаще — мимолетный) взгляд путешественника не столько отражал, сколько искажал реальность далекой и чужой страны. Но что требовать с путешественника, когда даже аборигены столь различны во взглядах на свою страну. Представьте, что группа современных российских писателей попала в какой-нибудь отдаленный уголок ойкумены, к горцам Гиндукуша или Куньлуня. И вот писатели, воспользовавшись услугами переводчика, пытаются рассказать о России. Как вы думаете, что из этого получится? Не сочинят ли эти горцы, со временем, собственные сказки о России — стране каннибалов или лотофагов?
1. Ахроматические очки
Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая — “страдания народа”
И что поэзия забыть ее должна,
Не верьте, юноши! не стареет она.
О, если бы ее могли состарить годы!
Н. А. Некрасов.
“Погружение в Бездну” — так в начале девяностых назвал свою книгу известный историк, один из крупнейших специалистов по Киевской Руси Игорь Фроянов, временно сменивший научные штудии на публицистику. Какая там наука, когда рушится мир. Точно так же поступили и писатели-почвенники, отказавшись от изящной словесности ради актуальной, но недолговечной газетчины. Какая там изящная словесность, если на дворе светопреставление!
Прошло много лет, Ельцина сменил Путин, либералы заговорили о “либеральной империи”, демократию решили сделать “суверенной”. Тоскливая безнадежность и отчаяние начала девяностых ушли. Современная Россия из царства Сатаны превратилась в жестокий, несправедливый, но вовсе не инфернальный мир. Характерная для почвенников еще со времен распутинского “Пожара” апокалипсичность как будто истаяла. Но годы борьбы непоправимо изменили зрение писателя. Яркий, многоцветный мир стал для него черно-белым. Есть такая болезнь — ахроматопсия (цветовая слепота), полная или частичная потеря способности различать цвета. При этой болезни мир представляется словно на экране черно-белого телевизора.
“Антинародный режим” ушел в прошлое, но враг не исчез из этого мира, а просто сменил облик. Казалось бы, общество потребления — не такой уж страшный, вполне посильный противник, но ведь не море топит, а лужа, сами же почвенники за полтора десятка лет устали от борьбы, былое красноречие митинга сменилось ворчанием: “На одном щите располагалась реклама итальянских диванов: пышных, кожаных, розовых и красных, с фасонной простежкой и со множеством одутловатых подушек, подушечек, валиков и вставок. Должно быть, эти диваны из райской нереальности безропотно принимали в вольготные объятия изящно наряженные человеческие телеса и с мягким вздохом незаметно погребали их в своих бездонных объемах. Один такой диван — что целое болото: упадешь и не выплывешь”1.
Россия тонет в торгашестве и мещанстве. Серьезные, работящие мужики и бабы, бросив заводы (а еще раньше — благородный крестьянский труд), подались в торговлю, а почвенники ее и за труд-то не считают — “одно только дуроломство”. Работа — не только способ заработать денег на жизнь, но и, прежде всего, образ жизни, важнейший элемент бытия. Современные почвенники унаследовали крестьянское презрение к непроизводительному труду, к “легким деньгам” и тем более к наживе, оттого образ даже русского олигарха оказывается неизбежно ущербным (см., например: Сергей Пылев. Новый Лаокоон. — “Москва”, 2007, № 1). Валентин Распутин к торговцам прямо враждебен, хотя в нынешней России уже и сама природа перешла на сторону неприятеля: “Человек в городе устремился за прилавок — и воробей тут, начирикивает: торгуй, торгуй! А ведь было время — подбадривал: паши, паши!”2