Полчаса спустя ему это с трудом, но удалось, он упал на землю, довольный собой донельзя. Я усмехнулся, хорошо представляя себе, как он устал раздувать огонь, даже не хочется его трогать, но все только начинается. Теперь нам предстоит узнать, достоин ли он такой чести. Мы с ним нашли подходящий пень неподалеку, вытащили его на поляну, и Димка начал стаскивать с себя одежду. В это же время я кинжалом очерчивал вокруг колоды, на которой ему предстоит сидеть. Он взобрался на нее, сел на колени и весь буквально съежился, прекрасно зная, что последует дальше. Яга специально очень подробно описывала эту часть обряда, чтобы он, не дай бог, не сбежал, когда я достану из сумки топор. Я подошел к нему сзади, трижды взмахнул им у него над головой, так, чтобы лезвие слегка касалось его волос. Затем бросил топор себе за спину и обернулся, с затаенной надеждой что, лезвие будет указывать куда угодно, только не на нас. И все три раза лезвие падало в нашу сторону. Я сквозь зубы выругался, подхватил с земли флягу с родниковой водой и полил его ею. По телу Димки пробежала дрожь, он весь передернулся, но промолчал. Мы не на территории замка, температура ниже пяти градусов мороза. Или просто не смог расцепить зубы?! Не важно, у нас обряд в самом разгаре, нельзя отвлекаться. Я подхватил факел, над которым Димка так трудился, обнес его им по направлению движения солнца, обсыпал зерном, который для этого случая приготовил Кузьма, и, искренне радуясь тому, что все это никто не видит, вскинул правую руку к небу:

- Го-ой! Го-ой! Го-ой! - протяжно взвыл я, заставив его вздрогнуть.

Наконец, Димка смог встать с колен, я выложил круг сухостоем и поджег его. А пока огонь разгорался, я вылил на него остатки родниковой воды, восклицая при этом:

- Яко тоя вода чиста, тако будет чисто лице; яко тоя вода чиста, тако будут чисты мысли; яко тоя вода чиста, тако будет чисто имя! - и так три раза, да еще ни в одном ударении не ошибись, и с ритма не сбейся. Тьфу!

Однако, дальше все пошло не по плану, совсем не по плану. Димка закатил глаза и, как какая-нибудь кисейная барышня, свалился в обморок. Костер ярко вспыхнул, едва не опалив мне руки. Я отшатнулся, огонь охватил тело моего несостоявшегося крестника и взметнулся к небу, а я словно прирос ногами к земле, не в силах пошевелиться.

Я боялась. Мне хотелось кричать о том, что я не хочу знать, что я хочу просто жить, но, видимо, настой, которым угостила меня бабушка ("Для успокоения нервов"), обладал наркотическим свойством. Я видела все словно во сне, и так же как и во сне не могла ни пошевелиться без ее разрешения, ни издать ни звука. Сестры, весело смеясь, обряжали меня, крутя перед зеркалом, как куклу. Они помогли мне натянуть на голое тело нечто белое, больше напоминающее ночную рубашку, чем платье, заплели волосы в косы и надели сверху венок, который я собственноручно сплела сегодня утром. Потом напоили меня водой и, подхватив с двух сторон под руки, повели по коридорам к купальне, где уже собрались все представительницы нашего рода.

Дом у нас просторный, светлый и красивый, с длиной историей, он не раз перестраивался, не раз бывал разрушен чуть не до основания, его даже перетаскивали с одного места на другое, но это все тот же дом, где когда-то жила основательница нашего рода. Валькирии пришли на Русь вместе с варягами, изначально они забирали только их, но шло время, поверили в них и русичи, и валькирии стали привечать и павших воинов новых земель. Врата Вальгалы открыты для всех, кто пал в бою, главное найти к ним дорогу, то есть поверить в тех, кто ежедневно провожает к ним сотни мужчин. Не знаю уж как, история об этом умалчивает, но встретились однажды русский купец и валькирия Вигдис, встретились и влюбились друг в друга. Вигдис нарушила все законы валькирий, спася возлюбленного от практически неминуемой смерти, за что и была изгнана из Вальгалы. Пятнадцать лет спустя, когда купец очередной раз уехал на очередную ярмарку, Вигдис осталась дома, она была на сносях и боялась, что не выдержит тяжелой дороги. Пока муж отсутствовал, она родила сына, наследника, о котором он так мечтал, но ребенок родился мертвым. Спустя три дня после похорон на деревню напали печенеги, и Вигдис встала на защиту своего дома и своих дочерей. Понимая, что будучи человеком, она не сможет справиться и с одним мужчиной, она призвала свое копье, вернула себе бессмертие, зная, что больше не увидит своего мужа. Но оно защищало лишь ее, кочевники убили ее старшую дочь Фрею. С мертвым телом на руках она пришла к Одину и попросила сделать ее дочь валькирией, дать ей вторую жизнь. Один сжалился над горем матери и вернул Фрею к жизни, а самой Вигдис разрешил вернуться к выполнению своих обязанностей, чему та была несказанно рада. Однако, когда ее муж умер, она окончательно отказалась от бессмертия и ушла с ним, наказав дочери следить за семьей. По крайней мере, так написано в наших хрониках.

Время шло, мир менялся, и когда боги решили оставить людей наедине с собой, ушли и валькирии, осталась только Фрея и остальные представительницы нашей семьи. Ряды их пополняются постоянно, они все смотрят за тем, чтобы с сестрами не случилось чего плохого. Мне в свое время очень хотелось спросить у каждой из них, а не завидуют ли они своим младшим сестренкам, которые живут до старости, воспитывают их детей, любят и умирают, но я знаю, что никогда не решусь сделать это. Ведь мой вопрос для них наверняка, что соль на открытую рану.

Мои кузины исчезли, уступив место двум валькириям, которые распахнули передо мной двери в купальню. Темнота на мгновения ослепила меня, я зажмурилась, и тут же почувствовала, как чьи-то руки ласково обхватили мои плечи и потянули в сторону бассейна. Я открыла глаза, пытаясь разглядеть лица тех, кто давно уже умер. Ведь их портретов нет даже в картиной галереи, всем изначально было известно, что они не принадлежат нашему миру, так зачем напоминать себе о том, кого скоро не станет?! Так говорит моя бабушка, и никто с ней не спорит. Мне помогли спуститься в воду, меня крепко держали за руки, на случай если я испугаюсь и попробую вырваться. А мне наоборот хотелось, чтобы все это поскорее закончилось, мелькнула даже шальная мысль - утонуть, прекратить все раз и навсегда! Но я знала, что это бессмысленно, они не позволят этого сделать, поэтому бесстрашно позволила утянуть себя под воду. Оттуда, со дна бассейна, я видела, как зажигаются потихоньку свечи, освещая лица валькирий. Они все разные, нет в них не одной похожей черты, все бесчувственные, холодные, как вода, что меня окружает. Только в глазах Фреи светится любопытство, вот она, единственная, кто сидит. Она пристально смотрит мне в глаза, словно ищет в них что-то. Не знаю, сколько я пробыла под водой, все это время я зачарованно разглядывала лицо пятнадцатилетней девочки, являющейся моей далекой пра-пра-пра-...-бабушкой. Я даже не слышала пения остальных валькирий и очень разочаровалась, когда меня, наконец, вытащили наружу, и Фрея, отведя глаза в сторону, провозгласила:

- Через год мы вновь встретимся...

Первый выходной после окончания сессии. Для любого студента это один из самых любимых праздников, так что наша активная группа, организованная нашими девочками, объявила общий сбор "У Горазда". Я скосил глаза на часы-ходики и вздохнул. Надо было с самого утра туда пойти, все равно "Ближе к вечеру!" - как выразилась Мила, понятие довольно растяжимое, но зато гарантированно бы не встретился с дядюшкой. Он у меня по таким местам не ходит. Теперь я точно опоздаю, а все дело в том, что дядя Волк слишком занят, чтобы считаться с чужим временем. Он, наверное, до сих пор не женат, и с очень большой долей вероятности, что я стану его правопреемником. Об этом вся семья уже благополучно забыла, он же крайне не вовремя вспомнил, и меня наверняка сейчас ждет лекция на тему, как должен себя вести будущий Советник. Все что он может мне сказать, я уже знаю: