Я сказал:

— Как это может быть неестественно? Мое определение неестественности таково, что все, что случается — естественно. Как, прежде всего, — как неестественное может случиться?

Сразу же я увидел, что он выходит из депрессии, на лице появилась улыбка. Он сказал:

— Это не неестественно? Это не извращение? Это не какая-то ненормальность?

И я сказал ему:

— Нет!

— Но, — сказал он, — животные — они не становятся гомосексуальными.

Я сказал:

— У них не такой большой интеллект! Они живут фиксированной жизнью; они живут только так, как позволяет биология. Вы можете пойти и увидеть буйвола, щиплющего траву; он ест только определенную траву, больше ничего. Вы можете положить перед ним изысканнейшую пищу... его это не волнует, он будет продолжать есть свою траву. У него нет альтернатив; сознание очень узкое, практически ноль. У человека есть ум; он пытается найти новые способы отношений, жизни. Человек — это единственное животное, которое находит новые способы.

Ведь жить в доме неестественно, потому что ни одно животное не живет, — так это извращение? Или: носить одежду ненормально, потому что ни одно животное не носит одежды, — это извращение? Готовить еду неестественно, ни одно животное никогда этого не делало! Это неправильно — есть приготовленную пищу? Приглашать людей в дом выпить или на вечеринку — неестественно, потому что ни одно животное никогда не приглашает никакое другое животное, потому что животные, когда они хотят есть, фактически, ходят в одиночку. Вы что-то даете собаке... она немедленно пойдет в угол и загородится от всех спиной, и будет торопиться съесть. Она никогда не пригласит, она не позовет своих друзей: “Пошли!" Для собаки это естественно, но вы не собака; вы намного выше. У вас больше ума, у вас больше возможностей. Человек все делает по-своему — это его природа”.

Ему полегчало. Я мог видеть, как большая тяжесть, гора, которая была на его голове, упала. Но я не могу точно сказать, как долго он будет оставаться свободным и незагруженным. Какой-нибудь махатма может поймать его и снова вложит ему ту же самую идею, что-то неестественное. Махатмы — либо садисты, либо мазохисты — избегайте!

Как только вы видите махатму, бегите так быстро, как вы только можете — прежде, чем он вложит вам в ум какую-нибудь вину.

Вы есть все, чем вы только можете быть. Цели нет. И мы никуда не идем. Мы здесь просто празднуем. Существование — это не путешествие, это празднование. Думайте о нем как о праздновании, как о наслаждении, как о радости! Не превращайте его в страдание, не обращайте его в обязанность, работу. Пусть оно будет игрой!

Это то, что я подразумеваю под религиозностью: нет вины, нет эго, нет никакого путешествия... просто пребывание здесь и сейчас... пребывание с деревьями, и птицами, и реками, и горами, и звездами.

Вы не в тюрьме. Вы в доме Бога, вы в Божьем храме. Пожалуйста, не называйте это тюрьмой, это не так. Вы не поняли, вы это неправильно интерпретировали. Слушая меня, вы тоже многие вещи можете неправильно интерпретировать, вы продолжаете интерпретировать.

Две сцены. Одна...

Садовод, который выступал на встрече членов клуба, делал упор на преимуществах, которых можно добиться использованием старого лошадиного навоза для удобрения весенних садов. Во время вопросов и ответов городская леди, которая делала заметки, подняла руку. Говорящий кивнул ей, и она серьезно спросила:

— Вы сказали, самое лучшее удобрение — старый лошадиный навоз. Не могли бы вы мне сказать, сколько лет должно быть лошади?

Вторая...

Женщина привела в окружную школу своего маленького мальчика. Когда ее спросили о муже, она призналась:

— Я мало знаю об отце мальчика. Он приехал сюда, ухаживал за мной, и мы поженились. Вскоре я обнаружила, что он был гобосексуапистом.

— Вы имеете в виду — гомосексуалистом? — последовало замечание.

— Нет, сэр, я имею в виду гобосексуалистом. Он просто ни на что не годился, блудливый пес. (Англ. hobo — бродяга, рабочий-поденщик.)

У каждого своя собственная интерпретация слов. Поэтому, когда я что-то говорю, я не знаю, что вы из этого собираетесь понять. У каждого свой собственный словарь, спрятанный в бессознательном. Этот собственный словарь продолжает пропускать через себя, изменять, окрашивать.

Я говорил вам стать свободными: вы не поняли меня, вы подумали, что вы в тюрьме. Да, я говорю: “Станьте свободными" — вы это тут же интерпретируете так, как будто вы в тюрьме. Весь акцент сдвинулся. Мой акцент был на вас: будьте свободны! Ваш акцент перешел на тюрьму. Теперь вы говорите: “Я в тюрьме; как я могу быть свободным до тех пор, пока не выберусь из тюрьмы?" Мой акцент был: “Будьте свободны, и если вы свободны, тюрьмы нет. Тюрьма создается вашей привычкой быть несвободным”.

Посмотрите! Переменился акцент... а кажется, что это значит почти то же самое. Когда я говорю: “Будьте свободы!", какая разница, если кто-то скажет: “Да, я в тюрьме?” Разница большая, огромная разница. Это совершенно разные вещи. Это совершенно другое дело, когда вы говорите: “Я в тюрьме”. Тогда стража и тюрьма — ответственными становятся они. Тогда до тех пор, пока они вас не выпустят, как вы можете выбраться оттуда? Вы переложили ответственность на кого-то еще.

Когда я говорил: “Будьте свободными", я говорил: “Вы ответственны”. Это ваше дело — быть свободным или не быть. Если вы выбрали не быть свободным, тогда будет тюрьма, тогда там будут стражники и заключенный. Если вы выбрали быть свободным, охранники и тюрьма — все исчезает. Просто отбросьте привычку быть несвободными.

Как вы ее можете отбросить? Свобода и сознание идут рядом: больше сознания — больше свободы; меньше сознания — меньше свободы. Животные менее свободны, потому что они менее сознательны. Скала даже еще менее свободна, потому что у скалы нет сознания, почти ноль. Человек — это наиболее высокоразвитое существо, — по крайней мере, на той земле. У человека есть немного свободы, а Будда абсолютно свободен... его сознание.

Так что это только вопрос уровня сознания. Ваша тюрьма состоит из пластов вашего бессознательного. Начните становиться сознательным — и тюрьмы нет.

И помните: ум очень хитрый, он всегда может найти пути одурачить вас; он научился очень многим приемам одурачивания. Ум может использовать просто другое слово, и вы можете даже не увидеть разницу. Различие может быть настолько тонким, что это почти синонимы — и ум сыграл шутку.

Поэтому когда я что-то говорю, пожалуйста, не интерпретируйте это. Просто слушайте настолько внимательно, насколько возможно; не меняйте ни единого слова, даже ни единой запятой. Просто слушайте, что я говорю. Не привносите в это своего ума, иначе вы услышите что-то еще. Всегда будьте бдительны по отношению к хитрости ума... а вы культивировали эту хитрость. Вы ее культивировали не для себя, но вы культивировали ее для других. Мы всех пытаемся одурачить; со временем ум становится экспертом по одурачиванию, тогда он начинает дурачить вас.

Я слышал...

Умер журналист. Он был журналистом и даже в доме президента и премьер-министра он принимался незамедлительно; никогда не нужно было договариваться заранее — он был великим журналистом. Поэтому он устремился на небеса — почему он должен идти в ад? — но его остановил святой Петр. И святой Петр сказал:

— Подожди! Здесь журналисты больше не нужны. У нас их уже полным-полно; нам нужно только двенадцать. Фактически, они также бесполезны, потому что на небесах не печатают газет.

Новостей фактически нет! Там ничего не происходит, никогда. Дела там идут гладко; откуда будут новости? И какие новости вы можете придумать о жизни святых... они сидят под своими деревьями, деревьями бодхи, медитируют... Поэтому газета там неважная, так просто, выпускается чисто для проформы, выпускается газета — и каждый день написано “дата”... все по-прежнему.

— Нам не нужны никакие журналисты, ты иди в ад. А там постоянно требуется все больше и больше журналистов, потому что там много новостей, и газеты, и газеты... и планируются новые газеты, я как раз слышал. Ты иди туда, и у тебя будет большая работа и большое наслаждение!