Войско Кисо было разбито. Властелину Камакуры послали с нарочным донесение о битве.

— А что Сасаки? — первым делом спросил князь у посланца.

— Он первым преодолел реку Удзи! — гласил ответ.

Князь Ёритомо развернул свиток с донесением, взглянул, а там и впрямь значилось: «Первым переправился через Удзи господин Сасаки, вторым — господин Кадзихара».

Узнав, что враги уже захватили обе переправы, Сэту и Удзи, Кисо Ёсинака помчался на Шестую дорогу, во дворец государя Го-Сиракавы, чтобы проститься с ним навсегда. А там вельможи и царедворцы, во главе с самим государем, в отчаянии ломали руки и, взывая ко всем богам, твердили: «Все погибло, наступил конец света! Как быть? Что делать?!» Ёсинака уже подъехал к дворцовым воротам, когда внезапно разнеслась весть, что восточное войско уже переправилось через реку и битва кипит теперь на берегу реки. Тогда Ёсинака повернул обратно, ибо на сей раз ему было нечем похвастаться перед государем-иноком.

На Шестой дороге, в квартале Такакура, жила женщина, с недавних пор ставшая его возлюбленной. Он приехал к ней в дом, чтобы навеки с ней распроститься, но все медлил ее покинуть. В свите Ёсинаки находился некий Иэмицу из Этиго, недавно поступивший к нему на службу.

— Как можете вы нежничать и любезничать в такой час? — обратился он к Ёсинаке, но тот все никак не мог покинуть жилище дамы. — Коли так, я первым отправлюсь в обитель смерти и буду там ожидать вас! — И с этими словами Иэмицу распорол себе живот и скончался.

— Он лишил себя жизни, чтобы пробудить во мне мужество! — воскликнул Ёсинака, покинул наконец дом и поскакал прочь. При нем была немногочисленная дружина, не больше сотни всадников, во главе с Хиродзуми Навой, жителем земли Кодзукэ. На берегу реки, у Шестой дороги, заметили они десятка три вражеских воинов, скакавших навстречу; впереди ехали двое — Сиоя и Тэсигахара.

— Подождем, пока подойдет наше войско! — сказал Сиоя.

— Нет, поедем вперед! — ответил Тэсигахара. — Раз главные силы врага разбиты, значит, остальные тоже все пали духом! — И он с криком понесся навстречу всадникам Ёсинаки. Закипело сражение. Ёсинака бился отчаянно, напрягая все силы. Воины из восточных земель, в свой черед, храбро рвались вперед; каждый стремился первым одолеть Ёсинаку из Кисо.

Меж тем Куро Ёсицунэ, заботясь о безопасности государя, доверил руководство битвой своим вассалам, а сам, взяв с собой нескольких витязей в полном вооружении, поскакал во дворец, на Шестую дорогу. Тем временем во дворце Главный кравчий На-ритада, взобравшись на глинобитную стену, смотрел вдаль, дрожа всем телом от страха, как вдруг увидел: несколько всадников, высоко подняв белые стяги, несутся вскачь ко дворцу, шлемы сдвинуты набок, защитные пластины панцирей колышутся на ветру, из-под копыт вздымаются клубы черной пыли.

— О ужас! Ёсинака вернулся! — воскликнул Наритада, и тут все вокруг — и государь, и вассалы — закричали в испуге:

— Боги, теперь уже нет сомнения — мы все погибли!

— Нет, у самураев, которые скачут сюда, совсем другие значки на шлемах, — снова вскричал Наритада. — Сдается мне, что это воины восточных земель, впервые вступившие в столицу!

Не успел он вымолвить эти слова, как Куро Ёсицунэ подъехал к ограде, спрыгнул с коня, постучал в ворота и громким голосом возгласил:

— Куро Ёсицунэ, младший брат князя Ёритомо, властелина Камакуры, прибыл из восточных земель! Отворите ворота!

Вне себя от радости, Наритада так поспешно спрыгнул со стены, что изрядно отшиб себе поясницу, но на радостях даже не почувствовал боли и, прихрамывая, поспешил к государю-иноку с этой вестью. Го-Сиракава, тоже воспрянув духом, приказал тотчас же открыть ворота и впустить Ёсицунэ.

В тот день Ёсицунэ облачился в красный парчовый кафтан и панцирь, пластины коего скреплял шнур лилового цвета, книзу переходивший в темно-лиловый. Двурогий шлем был туго завязан под подбородком, у пояса висел меч с золотой насечкой, а под мышкой он держал красный лакированный лук. Полоска белой бумаги, привязанная к середине лука, указывала, что он старший в дружине. Государь-инок взглянул на него сквозь зарешеченное окно у Средних ворот.

— Славные, надежные воины! — молвил он. — Пусть назовутся! И они назвались; первым объявил свое имя Куро Ёсицунэ, главный военачальник, за ним — Ёсисада Ясуда, Сигэтада Хатакэ-яма, Кагэсуэ Кадзихара, Такацуна Сасаки, Сигэскэ Сибуя, шестеро самураев. И хоть панцири у них были разного цвета, но храбростью и могучим телосложением никто не уступил бы друг другу, все были равны, как на подбор.

По указанию государя кравчий Наритада пригласил Ёсицунэ приблизиться к краю помоста и подробно расспросил о ходе сражения. Ёсицунэ, не поднимаясь с колен, почтительно отвечал:

— Князь Ёритомо, крайне опечаленный известием о непокорности Ёсинаки, выслал в столицу войско под водительством тридцати храбрых витязей, во главе с братьями своими Нориёри и Ёсицунэ, а всего в нашем войске больше шестидесяти тысяч всадников. Нориёри наступает со стороны переправы Сэты, но еще не вошел в столицу. А я, Ёсицунэ, сломил оборону у моста Удзи и прежде всего поспешил сюда, дабы защитить дворец государя. Ёсинака обращен в бегство, он бежит вдоль реки, устремившись вверх по течению, но наши воины преследуют его, и сейчас он наверняка уже пойман и обезглавлен! — так скромно доложил Ёсицунэ, как будто речь шла о самых заурядных событиях.

— Прекрасно! — промолвил государь-инок, весьма обрадованный этим сообщением. — Однако разбитые дружины Ёсинаки еще могут нагрянуть сюда и вновь учинить разбой. А посему хорошенько охраняйте дворец!

Почтительно повинуясь приказу, Ёсицунэ поставил охрану у ворот со всех четырех сторон дворцовой ограды, а спустя недолгое время подоспели и остальные его вассалы, так что вскоре стало их больше десяти тысяч.

Меж тем Ёсинака вознамерился было захватить государя-инока и вместе с ним бежать на запад, дабы воссоединиться там с Тайра, и уже отобрал для этого двадцать самых могучих своих вассалов, но, услыхав, что Куро Ёсицунэ опередил его и уже взял дворец под охрану, воскликнул: «Значит, конец всему!» — и с громким воплем врезался в гущу вражеских воинов, коих были десятки тысяч. Много раз казалось, что смерть вот-вот его настигнет, но все же ему удалось пробиться и вырваться из вражьего окружения.

Тут, проливая горькие слезы, сказал Ёсинака из Кисо: — О, если б знал я, что все так обернется, я не послал бы Канэ-хиру Имаи держать оборону в Сэте! Еще в детские годы, когда мы играли в лошадки, мы обменялись клятвой: если придется нам принять смерть, то умрем вместе! Больно думать, что теперь нас убьют порознь, далеко друг от друга! Нет, я должен узнать, что сталось с Канэхирой Имаи! — С этой мыслью гнал он коня вверх по течению вдоль берега реки, как вдруг на отмели между Шестой и Третьей дорогой наскочил на вражескую дружину, и ему пришлось повернуть обратно, ехать назад, все дальше и дальше, скудными силами отражая нападение врагов — не счесть, как много их было, целые тучи!

Наконец, поспешно переправившись через речку Камо, выехал Ёсинака к Сосновому холму, Мацудзака, в Авадагути. Год назад, когда выступал он в поход из родного края Синано, пятьдесят тысяч всадников насчитывали, по слухам, его дружины; ныне же, на берегу реки в Синомие, всего шестеро вассалов осталось при господине. И тоска так сильно томила душу Ёсинаки оттого, что уже мерещилась ему иная дорога — путь в царство смерти, куда предстояло ему вскоре сойти и вовсе без спутников...