— Да ведь это же Санэмори! — воскликнул Кисо. — Я не раз видел его в детстве, бывая в Кадзусе. Уже в те годы голова у него была наполовину седая. А сейчас он, несомненно, должен был стать и вовсе седым! Странно, что у убитого и волосы, и борода черные... Канэмицу дружил с Санэмори, он знает его в лицо. Эй, позвать сюда Канэмицу!

Как только Канэмицу бросил взгляд на отрезанную голову, он воскликнул:

— Несчастный! Ведь это же Санэмори Сайтоо!

— Но если это и вправду он, ему, верно, сейчас за семьдесят и он должен быть совсем седовласым... Отчего же борода и волосы у этой головы черные?

— Я хотел объяснить вам это, — проливая слезы, отвечал Канэмицу, — но мне стало так жаль его, что невольно заплакал... Каждый самурай, посвятивший себя бранному делу, должен заранее подумать, какие слова оставить на память о себе людям на случай, если смерть внезапно его настигнет... Санэмори часто со мной встречался и всегда говорил в беседах: «Если мне придется воевать на старости лет, я выкрашу волосы и бороду в черный цвет, чтобы выглядеть моложавым. Неразумно соперничать с молодыми и стараться превзойти их в проворстве и силе; но обидно, если станут презирать тебя за старость и пренебрегать тобою в сражении...»

«Вот оно что!» — подумал Ёсинака, услышав эти слова, и приказал вымыть отрубленную голову в воде; и все увидели, что она стала совсем седой.

А красный парчовый кафтан Санэмори надел вот по какой причине: придя к князю Мунэмори для последнего прощания, он сказал:

— В минувшем году, когда мы пошли походом в восточные земли, мы бежали с Камышовой равнины в краю Суруга, испугавшись шума крыльев водяной птицы, так и не выпустив ни единой стрелы по вражьему стану... Пусть не я один тогда обратился в бегство, все равно — это мой позор на старости лет, единственный в жизни поступок, которого я стыжусь. Вот почему на сей раз, выступая в поход на север, я решил лечь костьми на поле сражения. В последние годы я, повинуясь приказу, долго жил в краю Мусаси, в Нагаи. Однако родом я из земли Этидзэн, а ведь есть поговорка: «Вернись на родину в парчовом наряде!» Позвольте же мне надеть кафтан из парчи!

— Хорошо сказано! — ответил князь Мунэмори и разрешил ему носить парчовый кафтан.

В древности Чжу Майчэнь блистал парчовым нарядом[500] на горе Гуйцзишань, а в наши дни Санэмори Сайтоо прославился тем же в селениях севера! Но как горестно, что славой покрыто только его имя, звук пустой и бесплотный, сам же он обратился во прах в далеких северных землях!

Свыше ста тысяч воинов покинули столицу в семнадцатый день минувшей четвертой луны, и мнилось — никто и ничто не сможет противиться такой мощи: ныне же, в конце пятой луны, возвратилось в столицу едва двадцать с небольшим тысяч. Недаром сказано: «Если ловить рыбу, осушив поток, улов будет богатым, но на следующий год рыба исчезнет. Если охотиться, выжигая леса, добыча будет обильной, но на следующий год дичи не станет...»[501]

— Памятуя о будущем, Тайра надлежало оставить про запас хотя бы часть войска... — говорили, качая головой, люди.

9. Гэмбо[502]

В прошлом году, когда скончался Правитель-инок, Кагэиэ и Тадакиё, правители земель Хида и Кадзуса, печалясь о нем, постриглись в монахи. Ныне, узнав, что в северных землях погибли их сыновья, они впали в такую скорбь, что в конце концов оба скончались с горя. Но и этим дело не кончилось: отцы потеряли сыновей, жены — мужей, и так было повсюду, и в ближних и в дальних землях. В столице же чуть ли не в каждом доме за наглухо запертыми воротами читали заупокойные молитвы, громко плакали и рыдали от горя.

В первый день шестой луны курандо Саданага пригласил чиновника Ведомства культа Тикатоси ко входу в личные покои государя, дворца Прохлады и Чистоты, и сообщил: как только стихнет военная смута, император совершит богомолье в храм Исэ.

В храме Исэ почитают великую богиню Солнца Аматэрасу, там обитает богиня, спустившись с неба на землю. В древние времена святилище богини находилось в селении Касануи, в краю Ямато; но в царствование императора Суйнина, в третью луну 25-го года, храм перенесли на землю Исэ, в уезд Ватараи, к верховьям речки Исудзу. Здесь воздвигли новый храм на могучих опорах, и люди начали поклоняться богине Солнца.

Свыше трех тысяч семисот пятидесяти храмов, больших и малых, насчитывается в нашей стране Японии, в шестидесяти с лишним ее краях, и почитают в этих храмах богов Земли и Неба, демонов и властителей вод — драконов: но самое главное святилище — храм великой богини в Исэ, нет ему равного! И все же случилось так, что, несмотря на всю его святость, царствующие владыки на протяжении нескольких поколений ни разу там не бывали.

Первым посетил этот храм император Сёму. В царствование этого государя жил на свете некий Хироцугу[503], сын советника Умакаи, внук Левого министра Фубито. В десятую луну 15-го года Тэмпё сей Хироцугу, собрав в уезде Мацура, в краю Хидзэн, несколько тысяч ослушников-лиходеев, учинил смуту и угрожал спокойствию государства. Адзумаудо из рода Оно во главе государева войска разбил и истребил крамольника Хироцугу. Тогда-то и состоялось первое августейшее богомолье в храм Исэ. Сказывали, что нынешний государь решил последовать этому благому примеру.

У бунтовщика Хироцугу имелся конь, способный в один день проскакать путь от Мацуры до столицы, и вернуться обратно. Рассказывают, что, когда вся шайка смутьянов рассеялась и погибла под натиском государева войска, Хироцугу вместе с конем бросился в море и утопился. Но мертвый дух его не обрел успокоения и натворил множество страшных дел. К примеру, в краю Тикудзэн, в уезде Микаса жил монах по имени Гэмбо. В 16-м году Тэмпё, в восемнадцатый день шестой луны служил он молебен в храме богини Каннон. Не успел он, поднявшись на возвышение, зазвонить в молитвенный колокольчик, как небо вдруг потемнело, загрохотали раскаты грома. Гром и молния ударили в Гэмбо, голова его оторвалась и скрылась в тучах. Люди говорили, что то была месть Хироцугу, ибо Гэмбо проклял его в молитвах.

Сей монах Гэмбо ездил в Танское государство в свите министра Маби из рода Киби[504] и привез оттуда вероучение Хоссо. Жители Танского царства смеялись над его именем Гэмбо, говоря— «Ваше имя созвучно словам „вернувшись, погибнуть...“[505] Как бы не приключилась с вами какая-нибудь беда после вашего возвращения на родину!»

В те же годы Тэмпё, ровно через три года и опять же в восемнадцатый день шестой луны, во двор монастыря Кофукудзи с неба свалился череп с надписью «Гэмбо» и послышался оглушительный хохот, будто разом смеялась тысяча человек, не меньше! А все оттого, что в монастыре Кофукудзи исповедуют вероучение Хоссо... Собратья и послушники Гэмбо подобрали череп, похоронили и насыпали над могилой курган. Назвали тот курган Могилой головы. Он и по сей день высится там. Все это натворил злобный дух Хироцугу. Тогда, дабы умиротворить его, воздвигли в уезде Мацура храм и назвали Зеркальной кумирней Мацуры.

В царствование императора Саги, когда прежний государь Хэйдзэй, по злому наущению своей супруги, учинил в мире новую смуту, император Сага отправил свою третью дочь, принцессу Ютико в храм Камо, дабы, став крицей, она молилась о ниспослании мира. С тех пор и повелось отдавать в жрицы одну из принцесс царствующего дома. А при прежнем государе Судзяку отслужили внеочередной молебен в храме Яхата о прекращении военной смуты, учиненной мятежниками Масакадо и Сумитомо. С того времени и вошло в обычай просить богов о ниспослании мира.

Так и нынче, по благому примеру минувших лет, совершались богослужения в различных храмах.