Москва промелькнула мгновенно.

Будто короткая вспышка в памяти.

Обрывок старого, любимого, однако — увы! — слегка подзабытого кино.

Всего несколько кадров.

И те — из окна машины, в движении, а потому — слегка смазаны.

Расплывчаты.

Словно сквозь пелену дождя.

Чушь, конечно. Не было никакого дождя.

Дни — а было их всего-то два — стояли ясные, солнечные и, наверное, теплые.

О последнем Полина могла только догадываться: в небольшом номере отеля «Мариотт», где она поселилась, в машине, любезно предоставленной в ее распоряжение галантным генералом Антоновым, в кабинетах, высоких и более чем скромных, в уютных барах и дорогих ресторанах — словом, всюду, где ей довелось побывать, было одинаково прохладно.

Везде исправно работали кондиционеры.

Москва, определенно, настойчиво стремилась оправдать статус мировой столицы.

И, надо сказать, преуспевала.

Полина, впрочем, предполагала, а скорее, была почти уверена в том, что блестящие перемены коснулись пока лишь парадных подъездов и тех фасадов, что открыты всеобщему обозрению.

Однако побродить в одиночестве по тихим переулкам, созвониться со старыми друзьями, немедленно после звонка завалиться в гости и осесть на кухне до утра — не вышло.

Информация, хлынувшая на нее из московских источников, закружила таким бешеным водоворотом, что времени оставалось только на сон.

И то — очень немного.

На исходе второго дня, поздним вечером она покидала столицу, надеясь отоспаться в самолете.

Однако ж когда маленький лайнер, набрав высоту, растворился в сумрачном беззвездном небе, когда скрылось из глаз зыбкое мерцание московских огней и вежливый темнокожий стюард предложил выбрать аперитив перед ужином — Полина, собравшаяся поначалу попросить только плед вкупе с пожеланием не беспокоить до самой посадки, неожиданно поняла, что заснуть не сможет.

К тому же оказалось, что она порядком голодна.

И совсем не прочь выпить чего-нибудь, чтобы расслабиться и снять напряжение двух сумасшедших дней.

Разумеется, ей было известно, что лорд Джулиан, чей легкокрылый «Falcon» парил сейчас в небе отходящей ко сну страны — России, любитель и знаток виски, однако не сомневалась, что коньяки из его коллекции тоже будут вполне достойными.

И даже более чем достойными.

Она спросила было любимого «Hennessy», но пожилой стюард, минуту поколебавшись, заметил:

— Если госпожа Вронская предпочитает мягкие сорта, то я бы взял на себя смелость рекомендовать «des Charaentes». Это старейший дом Франции. Правда, сейчас они знамениты в основном «Pineau des Charaentes», однако начинали с коньяков. И теперь делают их совсем немного. Большая редкость. И превосходный вкус, особенно если кто предпочитает помягче.

Глупо было бы спорить.

Старик — как и все, кто служил у лорда Джулиана — знал свое дело.

Коньяк оказался отменным.

Приятное тепло сразу же разлилось по телу.

Она откинула спинку кресла.

Хрустко — с удовольствием — потянулась.

Была мысль — раз уж заснуть не сложилось — поработать с московскими материалами.

Но, поразмыслив с минуту, Полина сочла ее не слишком удачной.

Сознание напряженно работало два минувших дня, впрочем, и ночь, разделяющую их, — тоже.

Она почти не спала, размышляя, анализируя, сопоставляя.

Сейчас надо было взять паузу.

Пусть короткую — два с небольшим часа, — но паузу.

Стюард — словно подслушал мысли — почтительно склонился над креслом:

— Пока мы заправлялись в аэропорту, я купил несколько русских журналов. Может, вам будет интересно взглянуть перед ужином…

Журналы оказались яркими, толстыми, с большим количеством красивых картинок и фотографий и минимумом текста.

Именно то, что нужно.

Занятие для глаз, почти не затрагивающее рассудок.

Она неспешно листала тяжелые глянцевые страницы. Мельком пробегала короткие тексты и с удовольствием разрывая модные наряды и аксессуары, нарядных барышень

И молодых людей — красивых, но каких-то неживых, сильно смахивающих на манекены, с налетом того же глянца что и страницы журнала.

«Худеем радикально!» — сообщил ей огромный заголовок на развороте и отчего-то зацепил внимание.

Проблем с весом у Полины никогда не было.

В ранней юности задиристые сверстники обычно провожали ее набившей оскомину остротой: «Девушка, у вас какие-то ниточки болтаются… Ой, простите, это ножки…»

Позже — мучительно завидовали подруги — она могла безнаказанно поглощать сколько угодно обожаемых эклеров в университетской столовой.

А мужчины — те, которые рассчитывали на романтическое продолжение знакомства, — обязательно лопотали что-то про трогательную хрупкость, называли Дюймовочкой и непременно норовили подхватить на руки.

Тем не менее она задержалась именно на этой публикации, относительно компетентно сообщавшей читательницам о современных способах борьбы с лишним весом.

Здесь было все: и вечные диеты, и модные теперь в России гемотесты, и уходящие в прошлое «тайские таблетки», и самое радикальное — пластическая хирургия.

«Липосакция, — писала журнальный эксперт, — первая и самая щадящая ступень удаления лишних объемов вашего тела на хирургическом столе. Несколько крохотных надрезов кожи, опытные руки хирурга, небольшой, размером со средний компьютер, аппарат — и отвратительный (поверьте, лицезрела лично!) грязно-желтый жирок буквально выкачивают из ваших „проблемных зон“ за несколько минут».

Дальше было подробное — чтобы понятно стало непрофессионалам — описание действия хитрого прибора, что-то о вакууме и минимальной кровопотере.

Но все это были уже частности.

— Врач, — неожиданно вслух произнесла Полина, — тем более с учетом московской информации. Он — врач или человек, имеющий какое-то медицинское образование

В Бухарест она прилетела глубокой ночью.

Машина, конечно, ждала в аэропорту.

Но соратников, когда она наконец добралась до гостиницы, на месте не оказалось.

Стивен Мур уехал куда-то еще утром.

Причем, как сообщил дотошный портье, в сопровождении «группы серьезных товарищей» и в «полевом обмундировании».

Лорд Джулиан, напротив, покинул отель поздним вечером и, по мнению все того же наблюдательного портье, теперь вернется не скоро.

За время ее отсутствия его светлость, как выяснилось, взял за моду бражничать с кем-то в городе, причем подолгу.

Возвращался под утро.

Никак не раньше.

— Что ж, потерплю до утра.

Решение было принято не без сожаления.

Уж очень хотелось поделиться родившейся версией.

Неожиданной.

Но — в том Полина была убеждена абсолютно — единственно верной.

И потому — все объясняющей, даже то, что, казалось, объяснить было невозможно.

По определению.

Кроме того, она вдруг ощутила смертельную усталость, рухнувшую на плечи, и тупую боль в затылке, и тяжелые, словно налившиеся свинцом, ноги.

Пластиковая карточка не сразу вошла в узкую щель электронного замка, и Полине пришлось повозиться, прежде чем над замочной скважиной вспыхнула крохотная зеленая лампочка.

Дверь отворилась.

В большом номере царил полумрак, и было довольно Холодно — похоже, горничная, расстаравшись, включила Кондиционер на полную мощность.

Надо было, конечно, сразу же отключить мерно жужжащий аппарат и открыть окна — на улице царила куда более приятная, свежая ночная прохлада.

Но прежде всего Полина заглянула в ванную, включила горячую воду, сбросила туфли, стянула джинсы. И только тогда — в крохотных трусиках и тонкой открытой футболке — , шагнула в номер.

В светлом проеме двери, ведущей в ванную комнату, она, надо полагать, видна была как на ладони.

Потому, наверное, негромкое покашливание, раздавшееся во мраке, было несколько смущенным.

Однако — отчетливым.

Настолько, что у нее даже не возникло сомнений.