— Обалдеть можно… — пробормотал Гребешок. Даже Агафон и Налим не сразу узнали Элю. Пока приглядывались, у нее в руках появился «стечкин».

— С дороги, ну! — прорычала она. — Бросай автомат! Живо!

— Ты чего, дура? — Гребешок понял, что если только чуть-чуть приподнимет ствол, эта дикая кошка — рысь, тигрица, пума, как хотите, — тут же выпустит ему кишки. Только не когтями, а очередью из своего карманного пулемета.

Эля попятилась к лесу, отодвинулась от мужиков подальше, должно быть, опасаясь, что кто-нибудь заговорит зубы, а остальные вырвут пистолет. Она совсем не походила на ту, что помнилась Агафону и Налиму: подкрашенную, в аккуратном, в меру вульгарном макияже, в изящных модельных туфельках, в дорогом джинсовом костюме. Волосы, скрученные в золотистый шарик на затылке, растрепались, кое-где на них налипли хвоя и еловая смола. Одежда представляла собой линялый и драный солдатский комбез, одетый поверх кофточки, блузки и кожаной юбки.

— Брось автомат! — повторила она, обращаясь к Гребешку. — Считаю до трех!

— Брось, козел! — прорычал Агафон. — Не шутит! Если бы в следующее мгновение Гребешок не положил оружие на землю, то, без сомнения, заработал бы пулю. Но он уже увидел совершенно безжалостный взгляд Эли и разоружился.

— Теперь отошли на десять метров! Дальше, дальше, мальчики! За деревья! Нормально! Сели на землю!

Эля дернула за ручку дверцу «шестерки», она не поддалась. Должно быть, ее заперли на замок. Девица без промедления долбанула рукоятью пистолета в стекло, надеясь открыть замок изнутри. Но тут тишину леса огласил вой, визг, пищание и свист автосигнализации. Эля даже шарахнулась от машины.

— Не заведешь! — крикнул ей Агафон.

Эля все-таки просунула руку в выбитое окошко, открыла замок, села на сиденье. Ключа в щитке не было.

Агафон сорвался с места и в три прыжка подскочил к автомату, который бросил Гребешок. Эля, пытаясь выдернуть провода и соединить напрямую, положила пистолет рядом с собой. Прежде, чем она успела схватить его вновь, в окошко просунулся автоматный ствол.

— Не трогай пушку! — сказал Агафон убедительно. — Тебе без нас не справиться. Эта шпана сейчас прибежит. Давай лучше в «Волгу».

— Там бензина нет, — всхлипнула от злости Эля, — отчего, думаешь, я тут застряла?

Гребешок, Луза и Налим тоже подскочили к визжащей «шестерке».

— Снимай с тормоза! — приказал Эле Агафон. — Попробуем откатить, пока эти не добежали. Ну, раз-два — взяли!

Конечно, на твердом шоссе у них получилось бы лучше. Но и здесь у них вполне хватило бы сил спихнуть чужую машину к кустам и освободить себе путь к бегству. Однако времени не хватило. Чуткое ухо Гребешка уловило треск сучьев справа от дороги:

— Бегут!

Агафон выдернул Эльку из кабины, схватил пистолет и бросил его Налиму.

— Налево, в лес! Быстро! За деревья!

Все пятеро юркнули под защиту елок. Прислушались. Треск сучьев утих, машина тоже выть перестала. Лавровцы нигде не показывались.

— Ну, и что дальше? — шепотом спросил Гребешок. — Думаешь, они в открытую к машинам полезут? Фиг тебе! Обойдут либо слева, либо справа.

— Налим! — сказал Агафон. — Переберись-ка вон туда, к мелким елкам. Только тихо. И вообще, пока точно их не увидишь — не стреляй. Старайся патроны экономить. Сколько в магазине?

— Должно быть, штук пятнадцать, — ответила Эля.

— Уже извела, что ли? — спросил Агафон как-то по-домашнему, будто речь шла о деньгах.

— Было дело…

Расспрашивать о том, в кого она стреляла и каковы результаты, Агафон счел неуместным и несвоевременным. К тому же ему захотелось самому обойти «лавровку» с фланга. Проверил магазин, осторожно, чтобы не щелкать громко, присоединил обратно. Магазин был полный, язык не утапливался. «АКМС» — машинка старая, но надежная.

Налим, пригибаясь и довольно тихо ступая, направился к ельнику.

— Слушай, Миша, — Агафон обратился к Гребешку. — Побегай-ка малость между деревьев, отвлеки их.

— Сделаем… — Гребешок, треща ветками и шурша кустами, сделал несколько перебежек по лесу вдоль дороги, Агафон в это время тихонько стал двигаться в глубь леса. По Гребешку никто не стрелял, но за его маневрами наверняка кто-то приглядывал.

Отойдя метров на тридцать от просеки, Агафон изменил направление и пошел вдоль нее, все время поглядывая вправо, где вот-вот могли появиться лавровские. Просека отсюда была почти незаметна, ее обозначала только полоска света между деревьями.

Темная фигура человека с пистолетом в вытянутых руках почти бесшумно выскользнула из-за елки, стоявшей уже на этой стороне дороги, и четко обрисовалась на фоне светлой полоски. Агафон замер, затаил дыхание, укрывшись за большим раздвоенным пнем.

От пня до лавровца было метров двадцать, завалить его, в принципе, можно было уже сейчас. Но Агафон решил подождать. И не ошибся. Тот, кого он держал на мушке, призывно помахал рукой, и сквозь кусты тихо просочился второй лавровец. Оба стали осторожно перебираться от дерева к дереву, двигаясь в том направлении, где Агафон оставил своих. К самому Агафону они не приближались, до пня, из-за которого он наблюдал обоих, не дошли.

В тот момент, когда оба были видны Агафону уже со спины, он поймал на мушку того, что был от него подальше, и плавненько нажал спуск… Бах! Агафон специально, чтобы не тратить много патронов, поставил флажок на одиночный огонь. Тот, на чьей спине отметилась пуля, сделал нелепый шажок, ощутимо подпрыгнул на месте, а затем плашмя повалился в ближайший куст. Второй совершил последнюю в жизни ошибку — решил не падать сразу, а сперва обернулся на выстрел. Агафон почти мгновенно накатил на него мушку, совмещенную с прицельной рамкой. Бах! Этого прижучило прямо в лоб, хотя Агафон брал немного ниже. Внешне все выглядело так, будто лавровец получил удар в челюсть от человека-невидимки: голова откинулась, руки судорожно растопырились, и он спиной вперед отлетел к стволу небольшой ели.

Почти в тот же момент послышались выстрелы с той стороны, где находился Налим. Агафон, опасаясь, чтобы кто-то из заваленных не ожил, с великой осторожностью, прыжками и перекатами преодолевая открытые промежутки, добрался сперва до тою, которого положил первым. Это был один из тех, кому Штырь говорил: «Монтер с Гриней», но кто конкретно — Монтер или Гриня, Агафон не знал. «Макаров» с полной обоймой этому господину был уже не нужен, поскольку тот получил пулю в сердце транзитом через позвоночник. Второй, от которого Агафон прибрал «ТТ» , был еще покойнее. А вот в той стороне, где Агафон оставил своих, один за другим грохали выстрелы.

Пока Гребешок, а потом и Луза усердно имитировали перебежки и трещали кустами, считая, что концентрируют на себе внимание «лавровки», те вовсе на них не смотрели. Они делали свое дело, обходили «куропатку» слева: — Штырь и

Чика, справа — Монтер и Гриня. При этом у Штыря и Чики это получилось намного лучше, чем у Монтера и Грини. Они бы точно смогли застрелить в спину Налима, если бы прошли чуть подальше от него и не задели кусты. Налим, услышав шорох, вопреки приказу Агафона, пальнул на звук и, конечно, не попал. Из кустов ответили, тоже на звук и тоже мимо. Налим сразу почувствовал себя неуютно в ельнике: одна пуля разом срезала пару тонких верхушек. Ельник защищал только от взгляда, но не от выстрелов. Налим, когда по нему еще пару раз бахнули, с перепугу попятился и залез так глубоко в чащу елочек, что не только ни хрена вокруг себя не видел, но вообще потерял ориентировку. Он не знал, в кого стрелять и куда, даже не соображал, с какой стороны просека и куда надо идти. И надо ли выбираться, он тоже не знал, сидел и крутил головой, в страхе прислушиваясь к каждому шороху. Потому что, как ему казалось, лавровцы могут появиться с любой стороны. Голова у Налима соображала сейчас очень плохо.

Гребешок, услышав по два выстрела сначала с той стороны, где был Агафон, а потом с той, где был Налим, притаился и ждал продолжения. Ни Лузы, ни Эльки рядом не было, ветки потрескивали где-то далеко, сразу в нескольких