— Ну, это как раз не проблема. В подвале на Суворовской есть секс-шоп под названием «SS-Libero». Там всякие искусственные хреновины продаются. На радость дамам.

— Ага, и Эля, конечно, поймала такси и сгоняла за искусственным прибором на Суворовскую и обратно на Матросова? Или, может быть, у нее все эти инструменты в чемоданчике хранились на случай такой встречи?

Агафон наморщил лоб. Он почувствовал, что его блестящая догадка накрывается медным тазом. Действительно, не очень верилось, чтоб так все происходило. Он даже расстроился. Вроде бы уже полностью убедил себя в том, что знает, кто почикал Ростика, но теперь Сэнсей все в два счета растоптал и растер, как плевок по асфальту.

— Так что ж, — произнес он, — выходит, азербайджанцы виноваты? Порезали у

себя на рынке в подвале, а потом потащили за километр с лишним в подземный ход? Ладно, если бы перепрятали, а они несут его в бомбоубежище, потом вытаскивают на воздух и бросают в крапиву между гаражами. А потом специально для того, чтоб попасться, забирают мокрый инструмент в гостиницу и засовывают под подушки? Может, все-таки проще подумать, что им его подкинули?

— Насчет этого — не спорю. Но опять же насчет того, что им эти колюще-режущие предметы Эля подкинула, а не менты, есть серьезные сомнения. Наливайко же сказал, что азеров колют на тему Ростика. А раз так, то могли и перья, которые, скажем, менты нашли где-нибудь в парке, подложить подходящим людям.

— Понимаешь, Сэнсей, Эльке при ее работе это сделать полегче.

— Ну да! Пойти с ними спать, а по ходу траха попрятать ножики под матрасы и подушки. Ты включи воображение, представь себе, как это можно было сделать?

— Клофелином их угостить, как это принято у некоторых. Пока те спали, и подбросила.

— Да они бы ее тут же вычислили. Она в гостинице каждый день. Небось имя ее настоящее знают. Наверняка бы поделились с ментами, когда припекло.

— А думаешь, ментам это интересно? Они бы им не поверили. Когда дело раскручено в одном направлении, жалко бросать и мучиться по новой. Проще докрутить, додавить — и все. К тому же Эля эта самая — вовсе не девочка-цветочек по характеру. Вполне могла обдурить их, даже не усыпляя.

— Ладно. Все эти споры в пользу бедных. В принципе мне глубоко начхать, кто Ростика резал. И нам с тобой, как и всей «Куропатке», нет никакой необходимости выяснять истину. Понимаешь, корешок? Делать за ментов и прокуроров их работу, да еще и за бесплатно, мы ни за что не станем. И подменять правоохранительные органы мы не будем. Если бы не коробка, которую вчера нашел Гребешок. Оказывается, кроме коробки, у Ростика были при себе какие-то очень важные ключики. От чего — не знаю, но кому-то позарез нужные. А тем, кто убивал Ростика, эти ключи, так же, как и коробка, были не нужны. Поэтому они их, скорее всего, бросили где-нибудь в том же туннеле. Или потеряли. Выглядят они так, как на этих фотках, размеры только неизвестны. Еще они должны быть на одном брелоке в форме головы Мефистофеля. Вот таком. Короче, сегодня вечером опять пойдете туда. Через речку. Капрона и так далее. Опять же вчетвером, как и в прошлый раз.

Эта ночь выдалась гораздо хуже предыдущей: небо затянуло наглухо плотными низкими тучами; лил затяжной холодный Дождь, далеко не мелкий по калибру капель да еще и с ветром. Всех четверых крепко измочило еще до того, как Капрон высадил их на берег. Автоматов на сей раз не взяли, а то мучься потом, протирая досуха. Ограничились пистолетами.

Бывшую конюшню отыскали быстро. Матрас с деревянным щитом был на месте, а под ними — все та же лестница, ведущая в подземелье. Агафон, как и в первый раз, пошел вперед, за ним — Налим, Луза и Гребешок. Боялись поменьше, но разговаривать и перебрасываться шуточками, хотя Агафон никакой команды на этот счет не давал, не решались. До первого бокового хода, где Агафон поставил метку «А-1», добрались быстро, благо было под горку, потом, свернув, прошли двадцать метров до начала винтовой лестницы, спустились вниз, туда, куда прошлой ночью укатился фонарик Гребешка, наконец, прошли еще двадцать метров до квадратного люка в потолке.

Вчера, когда уходили отсюда, Сэнсей сперва забрал у Гребешка пакет с коробкой, а потом, спохватившись, велел лезть обратно. Надо было втянуть обратно лестницу с веревкой и закрыть за собой люк. Пришлось все повторять сызнова, зато хозяева люка, лестницы и веревки не заподозрят, что у них побывали незваные гости.

— Подсаживай! — решительно сказал Гребешок, которому как первооткрывателю общественность молчаливо предоставила право проводника. Луза тем же макаром, что и вчера, приподнял Гребешка вверх, тот зацепился руками за скобы, подтянулся и вскарабкался в люк. Открыл крышку, выбрался в «сталинский» туннель и спустил вниз лестницу, по которой с относительным комфортом поднялись остальные.

— Да, — вполголоса сказал Агафон, осветив фонарем стены туннеля. — Похоже, это тот же самый, который в бомбоубежище выходит. Понять бы только, в какую сторону идти?

— Сейчас поймешь, — хмыкнул Гребешок, — тут неподалеку место, где кончали Ростика. Оттуда следы крови идут. Пока они его тащили, кровь на пол стекала. Ручьями… До бомбоубежища дотянули — небось вся вылилась.

— Не вся, там еще покапало, — возразил Агафон. — А на полу и пыль, и плесень. Где посуше — пыль, где сырее — плесень. Только странно: Сэнсей говорил, Ростика догола раздели, а Наливайко поминал, что у него на одежде пыль и плесень нашли. На фото вроде бы действительно голый. Но, может, какая-нибудь тряпка осталась?

— Точно, — согласился Гребешок, — одежду спалили. Здесь кострище есть. Пошли, покажу. Луза, блин, смотри не блевани. У тебя как, Налим, нервы крепкие?

Пока шли, смотрели под ноги, не блеснут ли где ключики. Нет, не блеснули. Запах свернувшейся крови и гниющих кусков тела почуяли раньше, чем увидели высохшую лужу и полуразложившиеся ошметки.

— Бр-р! — произнес Агафон. — Да уж! Фильм ужаса. Луза на сей раз сумел сдержаться, да и Налиму удалось не упасть в обморок.

— А вот костерчик, — сказал Гребешок, высвечивая груду пепла и углей. — До конца не догорел: тут воздуху мало и сыро. Вот остатки пиджака. Тут, по-моему, от брюк остатки. Ну, это ясно, полуботинки. Это манжета от рубахи, остальное сгорело.

— Сейчас поглядим. — Агафон вынул финку и стал шевелить острием пепел и угли. Руками, наверно, было сподручнее, но его одолела брезгливость. Хотя вообще-то вызывать эту брезгливость было нечему. На костре ведь жгли не Ростика, а его одежду. Между тем именно здесь, в кострище, по мнению Агафона, были наибольшие шансы отыскать ключи. В то, что они могли просто лежать где-нибудь в кармане, а потом оттуда вывалиться, Агафону не верилось. Если бы ему доверили особо ценные ключики, то запаял бы их в полиэтилен, обернул бы тканью и зашил бы куда-нибудь под ватиновую набивку пиджачного плеча. Там их можно было бы найти только при очень тщательном обыске, а потерять случайно — практически невозможно. От пиджака после сожжения остались только куски от рукавов и обрывок полы. Эти тряпки Агафон подцепил

острием ножа и вытащил на чистое место, разровнял, потыкал для проформы клинком, но понял, что там ничего нет. Соответственно если ключ был зашит в пиджак, то искать его следовало в золе.

Однако Агафон сперва исследовал еще одну обгорелую тряпку — остаток от брюк. Там тоже ничего найти не удалось. После этого Агафону взбрело в голову, что ключ может лежать в обугленных ботинках, он срезал каблуки, убедился, что они были намертво приварены к подметкам и никаких ключей в них никогда не хранилось. Затем он посмотрел еще и подметки, точнее, то, что еще не совсем сгорело, и на этом успокоился; начал шуровать непосредственно в пепле, разгребая его ножом и надеясь вот-вот услышать металлический звон.

Этот звон он действительно услышал, но, оказалось, в золе лежало несколько обгоревших монет: две десятирублевых и пятидесятирублевая.