Айаан не опровергает этого. Она и задумывала фильм как провокацию. Она ожидала, что часть мусульманского мира набросится на нее. Но «если вы хотите завязать дискуссию и заставить людей думать, вы должны поставить перед ними дилеммы». Айаан считает, что «все, за исключением физического и словесного насилия, должно быть допустимо».[33]
А это значит, что можно показать корчащуюся на полу обнаженную женщину с синевато-багровыми рубцами на спине и бедрах, рассказывающую, как ее высекли за то, что она спала со своим возлюбленным. Поверх ее ран мы читаем слова из Корана: «Женщине и мужчине, виновным в прелюбодеянии или внебрачной связи, наносят по сто ударов плетью каждому…»
Значит, можно показать обнаженную спину другой женщины, рассказывающей о том, что ее изнасиловал нелюбимый муж:
Разденься, приказывает он мне, и я покоряюсь
Не ему, а Тебе.
В последнее время выносить мужа становится все тяжелее.
О Аллах, молю, дай мне силы выносить его.
Или, боюсь,
Моя вера ослабнет.
Или третью женщину, с лицом, распухшим от побоев мужа-тирана
О Всевышний, покорность воле Твоей дарует мне лучшую жизнь в загробном мире,
Но я чувствую, что цена, которую я плачу моему мужу за защиту и содержание, слишком высока.
Не знаю, сколько еще я смогу покоряться.
Или четвертую, которую дядя регулярно насиловал в своем собственном доме и бросил, когда она забеременела. Она знает, что отец убьет ее за то, что опозорила семью:
О Аллах, дающий и берущий жизнь.
Ты увещеваешь всех правоверных обращаться к Тебе, чтобы достичь блаженства.
Я всю свою жизнь обращалась только к тебе. И теперь, когда я молю о спасении под своей паранджой, Ты остаешься нем как могила, к которой я стремлюсь.
Не знаю, как долго я смогу покоряться.
Самые близкие друзья отговаривали ее от съемок фильма. Они считали, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но у Айаан имелся ответ для всех сомневающихся и критиков, который заслуживает, по крайней мере, уважения. «В долгой истории евреев и христиан, стремившихся к просвещению, – писала она, – непременно фигурируют люди, которые считали, что анализ священныхтекстов приводит к обратным результатам и показывает, какие они нелепые, жестокие или несправедливые. Я скопировала свою стратегию с иудейско-христианской критики абсолютизма, основанного на вере.
Именно с этой точки зрения следует смотреть на первую часть фильма «Покорность».[34] Насколько эффективна выбранная мной стратегия, должно быть понятно каждому, кто знаком с историей критики религии на Западе».
В целом трудно не согласиться. Другой вопрос, было ли это разумно с ее стороны. Но благоразумие – не всегда самый быстрый путь к необходимым переменам. Те, кто осмеливается бросить вызов догмам, оправдывающим притеснения, не всегда благоразумны. Сопротивление не всегда благоразумно, но порой необходимо. В случае с фильмом Айаан проблема заключается в намеченной цели. Она написала сценарий на английском языке – то есть он, очевидно, предназначался для международной аудитории. Тео ван Гог говорил о попытке продать фильм арабской телевизионной компании Аль-Джазира (смелая, но на удивление наивная идея). Если фильм предназначался для иранских аятолл, имамов Саудовской Аравии или старейшин горных деревень Рифа, вероятность того, что они увидят его, практически равнялась нулю. Фильм показали только по голландскому телевидению в передаче, посвященной культуре и ориентированной на интеллектуалов. В столь ограниченном контексте Айаан Хирси Али не могла претендовать на роль Вольтера. Вольтер бросал оскорбления в лицо католической церкви, одного из двух самых влиятельных институтов Франции восемнадцатого века, в то время как Айаан рискнула оскорбить лишь меньшинство, которое и без того чувствует себя уязвимым в сердце Европы.
Изначально задумывалась комедия. Именно это ван Гог предложил Айаан, когда они встретились в Амстердаме, чтобы обсудить ее планы. Она имела в виду нечто другое: представление с участием марионеток в натуральную величину, иллюстрирующее жестокость Корана. Но, возможно, помня о «Монологах под паранджой», Айаан в итоге написала «Покорность». Это была ее идея. Ван Гог оказал ей техническую помощь, но сожалел об отсутствии юмора. На его вкус, фильм получился слишком нравоучительным. Но даже как проповедь он оказался неэффективным. Людям было трудно понять, что хотела сказать Айаан.
Даже Самир, утонченный молодой архитектор, с которым я познакомился в Роттердаме, не понял ее замысла, и это многое объяснило мне. Подход Айаан к роли женщины в исламе совершенно неправильный, сказал он. «Посмотрите, что происходит, когда кто-то оскорбляет наших матерей: любой марокканец приходит в бешенство». Это так. Но то же самое мог бы сказать сицилиец или любой другой представитель кланового сельского общества, где всем управляют мужчины, а к женщинам относятся как к святым матерям или шлюхам. Самир был, вероятно, прав, когда заметил, что критика Айаан больше касается культуры, чем религии как таковой. Он признал, что она приводит ряд веских доводов, но если для него религия в фильме – отвлекающий момент, то для нее это главный вопрос.
В тот вечер, когда показали фильм, Нора, руководитель Союза исламских студентов в Университете Неймегена, смотрела телевизор дома с матерью. Переключая каналы, мать услышала мусульманскую молитву. Удивленная тем, что ее передают по голландскому телевидению, она заинтересовалась. «Но вид обнаженного женского тела с текстами из Корана ошеломил ее. Я знаю, что Айаан хотела шокировать людей. Но моя мать не была готова к этому. Она подумала только, что женщине не подобает молиться в таком виде».
По словам Норы, сама она была не столько оскорблена, сколько «смущена», смущена из-за матери, и поэтому переключилась на другой канал. Возможно, сказала она, «мы будем готовы к дискуссии об этом лет через двадцать, когда лучше освоимся. Но сейчас слишком рано. Первое поколение не готово обсуждать такие вопросы».
Это самая благожелательная оценка фильма Айаан, услышанная мной от мусульманина или мусульманки, хотя Нора религиознее многих других моих собеседников. Но она была не права в том, что касалось позиции представителей разных поколений. Именно дети иммигрантов представители второго поколения, ровесники Норы, не могли сдержать гнева. Отчасти это объясняется чувством неравенства, присущего всем меньшинствам. Но проблема лежит глубже и заключается в другом неравенстве между самими иммигрантами – теми, кто имеет образование, интеллект, социальные связи и желание преуспеть и ассимилироваться, и более уязвимыми, теми, кто нуждается в связи с национальной общиной. То же самое можно было сказать о евреях. То же самое происходило с новыми иммигрантами в Соединенных Штатах. И то же самое происходит в Европе в наши дни.
Критики Айаан Хирси Али обычно приводят в качестве примера одну телевизионную передачу, чтобы показать, что, по их мнению, неправильно в ее подходе. Айаан всегда проявляла большой интерес к женщинам, которые ищут спасение от своих жестоких мужей в тайных приютах, известных под названием «оставь меня в покое» (blijf van m'n lijf huis). Эти женщины уже сделали смелый шаг, на который не могут пойти пассивные жертвы; у них хватило храбрости сбежать. Если Айаан и имеет шансы на поддержку в своей борьбе против мусульманского шовинизма, то, скорее всего, ее следует искать среди этих подвергавшихся побоям и оскорблениям жен и дочерей.
Известная программа новостей решила, что будет интересно показать фильм «Покорность» в одном из таких приютов, а затем снять на пленку его обсуждение с участием Айаан. Четыре молодые женщины смотрели фильм вместе. Кое-кто из них видел его раньше. Только одна открыла свое лицо, остальные боялись последствий. Все прекрасно говорили по-голландски.
