В одно из посещений лаборатории Курчатовым произошел случай, который можно отнести к области «Физики шутят». Этот забавный маленький рассказ следует озаглавить «О том, как великий мастер М. Л. Канунов вырвал из знаменитой бороды великого академика И. В. Курчатова несколько волосков». Было так: когда мы рассказывали Игорю Васильевичу о различных лабораторных новинках, его заинтересовал манипулятор, позволяющий вести сборку приборов в высоком вакууме. Дотошный Курчатов захотел обязательно посмотреть детище Канунова в работе. Привели его в комнату, где стоял манипулятор. Михаил Алексеевич напустил в него воздух и раскрыл прибор. Чтобы лучше рассмотреть устройство, Курчатов нагнулся, и голова его оказалась внутри манипулятора. Особой гордостью Канунова был автоматический пинцет, с помощью которого можно захватывать детали и переносить их в необходимое для монтажа место. Канунов привел это устройство в действие, не обратив внимания на то, что часть бороды лежала между перемещающимися ножками пинцета. Когда пинцет со щелчком закрылся, он зажал волоски бороды. От неожиданности Игорь Васильевич дернул головой. В зажатом пинцете оказалось несколько волосков. Эти драгоценные «реликвии» Михаил Алексеевич до сих пор хранит вместе с другими «ценностями», которых за долгую жизнь накопилось у него множество.

Два наших главных стеклодува, И. И. Игнатьев и А. А. Журавлев, прибыли в институт почти одновременно, в августе 1948 года. Оба обладали высокой квалификацией. Иван Иванович был потомственный стеклодув из Клина. Этот город известен не только по дому-музею П. И. Чайковского. Более века в нем развивается русское стеклодувное мастерство. Из клинских стеклодувов, в частности, вышла знаменитая династия московских Петушковых. Александр Алексеевич Журавлев (все называли его дядей Сашей) также был стеклодувом высшего класса.

Кто знает, сколько стеклянных установок, кранов, насосов, шлифов, «баранок» для бетатронов создали умелые руки дяди Саши и Ивана Ивановича!

На первом этапе не было газа, стояли бензиновые генераторы. Нередко они вспыхивали. В зависимости от обстоятельств дядя Саша или Иван Иванович получали выговоры, но работа продолжалась.

За отличную работу оба стеклодува были награждены орденами Трудового Красного Знамени. Оба они умерли сравнительно рано. Дядя Саша в 1968 году. Ивана Ивановича мы похоронили в 1970 году. Они оставили по себе добрую память и отличную смену.

Людям, далеким от проблем, связанных с атомной наукой и техникой, гордые слова, приведенные в названии этой части, могут показаться нескромными. Но для ряда талантливых людей, отдавших этим проблемам жар души и почти всю сознательную жизнь, трудно подобрать другое определение.

Сразу следует оговориться: в этой части будет рассказано лишь о тех руководителях, с которыми авторам довелось работать в тесном контакте на протяжении нескольких десятилетий.

Вот как рассказывает Мария Николаевна Харитон, жена Юлия Борисовича, о своей встрече с Игорем Васильевичем Курчатовым в Казани: «В 1942 году после севастопольской эпопеи я увидела Курчатова с бородой. Спросила: „Игорь Васильевич, ну к чему такие украшения из допетровских времен?" Он шутя продекламировал две строчки популярной тогда песенки: „Вот ужо прогоним фрица, будет время — будем бриться... " Но и после того, как прогнали фашистов, времени для бритья так и не оказалось. Борода очень шла этому большому статному человеку. Вскоре ого стали называть Бородой, а иногда князем Игорем. Было в ого облике что-то от былинного богатыря... »

Еще в Казани возникла необходимость тесных контактов с Игорем Васильевичем. Наша лаборатория занималась тогда экспериментальными исследованиями явлений при взрыве. Понадобились высоковольтные конденсаторы. В одном из коридоров основного здания Казанского университета мы обнаружили несколько отличных конденсаторов. Владельца разыскать нетрудно — курчатовские. Отправился к Игорю Васильевичу, рассказал о наших нуждах. Внимательно выслушал, на секунду задумался и сказал: «Берите. Пожалуй, до конца войны нам уже не придется заниматься установкой Кокрофта, для которой предназначались эти емкости».

Запомнились первые научные семинары в Лаборатории № 2 в Москве — так в 1946 году назывался будущий Институт атомной энергии. В семинарах участвовали сотрудники Института химической физики, ФИАНа и некоторых других организаций. В пустую комнату обычно собиралось человек двадцать, каждый приносил свой стул. Стулья были разномастные, но для Игоря Васильевича всегда ставилось добытое откуда-то мягкое старомодное кресло с резными подлокотниками, такими же ножками и высокой спинкой. Сиденье и спинка были обиты ярко-зеленым плюшем.

Он приходил после бессонной ночи, приняв освежающий душ, с влажными волосами. Слушал почти не перебивая, не вмешиваясь, хотя, как правило, разговор шел о том, что его интересовало.

Когда Курчатов руководил совещаниями, они проходили живо и азартно. Добивался, чтобы каждый четко и ясно высказал собственное мнение. Опрашивал поочередно: «Ваше мнение? Твое мнение?» Если ответ удовлетворял, следовало неповторимое курчатовское: «Прравильно, прравильно» — с нажимом на протяженное и раскатистое «р». Кажется, что и теперь слышу его могучий голос.

Любил и сам придумывал острые словечки и обороты. На одном из заседаний обсуждали проект технического устройства, требовавший привлечения промышленности и определенных денежных затрат. «Сейчас позвоним рукребятам», — сказал Курчатов, набирая номер телефона. Я наклонился к соседу и тихо спросил: «Кто такие рукребята?» — «Сокращение — руководящие ребята. Так он величает всех, начиная от замминистра».

Затем мы встретились снова в Москве в начале 1947 года. Я приехал в Лабораторию № 2 для получения импортного оборудования. Игорь Васильевич встретил меня у проходной и повел к себе в кабинет. Мы с ним прошли через несколько постов военизированной охраны. Непривычно звучали приветствия солдат и офицеров: «Здравия желаем, товарищ академик!» После непродолжительных переговоров выпросил у Игоря Васильевича необходимые нам приборы. Курчатов расспрашивал о новых методах изучения процессов, идущих при взрыве и детонации, которыми мы тогда занимались.

Примечательное свойство его характера — в высшей степени уважительное отношение к людям, к их повседневным нуждам.

Июнь 1953 года выдался жарким. Мы с группой физиков проводили настройку измерительного устройства, одна часть которого была установлена на стальном столе, вторая — на асфальте вблизи цеха. Целый день все не ладилось. Результаты измерений при контрольных проверках заметно отличались друг от друга. Игорь Васильевич наведывался к нам каждые два-три часа. Стемнело. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, измерения стали воспроизводиться с хорошей точностью. К трем часам утра мы обмерили значительную часть деталей. В четыре утра звонок. Игорь Васильевич спрашивал, как идут дела. Ответили: «По непонятным причинам, но ночью измерения идут отлично».— «А вам не холодно?» — «Ничего, потерпим, до утра уже немного осталось». Спустя четверть часа пришла машина. Курчатов прислал четыре тулупа.

Утром измерения снова стали неустойчивыми. Внезапно осенила догадка: лучами июньского солнца асфальт размягчается, и ножки стального стола «тонут» в нем. Это меняло взаимное расположение частей установки. Проверка простая: обе части установили на общую стальную плиту. «Солнечный эффект» немедленно исчез, и мы благополучно закончили измерения.