Академик Герш Ицкович Будкер — специалист по ускорителям, ядерным реакторам и физике плазмы — рассказал мне об одном случае, демонстрирующем, как вел себя Игорь Васильевич в трудную «эпоху» борьбы с космополитами. Главным действующим лицом в этом рассказе был сам Будкер. При очередной проверке анкет представителю отдела кадров не понравилась его фамилия. Соответствующие службы предложили Игорю Васильевичу лишить Будкера допуска к секретным работам и уволить из института. Положение осложнялось тем обстоятельством, что к этому времени Будкера оформили директором Института ядерной физики Сибирского отделения Академии наук.
Эта проблема была решена следующим образом: Игорь Васильевич вызвал Будкера к себе и предложил на некоторое время ограничить посещение института библиотекой.
Прошло много месяцев, на протяжении которых Будкер исправно посещал библиотеку. Периодически он спрашивал Игоря Васильевича, на сколько же продлится такое «добровольное» отречение от работы. Игорь Васильевич отделывался украинскими поговорками типа: «Раньше батьки в пекло не лазай». Так тянулась эта «игра» до XX съезда КПСС, когда была произведена переоценка многих ценностей.
Памятной оказалась встреча в каземате на одной из лесных площадок. Харитон по телефону предупредил, что приедет вместе с Игорем Васильевичем продемонстрировать ему, как производятся опыты по рентгенографическому изучению явлений при взрыве. В железобетонном укрытии, где располагалась импульсная установка, кроме меня находились еще три человека. Когда приехали Игорь Васильевич и сопровождающие его лица, я подробно рассказал, как происходит инициирование заряда, и передал один из детонаторов в руки Игорю Васильевичу, чтобы он мог подробно рассмотреть его. Юлий Борисович выхватил из рук Курчатова этот опасный предмет. Потом был удачный взрывной эксперимент. Через 15 минут после отъезда высоких гостей — телефонный звонок. Говорил Харитон: «За вами послана машина, прошу немедленно приехать ко мне». Поехал, чтобы получить нагоняй. «Как вы могли передать Игорю Васильевичу детонатор? Неужели вы не понимаете, что такое для всех нас Курчатов и как его надо оберегать от малейшей случайности?»
Бережное отношение к Курчатову, стремление оградить его от случайных опасностей приходилось наблюдать много раз во время наших встреч. Оно было связано не только с пониманием высокой ответственности, лежащей на его плечах, но и на глубоком уважении со стороны всех, кто работал с ним.
Еще об одной очень важной черте характера Игоря Васильевича рассказывает Юлий Борисович — о даре воздействия на собеседника, который был так важен для Курчатова: «Ему надо было привлечь к работе крупных специалистов из многих областей пауки и техники. Нужно было оторвать их от любимого дела, в котором они часто лидировали в нашей стране, а иногда и в мире. Все это мог сделать только Игорь Васильевич. Я помню, особенно трудно поддавался на уговоры блестящий металлург Андрей Анатольевич Бочвар. Однажды я оказался в кругу примерно семи уговаривающих. Андрей Анатольевич никак не хотел расставаться со своими любимыми легкими сплавами. Я не знаю, часто ли применялся метод коллективного уговаривания, но на этот раз он оказался результативным. Часа через два после начала процедуры Андрей Анатольевич сдался. Мы знаем, как велик его вклад в наше общее дело».
В ноябре 1957 года Курчатов приехал в нашу лабораторию последний раз, узнав, что мы занимаемся исследованиями механизмов вакуумного пробоя. В самом начале своей работы в Физико-техническом институте он изучал условия электрического пробоя тонкослойной изоляции. Хотя со времени этих работ прошло около тридцати лет, вопросы электрической прочности продолжали занимать его.
В тот же вечер Харитон пригласил к себе домой Игоря Васильевича и некоторых ведущих научных работников. На большом столе для игры в пинг-понг организовали ужин на 20 человек. Было весело и непринужденно. Танцевали. Развлекались в основном водяными пистолетами, привезенными из Ливана, и киносъемкой портативными камерами. На короткометражном фильме удалось отснять освоение Игорем Васильевичем стрельбы из водяных пистолетов.
Академик Анатолий Петрович Александров так рассказывает о годах и десятилетиях совместной работы с Игорем Васильевичем: «Первые годы атомной проблемы были зажжены энтузиазмом, он заражал всех, вовлеченных в бурный поток его деятельности. Мне пришлось работать с Игорем Васильевичем в разных ситуациях тридцать лет, и необыкновенные его качества как человека, ученого и организатора проявлялись всегда и оставляли глубокий след в душе работающих с ним. Меня всегда поражало величайшее чувство ответственности за то дело, которым он занимался, независимо от масштаба его. Ведь мы ко многим сторонам жизни, которые считаем неглавными, относимся легко, несерьезно, спустя рукава. Этого совершенно не было у Игоря Васильевича. Я помню, еще в Физтехе, когда нам не было тридцати лет, самым ужасным было, когда Игоря Васильевича выбирали в местком. Он там немедленно выкапывал какие-то обязательства, которые мы щедро давали по всяким случаям и забывали на другой день, и потом он буквально пил нашу кровь, пока мы эти обязательства не выполняли. В то же время у него не было никакого педантизма. Он действовал настолько радостно и убежденно, что в конце концов и мы все включались в этот его живой стиль и выполняли то, что обещали.
Уже тогда мы прозвали его Генералом, но это был Генерал не в плохом смысле слова, как это иногда бывает среди генералов. Генералом он назывался потому, что умел всех направить на ту деятельность, которую считал необходимой, и умел ее очень хорошо организовать.
Когда началась война и моя лаборатория вела работы на флоте по защите кораблей от магнитных мин по тому методу, который мы разработали перед войной, Игорь Васильевич, желая принести максимальную пользу в то тяжелое время, включился со всей своей лабораторией в эту работу, и благодаря его организованности, чувству ответственности и способности взаимодействия с людьми самых разных человеческих качеств и самого разного общественного положения — а это, надо сказать, редчайший дар — наш флот имел очень малые потерн от магнитных мин. Своевременно были созданы специальные службы, организована подготовка кадров, производство нужной техники. В этом огромная заслуга Игоря Васильевича и огромное проявление его таланта.
В нашей проблеме, которой мы занимаемся сейчас, Игорь Васильевич почувствовал колоссальную ответственность перед страной за это дело, и можно сказать, что во все основные вопросы он влезал так, что только после полного прояснения направления работ, после полной его организации он переключался на другие задачи.
Я считаю, что нашей стране чрезвычайно повезло, что человек такой необычайной целеустремленности оказался во главе нашего дела. Личные качества Игоря Васильевича в огромной степени способствовали размаху, темпу, целеустремленности работ и их конечному успеху. В этой работе в те годы совершенно не было равнодушных, все работали, не щадя ни сил, ни времени, и этот стиль, конечно, был рожден Игорем Васильевичем.
И в то же время Игорь Васильевич был живейшим человеком, остроумным, веселым, всегда готовым к шутке. Я издевался над его бородой и подарил ему огромную бритву. В отместку он проделал со мной такой номер: когда я уезжал на Урал, Игорь Васильевич поручил мне передать посылку Борису Глебовичу Музрукову, который в это время находился в Челябинске. Я с этой посылкой пришел в воскресенье к Музрукову обедать — так именно просил Игорь Васильевич Курчатов. Борис Глебович открыл посылку, рассмеялся и сказал: „Эта посылка предназначается вам". Передал ее мне и сказал, что Игорь Васильевич требует, чтобы я ее немедленно применил. Я открыл посылку — там оказался громадный парик. Я, конечно, надел на себя этот парик, и, надо сказать, он меня сильно украсил. Этот парик я недавно использовал с успехом в кинофильме, где играл Фантомаса.
Это были светлые годы и по рабочему напряжению, и по результатам, которые тогда получались, и по той душевной, великолепной, товарищеской атмосфере, которую создавал Игорь Васильевич. Я счастлив, что мне пришлось работать с ним так много лет».
