— Мы связались с каналами «Би-би-си», «Аль-Джазира» и «Аль-Арабия». Все они сообщают, что огромные плазменные экраны буквально в считанные дни появились на улицах всех не только больших, но и малых городов мира и даже деревень. А сейчас с нами на прямую связь выходит мэр Москвы Лужков. Юрий Михайлович, скажите, пожалуйста, кто устанавливал дополнительные экраны на улицах Москвы? Имеет ли к этому отношение администрация города?

— Нет, не имеет, — отвечал Лужков, — но я лично давал такое разрешение. Некий спонсор, пожелавший остаться неизвестным, выразил желание провести такую благотворительную акцию. Почему мы должны были отказываться? Мы живём в двадцать первом веке, люди хотят быть в курсе событий…

— А слышали вы, — продолжала допытываться ведущая, — что все эти экраны на улицах городов и деревень буквально всего мира установлены для проведения так называемой всепланетной передачи под названием «Второе Пришествие»?

— Как? — опешил Лужков, — как вы сказали?

На лице его отразилось удивление.

— «Второе Пришествие», — повторила ведущая.

— Это что — фильм такой? — недоумевал Лужков.

— Как видите, дорогие телезрители, — улыбнулась ведущая, — даже мэр столицы не в курсе — какой именно сюрприз готовят нам неизвестные спонсоры. Переходим к другим новостям…

Гончарова отключила телевизор и повернулась к своим попутчикам.

— Что будем делать?

— Звонить в Москву и выходить на Президента, — тотчас же ответила Лиза.

— У тебя что, «вертушка» есть? — спросил Сергей.

— Ну, тогда не звонить, а ехать. Прямо сейчас. Садимся на электричку — и вперёд.

— В Москве выходим, идём по ночным улицам в Кремль, нажимаем на кнопку звонка и говорим: «Владимир Владимирович, просыпайтесь. Мы к вам. Ходоки из Ивери», — невесело пошутил Сергей.

— А что же делать?! — Лиза чуть не плакала.

— Мы целый день задаём себе этот вопрос, — вздохнула Наталья Николаевна.

— Россия задаёт его себе уже много, много лет, — поправил её Иван.

Он невозмутимо сидел на диванчике, разглядывая всё ту же пухлую старинную тетрадь в обложке из телячьей кожи. Харламыч косился на него, но помалкивал. Наконец он не выдержал и вмешался в этот, по его мнению, довольно странный разговор:

— Елизавета Елизаровна, вы пришли за бумагой какой-то? За документом? За каким? И на основании чего я должен его выдать вам? Время позднее. Давайте мы определимся. И… всё-таки это… как бы точнее выразиться… данное помещение — почти режимный объект. А у нас посторонние. Я как-то вас не понимаю, Елизавета Елизаровна. Товарищи не предъявили документы. Если, конечно, есть распоряжение, то я не против, но, однако же…. Вы бы мне объяснили что-то всё-таки.

Он тяжело вздохнул, достал платок и, совершенно обессиленный своей пламенной речью, вытер вспотевшее лицо. В помещении повисла тишина. Четверо гостей смотрели на заведующего архивом, точно впервые его увидели. Он смешался.

— Поймите же, я — человек материально ответственный, — сделал он новую попытку воззвать к их сознательности.

— Мы, собственно, — начала неуверенно Лиза, — мы бы хотели здесь остаться на ночь, Казимир Харламович. А вы идите. Отдыхайте. Я отвечаю за сохранность документов.

— Что-о?! — вскричал возмущенно Черноморов, — да вы с ума сошли! То есть, простите….

Он бросил взгляд на Ивана и сразу съёжился и сник.

— Я не могу оставить вас одних, уж извините. Вы останетесь на ночь — и я останусь вместе с вами. Но, — он с надеждой глянул на Елизавету, — вы ведь как будто бы в Москву собирались ехать? И даже немедленно.

— Немедленно вряд ли получится, — качнула она головой, — нам посоветоваться нужно.

— Ну, что ж, советуйтесь, — вздохнул Харламыч, — я подожду.

— Да, но это секретное совещание, — упорствовала Лиза.

— Пожалуйста, — махнул рукой, внезапно отчего-то осмелевший Харламыч, — ступайте на улицу и секретничайте. Я вверенный мне объект покинуть не могу.

Упрямый Харламыч добился своего — текущий момент им предстояло, кажется, обсуждать в его присутствии. Гончарова, усевшись на диван рядом с Иваном, решительно заявила:

— На ночь глядя ни в какую Москву мы не поедем. Да и последняя электричка от нас уже точно сбежала. Придётся нам остаться здесь под присмотром материально ответственного заведующего.

— А что, собственно, происходит? — спросил Черноморов, — вы объясните, я пойму.

— Есть пословица: «меньше знаешь — крепче спишь» — бросил сердито Сергей.

Вот уж кто не понравился ему с первого взгляда, так это непосредственный начальник его жены. Странное дело — Лиза работала в архиве уже почти семь лет, и всё это время заведующим был именно Казимир Харламович Черноморов. Сергей много слышал о нём от жены, а вот увиделись они только сегодня. И Черноморов ему сразу не понравился. «Трусливый, лживый, подлый» — так почему-то определил для себя сущность этого субъекта Громов. Перспектива провести ночь под одной крышей с ним Сергея совершенно не радовала. Им ведь придётся совещаться, думать, как быть. А это значит, что Харламыча волей-неволей придётся ввести в курс дела. И он их обязательно предаст! В этом Сергей был почему-то уверен на все сто процентов. Словно подслушав его мысли, Гончарова вдруг ни к месту произнесла:

— Вся наша жизнь — сплошные тесты на порядочность, на доброту…

— И на умение любить, — добавил Иван.

— И сострадать, — сказала Лиза. А на глаза её почему-то навернулись слёзы.

Сергей внимательно и с тревогой вгляделся в её лицо, но промолчал. В его душе росло и ширилось чувство вины по отношению к жене. У них не было детей, и Лиза тяжело переживала это. У неё не было любимой работы — в архиве она только отсиживала положенное время. Не мудрено, что она тотчас же сбежала от него, едва поняла, что и Сергея у неё тоже нет. Но, слава Богу, тут она ошиблась. Однако он дал ей повод думать так. Зачем он прятал от неё все свои записи и книги? Вспомнив это, Сергей почувствовал вдруг, что краснеет. Сейчас он понял — почему это делал. Он хотел быть умнее её. Главнее. Хотел, чтобы она смотрела ему в рот и удивлялась — откуда он всё это знает?! А он бы, как павлин, распускал хвост и снисходительно разъяснял ей премудрости и тайны бытия. «Но ведь это естественно, — попытался он успокоить сам себя, — мужчина ведь и должен быть и мудрее, и сильнее». И всё-таки была в этой снисходительности частичка предательства. Возвыситься над Лизой? Боже мой! Какое низкое желание. Он посмотрел на неё с нежностью — от усталости и всего пережитого под её синими глазами залегли тени, скулы выступили, а щёки запали. Какая же она маленькая, хрупкая…

— Сергей, ну что ты смотришь на меня так, как будто я вот-вот умру? — воскликнула вдруг Лиза, — ты пугаешь меня таким взглядом. Лучше придумай, что нам делать.

— Ложиться спать, — сказал Иван.

— Где? На голом полу?

— Так здесь же маты есть в кладовочке, — засуетился вдруг Харламыч и пояснил:

— Прежде в этом подвале размещалась спортивная секция.

Он поманил за собой Ивана и Сергея и через пару минут на середине комнаты уже лежали толстые спортивные маты, на которые и уселись Сергей и Лиза.

Иван достал из рюкзака мобильный телефон и пакет с какими-то вещами и вышел в коридор. Было слышно, как он разговаривает с кем-то, понизив голос. Потом он зашуршал целлофановым пакетом, а через несколько минут прошёл мимо открытой двери преобразившимся — в чужой одежде, в валенках и почему-то с наклеенной бородой. Заметила это только Елизавета. Она хотела окликнуть странного парня, но тот уже вышел на улицу.

Великий маг и чародей со своей беленькой, хорошенькой, похожей на куклу Барби, Аудотиой прилетел таки в Иверь и, притом, совершенно инкогнито. Честерфилд прибыл без обычного сопровождения целого поезда приспособлений и реквизита. И совсем не потому, что он давал сеанс магии и колдовства в провинциальном городишке, нет! Просто он вовсе не должен был его давать. Дэвид приехал на разведку. Праздничные мероприятия должны были состояться лишь через месяц, но надо было уточнить кое-какие позиции. Выбором площадки для выступлений и прочими сугубо деловыми вопросами занимался импресарио. Сам же Дэвид приехал для тайной встречи с «золотой десяткой» русского провинциального городка. И это было не случайно. Иверь даже в мировом масштабе играла заметную роль. Тому способствовало географическое положение этого города. Он находился в аккурат между Москвой и Петербургом, между бывшей и настоящей столицами. И всё, что не доехало туда, оседало в Ивери. Город был переполнен людскими амбициями, страсти кипели здесь почище, чем в обеих столицах. Любые выборы здесь проходили настолько бурно, что казалось, дело вот-вот дойдёт аж до смертоубийства.