После их ухода отец слегка отодвинулся от стола, давая понять, что чаепитие окончено. Сказав, что его беспокоит самочувствие Лайда, он ушёл, и Лейлор с Серино остались вдвоём допивать свой остывший чай. Эннкетин с услужливым поклоном осведомился:
— Желаете ещё что-нибудь, господа, или прикажете убирать со стола?
— Мне капельку маиля, — попросил Серино.
Эннкетин наклонил блестящую голову.
— Сию минуту, сударь.
Он принёс графинчик перламутровой густой жидкости и хрустальную рюмочку, после чего с поклоном удалился. Налив себе рюмку маиля, Серино откинулся на спинку стула и неторопливо выпил, смакуя каждый глоток. Лейлору нестерпимо хотелось с кем-нибудь поделиться своим счастьем, и он сказал:
— А у меня тоже будет свадьба, вот так.
Серино удивлённо поднял брови.
— У тебя? Это ещё с кем?
— А вот, — улыбнулся Лейлор, напустив на себя таинственность. — С минуты на минуту приедет мой избранник… Просить моей руки.
— Так, так, это новость, — оживился Серино, двигая стулом. — Когда же это ты успел, малыш? Ну и ну! Кого же ты очаровал? Хотел бы я взглянуть на этого голубчика.
— «Голубчик»! — рассмеялся Лейлор. — Слышал бы он, как ты его назвал! Ручаюсь, ты упадёшь, когда его увидишь.
— Почему это я должен упасть? — улыбнулся Серино, обнимая Лейлора за плечи и привлекая к себе. — Он что, какой-то экстравагантный тип?
— Не экстравагантный, — сказал Лейлор. — Дело не в том, какой он, а в том, кто он.
— И кто же он? — поинтересовался Серино.
— Не скажу, — лукаво ёрзнул на своём стуле Лейлор. — А то впечатление будет уже не то.
Серино налил себе ещё рюмку маиля.
— Кажется, я понимаю, почему папа сегодня такой напряжённый, — сказал он. — Из-за этого визита?
Лейлор вздохнул.
— Папуля не в восторге… Но это ничего — поломается и успокоится.
Серино выпил вторую рюмку и устремил на Лейлора серьёзный взгляд из-под нахмуренных бровей.
— Так, малыш, признавайся: с кем ты связался? Я должен знать, ведь я всё-таки твой старший брат.
Лейлор шутливо ткнул его кулаком в плечо.
— Да не переживай… Он классный. Самый классный, замечательный, самый прекрасный во всей Вселенной. Я его очень люблю, и он меня тоже. Он не может сделать мне ничего плохого.
— Откуда ты знаешь? — Серино хотел налить себе ещё маиля, но передумал и отодвинул графин.
— Знаю и всё, — улыбнулся Лейлор. — Когда ты его увидишь, ты поймёшь.
Серино задумчиво нахмурил брови, провёл пальцем по краям пустой рюмки.
— По-моему, я начинаю соображать, что к чему, — проговорил он. — Эти твои выкрутасы в лабиринте — истерика, ссора с папой… Это тоже связано с этим твоим… избранником?
Лейлор молчал, сдерживая дрожь в уголках губ и избегая смотреть брату в глаза. Но Серино уже сделал выводы, и они были не слишком благоприятны.
— Послушай, малыш… Ведь если папа не в восторге от твоего выбора, это что-то значит. Может быть, стоит прислушаться к его мнению? Он тебе плохого не посоветует.
— Да ничего это не значит! — воскликнул Лейлор раздражённо, встряхнув кудрями. — Ему ничего не нравится, никогда. Он только и ищет повода покритиковать меня, придраться к чему-нибудь. У него это уже вошло в привычку. Я его очень люблю, но в последнее время он стал невыносимым занудой. Знаешь, я думаю, он просто не хочет, чтобы я становился взрослым. Держит меня за маленького, думает, что я ничего не понимаю!
— Конечно, ты уже большой, — с улыбкой проговорил Серино, ласково заправляя локон волос Лейлора ему за ухо. — Но всё-таки не мешает быть легче на поворотах. Надо признать, что жизненного опыта у тебя ещё маловато, и прислушиваться к старшим совсем не вредно.
— Только не надо меня поучать, — сморщился Лейлор, отодвигаясь. — Я не ребёнок. Думаешь, я не понимаю, насколько серьёзен этот шаг? Прекрасно понимаю. Но я не представляю рядом с собой никого, кроме него. Мне нужен только он и больше никто.
— Ладно, — вздохнул Серино, чмокая его в нос. — Посмотрим на твоего избранника. Может быть, ничего плохого в этом и нет, и папа зря переживает.
— Конечно, зря! — воскликнул Лейлор.
Серино, подумав, всё-таки выпил третью рюмку маиля и разрешил Лейлору выпить полрюмки.
— Но папе об этом ни слова, — сказал он, погрозив пальцем. — А то мне попадёт.
Лейлор хихикнул и торжественно застегнул себе рот на невидимую молнию.
Ему пришлось изрядно понервничать в ожидании приезда короля. Он полагал, что Раданайт приедет к ужину, но со стола уже убирали, а короля всё не было. Кроме того, у Лайда голова разболелась всерьёз, а вдобавок к этому отекли ноги и подскочило давление. Пришлось вызывать доктора Скилфо, и тот настоятельно порекомендовал поместить Лайда в натальный центр вплоть до самого разрешения от бремени, дабы избежать серьёзных осложнений. Лайда увезли, а встревоженный Дейкин поехал с ним. Дарган уехал к своему другу, сказав, чтобы его не ждали, а Серино удалился в библиотеку — работать над своей диссертацией.
Только в начале одиннадцатого на площадку перед ангаром опустились три одинаковых чёрных флаера-«лимузина». Внутри у Лейлора распрямилась туго скрученная пружина, и он подбежал к окну. Просияв улыбкой, он бросился встречать короля. Выбежав на крыльцо, он с бешено колотящимся сердцем наблюдал, как из флаеров эскорта выскакивают подтянутые фигуры в чёрной форме; у двоих охранников в руках было по корзине с огромным ворохом цветов, ещё один держал какой-то небольшой серебристый предмет полуцилиндрической формы. Раданайт, сверкая великолепными лакированными сапогами, королевской цепью на груди и феоновой короной, шёл к крыльцу твёрдым стремительным шагом, и полы его плаща развевались за ним на ветру, как чёрные крылья. Поднявшись на крыльцо и поравнявшись с Лейлором, он остановился, окидывая взглядом сумрачный фасад дома.
— Кажется, мне здесь не рады, — проговорил он с чуть приметной усмешкой.
— Вы ошибаетесь, ваше величество, — ответил Лейлор едва слышным, срывающимся от волнения голосом. — Вам очень… очень рады!
Раданайт улыбнулся, взяв его за руки и нежно сжав их.
— Я знаю, что ты мне рад, мой милый, — сказал он. — И мне этого довольно. Я счастлив снова видеть тебя.
Рука об руку они вошли в дом. Джим в этот момент как раз спускался по лестнице в гостиную, облачённый в самый лучший свой наряд, лилово-белый, с золотой вышивкой. К его плечам была приколота длинная шёлковая накидка с отделанным белыми кружевными цветами верхом, а в причёске мягко переливался жемчуг. Он спустился, держась с величавым достоинством, сверкая каэлиевой филигранью и голубыми феонами на лбу; при сравнении его с Раданайтом даже было трудно сказать, кто из них король. На пару мгновений Раданайт застыл, молча глядя на него, и в его взгляде мелькнула тень восхищения. Учтиво, но не теряя достоинства, Джим склонил голову, приветствуя короля.