Утро этого страшного дня — 2-го йерналинна — началось, как обычно: Джим с лордом Дитмаром поднялись, приняли душ, оделись и позавтракали, и Джим проводил лорда Дитмара в академию. Потом он проводил на учёбу Серино, близнецов и Лейлора. Дейкин и Дарган решили пойти по стопам лорда Дитмара и учились в Кайанчитумской медицинской академии, которую он возглавлял. Серино уже работал над дипломом и готовился в будущем к соисканию степени магистра философии, а для Лейлора закончился период домашнего образования: он пошёл в школу.

Чем занимался Джим весь день, оставшись дома один? Проводив всех, до полудня он читал, в полдень посмотрел выпуск новостей и выпил чаю, а потом поехал к Арделлидису. Они пили чай и разговаривали, и Джим рассказывал Арделлидису о том, что он в данный момент читал. Сам Арделлидис не был большим любителем чтения, но ему нравилось слушать: это отвлекало его от печальных мыслей. Они играли с маленьким Лу, главным утешением овдовевшего Арделлидиса, который ещё носил траур по Дитриксу и вёл затворническую жизнь. Он также жаловался, что вокруг него вьются ухажёры — обольстители богатых вдовцов.

— Я всех посылаю подальше. Меня не проведёшь! Я сразу вижу, что им нужно. Да, конечно, среди них много хорошеньких — просто пальчики оближешь, и трудно устоять, но меня на смазливую мордашку не поймаешь.

— А серьёзных предложений совсем не поступает? — поинтересовался Джим.

— Есть парочка, — вздохнул Арделлидис. — Ко мне сватается лорд Вокс, но он такой древний, что если я свяжу с ним свою жизнь, уже через год-два мне опять придётся надевать траур. Старик уже одной ногой в могиле, а туда же! — Арделлидис пренебрежительно хмыкнул. — Да ещё лорд Уэрмонд сватает мне своего единственного ненаглядного сыночка.

— И что? — спросил Джим.

Арделлидис пожал плечами.

— Да ничего… Хорошенький, прямо куколка, и в самом соку — семнадцать лет, но страшно глупый! И наряжаться любит чуть ли не больше меня. Боюсь, мы с ним поссоримся из-за того, чья очередь крутиться у зеркала.

— А может, и не поссоритесь, — улыбнулся Джим. — Зато у вас будет очень много общего.

— У меня — с этой пустоголовой куклой? — скривил губы Арделлидис. — Не смеши меня, мой ангел. Да и как отнесутся к этому дети? Он же младше, чем Джеммо! Да дело даже не в возрасте… — Арделлидис вздохнул. — Просто я никогда не смогу забыть пушистика. Он навсегда останется моим единственным.

— Пойми, если ты не найдёшь себе никого, дети станут жалеть тебя, — сказал Джим. — И в ущерб своей личной жизни будут стараться не оставлять тебя одного.

— Да разве я запрещаю им устраивать свою личную жизнь? — сказал Арделлидис. — У Джеммо, например, уже есть приятель, и у них, как мне кажется, всё довольно серьёзно.

— А Ианн? — спросил Джим. — У него кто-нибудь есть?

— Насчёт Ианна точно не знаю, — ответил Арделлидис. — Он как будто встречался с кем-то, но потом они расстались. Нет, кажется, сейчас у Ианна никого нет. Если бы кто-то появился, я бы сразу понял. Кстати, а как там твой Илидор? Уже встречается с кем-нибудь?

— Да, у него есть заноза в сердце, — улыбнулся Джим.

— Интересно, интересно! — оживился Арделлидис. — И кто же, позволь полюбопытствовать, эта заноза?

— Не обижайся, но я пока не стану говорить, а то ещё что-нибудь разладится, — сказал Джим.

За этими разговорами они скоротали время до обеда. Джим стал собираться домой: уже должны были вернуться дети. Арделлидис стал уговаривать его остаться ещё.

— Они уже не маленькие, обойдутся без тебя! Ваш дворецкий их напоит и накормит, не волнуйся. А если ты сам проголодался, так я скажу Ноксу. Останься, побудь со мной ещё, мой дорогой! Твоё общество для меня как глоток свежего воздуха!

Джим позволил себя уговорить и обедал у Арделлидиса. От него он уехал в шестом часу. Серино засел в библиотеке, а Дейкин и Дарган, как доложил Эннкетин, пообедали и уехали снова — по-видимому, развлекаться. Лейлор, вернувшись из школы, стал проказничать: сначала устроил катание вниз по лестнице в детской ванночке; раскрасил лицо, спрятался за корзинами с бельём и напугал смотрителя прачечной Удо; полчаса издевался над Эннкетином, звоня в дверь и прячась; подшутил над Кемало, насыпав в сахарницу соль и подсунув её повару, когда тот стал пить чай.

— И чем это кончилось? — с улыбкой спросил Джим.

— Известно, чем, ваша светлость, — ответил Эннкетин. — Господин Лейлор получил от Кемало по попке и сейчас сидит у себя в комнате и размышляет над своими поступками. Ох уж этот господин Лейлор, доложу я вам! Даже господин Илидор в детстве не был таким бедокуром.

Джим нашёл младшего сына в его комнате, но Лейлор не размышлял над своим поступком, а играл в компьютерную игру. Айнен, по-видимому, ушёл обедать, и Лейлор, воспользовавшись этим, скрасил своё наказание. Увидев Джима, он подбежал и нежно прижался к нему.

— Папулечка!

Джим попытался изобразить суровость.

— Эннкетин доложил мне, что ты безобразничал, — сказал он, сдвинув брови. — Мне известны все твои шалости. Что за катание по лестнице? Ведь ты мог упасть! И для чего нужно было мазать себе лицо и пугать Удо, а потом беспокоить Эннкетина, мешать ему работать? И зачем было так дурно подшучивать над Кемало? Что он сделал тебе плохого? Ведь он нас всех кормит, заботится о нас, а ты!.. Нехорошо, Лейлор.

Лейлор виновато вздохнул, опустив красивую головку, но уже через секунду уголки его губ задрожали.

— Но это было очень смешно, папуля. Видел бы ты, какое сделалось у Кемало лицо, когда он выпил солёного чаю! Вот такое!

И Лейлор скорчил такую уморительную рожицу, что Джим не удержался и прыснул. Конечно, всю его суровость как рукой сняло. Хотя он и понимал, что сводит сейчас на нет весь педагогический эффект от наказания, но всё же не мог удержаться от смеха. А Лейлор, видя, что папа не сердится, приласкался к нему, чмокая в нос, в лоб, в щёки и в губы.

— Я тебя очень, очень, очень люблю, папуля… Можно мне уже пойти погулять в саду?

— Нет, Лейлор, пока нельзя, — спохватился Джим. — Разве Айнен уже отпустил тебя?

— Да, уже давно отпустил, папочка, — торопливо заверил Лейлор.

Джим прищурился.

— Хитришь, мой милый. Я сам спрошу у Айнена, посмотрим, что он скажет.

Как раз в этот момент вернулся Айнен, пахнущий пирожками. Увидев Джима, он выпрямился.

— Гм, гм, ваша светлость… Господин Лейлор сегодня плохо себя вёл. Измазал себе лицо, крутился на кухне, устроил беготню, шумел, насыпал Кемало соли в сахарницу.

— Я уже знаю, мне доложили, — сказал Джим. — Скажи, он уже отбыл наказание?

— Ему осталось ещё полчаса, ваша светлость, — ответил Айнен, взглянув на часы.