— Извините, святой отец, но при такой скорости…
— Держитесь за талию, это гораздо удобнее.
Таша кашлянула. Ей и за плечи взяться стоило некоторой заминки…
"…уж в этом-то его подозревать не стоит, — фыркнул внутренний голос, — он дэй, Таша. Дэй. По буквам повторить?"
— Откуда держите путь, святой отец?
Скользкий шёлк пояса, конечно, наилучший материал, за который можно держаться… В ножны с мечом вцепиться, что ли?
— Из Озёрной. Я пастырь в одной деревеньке… у озера Лариэт.
— Это которое у самых гор?
— Верно.
Молчание.
"…даже не соизволит поинтересоваться в ответ, откуда ты, — не замедлил позудить голос, — хорош попутчик…"
— Морли-лэн, я предпочитаю придерживаться мнения, что собеседник сам расскажет то, что хочет и может. Если же он молчит — значит, на то есть причины.
"…ты спрашивала это вслух?"
Телепат? Да нет, наверное, просто догадался…
— Я… из Прадмунта.
— Это почти у самой границы Озёрной и Окраинной, верно? Наслышан о вашем пастыре.
— Вы бы ему это сказали. Он будет рад.
Тихий смешок:
— Не думаю. Известность редко приносит пользу, Морли-лэн.
Серость, со всех сторон — лишь непроглядная серость. Ни света, ни темноты, только туман, только серый цвет…
Таша зевнула — она почти клевала носом. Казалось, что сознание тоже обволакивает серый туман, и утопленниками памяти всплывали ненужные воспоминания и ненужные мысли, и какие-то тени скользили в серости…
Нет, только не потом!..
"…с чего ты взяла, что они будут в трактире, — назойливый шепоток на грани сознания, — они вполне могут заметать следы…"
"Не от кого. Они наверняка не знают обо мне — иначе им достаточно было бы просто двигаться быстрее, и я бы их не догнала. А они не торопились".
"…думаешь, они будут тебя ждать…"
"Не торопясь, они прибудут в трактир к вечеру. Я надеюсь быть там тогда же. А любым лошадям нужен отдых".
"…если мальчишка сказал тебе правду…"
"С чего ему врать?"
"…а с чего ему помогать…
…зачем ты едешь туда? Даже если ты права, даже если они там, даже если ты их застанешь — тебе не одолеть их. Ты не заберёшь Лив, не выберешься оттуда живой…
…и святоша тебе не поможет…"
"Мне не нужна помощь. Выберусь. Не знаю как, но выберусь. Просто знаю, и всё".
"…а с чего этому дэю с тобой увязываться… откуда он узнал, куда ты едешь? Почему ждал тебя в непробудную рань? Почему решил ехать именно с тобой?"
"Услышал, как я договариваюсь с трактирщиком. Узнал, откуда я еду".
"…сведения о постояльцах запрещено давать…"
"Я… Нет, неважно. Потом".
"…а если он…"
"Я ему верю!"
"…девчонка! Глупая, наивная…"
— Осторожно!
Таша открыла глаза — как раз в тот момент, когда дэй поймал её соскальзывающую руку, и прежде, чем её тело из крайне неустойчиво-накренившегося положения успело перейти в свободное падение.
Судорожно вцепившись в чёрный шёлк, Таша мгновенно выпрямилась.
— Вы задремали.
— Кажется…
Сердце металось в грудной клетке, как перепуганный щенок в тёмной коробке.
— Расскажите мне о вашей деревне.
— Не думаю, что…
— Ошибаетесь, мне будет интересно. Я весь внимание.
"…он просто хочет, чтобы ты разговаривала — тогда ты не заснёшь".
"Какой заботливый, однако".
"…ещё бы — нагло оккупировал чужую лошадь, а законную владелицу не менее нагло сместил на место пассажира. Должен же как-то компенсировать моральный ущерб".
"А я морально ущерблена? Гм…"
— Ну… она… — Таша запнулась.
— Я слышал, к ней нет большой дороги, — облегчил ей задачу клирик.
— С Тракта до неё вполне можно добраться лугом. Но тропа действительно не очень широка — двум телегам уже не разминуться, кому-то приходится в траву отступать.
— Не очень хорошо для населённого пункта…
— А для нашего пастыря — сущая благодать. Ведь не каждый "гнусный чужак" рискнёт своим обозом, который вполне может в этой траве застрять.
— Видно, вы не больно-то жалуете своего пастыря, Морли-лэн.
— Я не обязана его любить, святой отец.
— А уважать?
Таша помолчала, обдумывая ответ.
Вообще — возможно, именно отношение к священнослужителям в итоге сделало Ташину веру крайне специфичной. Нет, конечно же, она верила в Пресветлую Богиню Небу, небесными помощницами и слугами коей были крылатые эфемерные создания лоридэи, а земными — эндэи (это потом уже люди сократили первое до "лори", а второе до "дэев" — что несколько кощунственно, ибо в переводе со староаллигранского "дэя" означает "Богиня", "лори" можно перевести как "слуга", "эн" же означает довольно неутешительное "раб". Таше порой думалось, что сокращения придумали сами дэи — понятное дело, куда лестнее расхаживать "богами", чем "рабами", пусть даже только в переводе…). И, конечно же, Таша не поминала к ночи имя сестры Пресветлой — Лукавой Богини Мрак, в прислужницы которой достались омерзительные рогатые оборотни — ксаши. И, конечно же, почитала заповеди Кристаль Чудотворной, ниспосланной некогда Пресветлой в их грешную Долину — и ставшей у истоков церкви, названной в её честь. Их кристалинской церкви.
Если верить священным писаниям, Неба сотворила сей бренный мир, как однажды и уничтожит его — но вот вдохнуть жизнь в свои творения ей одной оказалось не по силам. В итоге жизнью всё сущее наделили обе сестры, а помимо жизни, понятное дело, каждая вдохнула в сущее частичку себя. С тех пор, как Мрак наделила творения сестры своей Небы тенями, и борются в душе каждого человека свет и тьма, а результат этой борьбы ты узнаёшь лишь по смерти. По результатам же решается, куда отправится твоя душа: на небеса (в компанию к таким же лори, какой станешь ты), в преисподнюю (в компанию, соответственно, таких же ксашей), — или обратно, в бренный суетный мир: искупать незначительные грехи либо свершать великие дела, которые ты должен был, но не смог или не захотел свершить.
Да, во всё это Таша верила. А вот обряды и ритуалы, кои обязан был соблюдать каждый истово верующий, вызывали у неё лёгкое недоумение. Ну вот взять те же посты: Таша сама частенько задумывалась о том, что нехорошо есть мясо невинно убиенных животных — учитывая, что для оборотней звери были почти не фигурально братьями меньшими… Но уж коль считаешь это грехом, так не ешь вовсе. А с какой стати в один день съесть кусок мяса считается прегрешением, а в другой — нет?
Нет, Таша послушно молилась на ночь и исповедовалась каждый седьмой день месяца — попробовала бы не исповедоваться, пастырь мигом принял бы меры по искоренению "прокрадывающегося в сердца его паствы атеизма". Мама тоже соблюдала все внешние приличия — да только скорее на публику, чем из истинной набожности.
Как-то Мариэль обронила "Она утратила мою веру в Неё".
Теперь Таша понимала, почему.
— Отношение отца Дармиори к некоторым вещам, — наконец сказала девушка, — переходит всякие границы.
— Насколько я знаю, методы его действительно не самые лучшие. Но он искренне верит в то, что делает — а это уже заслуживает уважения.
— Верит? Да это не вера, это… Он упивается своей властью! Он… просто фанатик!
— Фанатизм — это крайность, но крайность прежде всего веры, которая и должна быть в пастыре. Если вам встретится один из тех ханжей в рясе, коих сейчас, к сожалению, большинство, — вы поймёте, что вам повезло.
— Он нарушает законы гостеприимства! Запрещает деревенским давать приют ни в чём не повинным путникам!
— И неужели эти путники действительно ни разу ни в чём не были повинны? Не причиняли вреда никому из прадмунтцев, к примеру?
"…Кайя и Лайя…"
