Безпрерывно прибывающая вода била уже каскадомъ черезъ край большого бассейна; нѣкоторыя изъ маленькихъ каменныхъ группъ, имѣвшихъ отдѣльные бассейны, изъ которыхъ вода также потоками лилась черезъ край, походили на блестящій стеклянный куполъ.
Донна Мерседесъ съ минуту простояла въ испугѣ передъ стеклянной дверью, которая оказалась запертой. Должно быть сточные трубы засорились… Уже асфальтовый полъ былъ залитъ водой и многіе цвѣточные горшки опрокинулись.
Дверь въ мастерскую была открыта настежь: бархатный занавѣсъ былъ отдернутъ, и мозаиковый полъ мастерской не былъ отдѣленъ отъ пола зимняго сада ни порогомъ, ни ступенькой. А между тѣмъ тамъ на полу лежало и стояло много драгоцѣнныхъ предметовъ древности, а также стояли прислоненные къ стѣнамъ самимъ барономъ Шиллингъ эскизы и начатыя картины. Все это погибнетъ, пропадетъ, если вода проберется туда.
Она побѣжала къ двери, которая вела прямо изъ сада въ мастерскую, но и она не подавалась подъ ея дрожащей рукой, только въ двери, за которой находилась лѣстница, ведущая въ верхній этажъ, видна была щель. Она отворила ее и бросилась наверхъ. Отвѣсно падавшіе лучи мѣсяца слабо освѣщали тѣсную душную площадку, на которую выходила только одна дверь; Донна Мерседесъ толкнула ее и очутилась въ комнатѣ барона Шиллингъ…
Баронесса была права, — душно и невыносимо жарко было въ этой низенькой комнатѣ, въ которую хозяинъ шиллингова дома добровольно изгналъ себя изъ-за щепетильной сестры своего покойнаго друга, не хотѣвшей жить подъ одной крышей съ нимъ.
Вотъ и гобеленовая гардина, отдѣляющая комнату художника отъ мастерской. Донна Мерседесъ быстро отодвинула ее и вышла на галлерею. Передъ ней внизу лежалъ ярко освѣщенный огромный четыреугольникъ мастерской и блестѣлъ различными красками картинъ, видѣнныхъ ею при яркомъ живомъ освѣщеніи полуденнаго солнца, и казавшихся теперь блѣдными и призрачными, хотя и полными какой-то таинственной жизни.
Отсюда сверху также видно было зимній садъ, широко раскинувшійся за стеклянной стѣной, какъ роскошная картина растительнаго царства на днѣ моря просвѣчивающая сквозь зеленоватую воду.
Шумъ и плескъ фонтановъ ясно слышался здѣсь, а тамъ внизу вода уже врывалась въ мастерскую черезъ дверь широкими полосами и отдѣльными струйками, извивавшимися подобно пресмыкающемуся животному.
Окинувъ все это быстрымъ взглядомъ, донна Мерседесъ направилась къ витой лѣстницѣ, чтобы поспѣшить внизъ, какъ вдругъ до слуха ея долетѣлъ полуподавленный радостный смѣхъ. Она невольно отступила назадъ — ею овладѣлъ ужасъ. Кому принадлежалъ этотъ странный звучный голосъ? Ребенокъ-ли смѣялся тамъ внизу или сумасшедшій?
Она перегнулась черезъ перила и посмотрѣла внизъ. На освѣщенномъ мѣсяцемъ пространствѣ не было никого, только въ темномъ углу на нижней ступенькѣ лѣстницы виднѣлся какой-то странный предметъ — точно брошенный узелъ, какъ показалось доннѣ Мерседесъ въ первую минуту.
Но чѣмъ шире и быстрѣе разливалась вода по мозаиковому полу, тѣмъ оживленнѣе становилось въ темномъ углу, и вдругъ какая-то фигура большимъ прыжкомъ выскочила на свѣтъ. Это была женщина, жившая въ бель-этажѣ, хозяйка шиллингова дома! Она, казалось, ожидала въ темномъ углѣ приближенія воды и тотчасъ-же кинулась къ стѣнамъ и опрокинула на полъ прислоненныя къ нимъ картины, она бросала на полъ рукописи, книги, папки съ эскизами, лежавшія на столахъ, и, наконецъ, подойдя къ большому круглому столу, стоявшему около мольберта, схватила ножъ, которымъ баронъ Шиллингъ недавно вырѣзалъ изъ рамки картину.
Блестящій клинокъ засверкалъ при свѣтѣ мѣсяца въ ея высоко поднятой рукѣ… Ея густые бѣлокурые волосы распустились и падали на спину, но она не замѣчала этого; она старалась только подобрать лѣвой рукой шлейфъ своего сѣраго шелковаго платья, чтобы не замочить его, такъ какъ вода уже заливала ей ноги… Итакъ она не была сумасшедшей, какъ было подумала со страхомъ донна Мерседесъ, она дѣйствовала обдуманно, хотя и подъ вліяніемъ сильнаго нервнаго возбужденія.
Такъ стояла она съ минуту между столомъ и мольбертомъ, устремивъ взоръ на картину, которая должна была завтра отправиться на выставку.
— Черезъ все лицо и безстыдную грудь… тогда онъ узнаетъ, что такое ненависть и что она можетъ сдѣлать!
Она пробормотала эти слова вполголоса, но они были поняты.
Донна Мерседесъ тихо сошла съ лѣстницы и стояла сзади нея; и въ ту минуту, какъ она, склонившись впередъ своимъ худымъ длиннымъ тѣломъ, готовилась быстрымъ ударомъ ножа пронзить прелестную фигуру дѣвушки, прижимавшейся къ матронѣ, ее вдругъ схватили и оттащили назадъ.
Но донна Морседесъ ошиблась въ противницѣ. Въ этомъ согнутомъ, почти всегда утомленномъ, болѣзненно слабомъ тѣлѣ, была почти мужская сила.
Въ первую минуту баронесса, объятая ужасомъ, подалась и, повернувъ голову, окинула дикимъ взглядомъ неизвѣстное существо, охватившее ее мягкими, но сильными руками, когда-же разсмотрѣла нѣжное дѣвственное лицо молодой дамы, она разразилась громкимъ ироническимъ смѣхомъ.
— А, хлопчатобумажная принцесса! Чего ищете вы здѣсь, въ жилищѣ женатаго человѣка, цѣломудренная донна?
Быстрымъ эластичнымъ движеніемъ попыталась она вырваться у своей непріятельницы, что ей отчасти и удалось, — она освободила правую руку и снова, какъ бѣшеная, кинулась къ картинѣ, замахиваясь ножемъ.
Донна Мерседесъ старалась вырвать у нея ножъ, но не могла, и только поранила себѣ руку; по сильной боли она чувствовала, какъ глубоко вонзилось остріе въ тѣло, и вслѣдъ затѣмъ кровь струей потекла по высоко поднятой рукѣ къ локтю. При этомъ она почувствовала, что силы ея истощаются.
Въ отчаяніи она стала звать на помощь. Ея полный звучный голосъ громко раздавался въ каменныхъ стѣнахъ, и ее услыхали.
— Оставьте меня! — съ яростью прошипѣла баронесса въ неизъяснимомъ ужасѣ, когда раздался сильный стукъ сначала у двери зимняго сада, потомъ у двери въ мастерскую.
Между тѣмъ донна Мерседесъ напрягала послѣднія силы, чтобы удержать несчастную женщину, которая однимъ движеніемъ могла исполнить свое гнусное намѣреніе. А потому не переставая бороться, она продолжала кричать: «сюда, сюда!» до тѣхъ поръ пока на галлереѣ не показались люди.
Первый сбѣжалъ съ лѣстницы конюхъ, за нимъ слѣдовала маіорша.
— Возьмите у нея ножъ! Картина въ опасности! — сказала донна Мерседесъ конюху. Въ ту же минуту оружіе со звономъ полетѣло на полъ, — баронесса сама бросила его.
Донна Мерседесъ выпустила свою плѣнницу, покачиваясь отъ изнеможенія. Но, несмотря на страхъ и волненіе, она не потеряла присутствія духа: прислуга не должна знать, что злоба — причина всѣхъ несчастій въ мастерской и въ зимнемъ саду, при видѣ которыхъ конюхъ въ ужасѣ всплеснулъ руками.
— Баронесса въ горячкѣ, - сказала она ему повелительно, — бѣгите скорѣе въ домъ къ фрейлейнъ фонъ Ридтъ…
— Баронъ возвратился, — отвѣчала съ своей стороны маіорша, которая, несмотря на испугъ, съ перваго взгляда поняла, въ чемъ дѣло. Она быстрыми шагами, покачивая головой, шла по залитому полу и отступила въ сторону, когда баронесса молча, поднявъ платье, поспѣшно прошла мимо нея, чтобы уйти по витой лѣстницѣ.
— Онъ видѣлъ, какъ мы пробѣжали сюда, и вѣроятно, сейчасъ будетъ самъ здѣсь, — прибавила она, возвышая голосъ. — Мнѣ кажется, что онъ здѣсь нужнѣе, чѣмъ та дама.
Въ эту минуту баронесса съ пронзительнымъ крикомъ, который донна Мерседесъ не разъ слыхала въ домѣ съ колоннами, опустилась на нижнюю ступеньку лѣстницы и осталась безъ движенія.
— Пустяки — это комедія! — сказала маіорша рѣзко, даже не оборачиваясь, и подошла къ доннѣ Мерседесъ, которая въ эту минуту мочила свой носовой платокъ, чтобы наложить его на порѣзанные пальцы.
Молодая женщина вздрогнула, — она слышала съ замираніемъ сердца, какъ баронъ Шиллингъ вышелъ на галлерею.
— Что здѣсь происходитъ? — вскричалъ онъ въ испугѣ и недоумѣніи.
— Какой-то негодяй, подлая каналья, заткнулъ сточныя трубы фонтановъ, сударь, — отвѣчалъ конюхъ изъ зимняго сада, и показалъ большую пробку, которую вытащилъ изъ бассейна. Онъ завинтилъ фонтаны, но вода все еще била черезъ край бассейна и плескалась на полу.
