Письма публикуются с минимальной правкой, соответствующей нормам современного русского правописания и пунктуации. Некоторые письма датированы по содержанию. В этих случаях дата или ее часть заключены в квадратные скобки. В квадратные скобки помещены также восполненные слова или части слов. В тех некоторых случаях, когда не удалось расшифровать отдельные места красинской рукописи или предпринята попытка расшифровать их по контексту, соответствующие места обозначены отточиями в квадратных скобках или же в квадратные скобки заключен реконструированный текст. Соответствующие пояснения даны в примечаниях.
В примечаниях же приводятся сведения о лицах, событиях и других реалиях, упомянутых в письмах. Имея в виду частный характер документов, отсутствие для их автора необходимости растолковывать супруге многие факты, которые ей были безусловно известны или же понятны по смыслу письма, объяснение ряда моментов текста представляло значительную трудность. Не удалось идентифицировать отдельные имена или же найти биографические сведения о других упоминаемых лицах. Это, однако, почти исключительно знакомые или близкие родственники обширного рода Красиных — люди, в основном непосредственно не связанные со значительными историческими событиями. Не удалось также расшифровать некоторые, незначительные, как нам представляется, семейные аллюзии.
Публикация подготовлена доктором исторических наук Ю. Г. Фельштинским и Ф. Маркиз, вступительная статья — Ю.Г.Фельштинским и доктором исторических наук Г. И. Чернявским, примечания — Г.И.Чернявским.
Письма публикуются с любезного разрешения администрации Международного института социальной истории (Амстердам), которой мы выражаем глубокую благодарность.
Письма
1917 год
1
[13 июня 1917 года]
Милый мой Любан[1] и родные детки!
Как скучно и пусто стало у нас с вашим отъездом. Весь дом и Царское[2] стали иными. Иногда по инерции торопишься окончить какое-либо дело, чтобы поскорее попасть на вокзал, но потом вспомнишь- торопиться некуда, и защемит на сердце. Со внешней стороны дела все обстоит благополучно, только Анна, видимо, еще не вошла в роль кухарки и Марусе[3] приходится торчать на кухне. Ну, да это обойдется.
Меня обслуживают по-прежнему, и к утреннему чаю я исправно получаю сибирские пряженики. Володя[4] в добром здоровье и духорасположении. В пятницу идет на комиссию. Вчера, наконец, была вечером гроза и дождь, хоть и не очень большой. Воздух на балконе — вне описания: прямо можно было его пить. Я сидел на балконе всю оставшуюся часть вечера, смотрел вниз на скошенные газоны и вспоминал трех красинских девчушек[5], еще так недавно валявшихся там на спине. Письмо и лекарство Бражникову переданы, но из-за дождя я вечером к ним не попал, а сегодня (13-го) они переехали в город и завтра рано утром уезжают совсем. Полагаю, он все исполнит, как обещал. Из других новостей, более крупных, могу сообщить, что я все же решил от Луги не отказываться[6] и послезавтра, кажется, оформляю это дело у нотариуса. Дровяной лес можно будет, кажется, продать на корню. Насчет Луги сговорюсь с […][7]. Ну, как же вы, милые мои котята, доехали?[8] Думаю, что хорошо. По крайней мере, при отъезде разместились вы хорошо. Сейчас ваш поезд идет где-то уже в середине Швеции. Как-то вас встретит заграница! Сегодня я видел опять одного приезжего из Швеции, и он уверял меня, что там прекрасно можно устроиться. Самое главное, не есть по ресторанам, а поскорее устроиться собственным хозяйством. Особенно имею в виду тебя, большой Любан, с твоей склонностью заболеть при отравлении недоброкачественной пищей. Надеюсь, вы не забудете мне телеграфировать немедленно при приезде. Это письмо пошлю Вацлаву Вацлавовичу[9] и ему буду писать, пока не получу вашего окончательного адреса. Целую и обнимаю всех вас крепко, мои дорогие, любимые — сокровища вы мои.
Сейчас пришло письмо от Нины[10] от 9 июня. Они там здоровы и особенного у них ничего нет. Жарятся на солнце, купаются в море. Кланяйтесь M-lle Лочмо[11], Ляле и всем знакомым. Еще раз крепко целую. Благословит вас бог. Будьте благополучны.
2
18 июня 1917 года. Воскресенье
Родной мой Любинышик! Ты можешь совершенно ясно представить себе весь мой сегодняшний день. Измаявшись за неделю изрядно (безденежье, "товарищи"[12] и прочие очередные напасти!), вчера я залег в 111/2 и сегодня проснулся только в 10, благо по случаю пасмурного утра мухи меня совершенно не беспокоили. К 11–12 выглянуло солнце, и я буквально весь день просидел на своем балконе, занимаясь делами, чтением газет и "Природы"[13], а между делом также печатанием фотографий. С 6 ч[асов] пришел М. И. Бруснев[14], и мы с ним и Борисом[15] на том же балконе просидели до ужина. Сейчас 111/2, и перед сном я хочу тебе написать несколько строк. Живется мне хорошо, если бы только не было так скучно без тебя и милых девочек. Все как-то еще не верится, что вас нет. Ждешь инстинктивно, что откроется дверь и войдет озабоченный Любан в поисках за какой-нибудь штучкой или раздастся визг во дворе в ознаменование жизнедеятельности милого Любана[16], или Катабрашный[17] появится со своим "можно сладкого", или Людмила[18] с видом потусторонним пройдет, не спуская глаз с книги! Только вот порядок неизменный на моем письменном столе и непоявление на нем разных неожиданных вещей или просто мазни на почтовых или других листах бумаги напоминает об отъезде кое-кого! Я креплюсь и утешаю себя соображениями о неизбежности вашего отъезда и о скором нашем свидании. Думаю, что вам ввиду перемены места, людей и обстановки некогда будет скучать. Тебя, милый мой Любченышек, очень прошу не огорчаться и не беспокоиться за меня. Как ни утомительна и трудна работа, я никогда не переутомляюсь свыше сил, ибо мне свойственно особое чувство, подсказывающее, когда надо бросить работу и отдыхать. Этим и объясняется моя выносливость и относительно большая работоспособность. В смысле спокойствия мне теперь будет лучше, особенно, когда я буду знать, что вы уже устроились и чувствуете себя хорошо. Через неделю возвращается Гермаша[19] из своего отпуска, и это меня значительно разгрузит. Они живут на даче на Казанской дороге и пока что довольны летом: погода хорошая, пища есть.
3
23 июня [1917 года]
Протаскал письмо в кармане почти целую неделю. Выдалась опять горячая неделя в смысле всяких разговоров, заседаний и пр[очее] пр[очее].
Наконец-то сегодня получил Вашу телеграмму от 4 июля [21 июня][20]. Хотя я и не беспокоился особенно, но все же было уж очень скучно без всяких-то известий. Теперь я спокоен, тем более что есть депеша от Леонида о переводе вам денег. Сообщи мне, Любаша, получены ли эти деньги на твоем текущем счете.