Живу я хорошо, здоров, обут, одет, сыт, каждую неделею беру ванну, работаю много и даже постричься некогда — оброс, как деревенский поп.

Ездил в Питер, но только на два дня: Москва вызвала по срочному делу. Видел Таубманов. Постарели они изрядно, особенно Вера Влад[имировна][319]. Гриша нашел меня в великолепном состоянии. Вес оказался 5 пуд[ов] 5 ф[унтов], правда, в одежде. Питер тоже сильно приубрался и имеет привычный вид. Получил два маманиных письма, одно через Гринфельда, конечно, с большим опозданием.

Я не знаю, получили ли вы мое письмо большое, посланное через Берлин? Пишите. От девчат ни от которой ни слова! Непорядок! Так как вы люди тоже советские, а я все-таки нарком, то я "в порядке боевого приказа" устанавливаю: каждая из 3-х девчонок обязуются раз в две недели написать мне хоть коротенькое письмо. Наташе Красиной проследить за исполнением.

Володя меня надул: обещал прислать снимки и до сих пор ничего не прислал. Очень прошу его прислать их, а также сделать отпечатки со старых негативов, а то маманиных карточек более новых у меня вовсе нет, а девчат карточки у меня отобрали Таубманы.

Ну вот, пока и все.

Целую и обнимаю вас всех крепко. Берегите маманю и ухаживайте за ней. Целую, Наташу, Нину. Володе, Ляле и всем вообще привет.

Ваш Красин

Милая моя маманя, золотая моя голова! Получил сегодня твое письмо и альбом с карточками и очень этому всему обрадовался. Спасибо! Милая ты моя маманичка! Я даже испугался: вдруг Вы в самом деле превратилисьв тигрицу, ведь этак Вы чего доброго детев моих можете там растерзать, а советских начальников там у вас поблизости все равно нет, и вы им ничего сделать не можете!

У нас с тобой на этот раз перемена ролей, ты относилась к делу спокойно, а теперь я. Последний мой приезд в Англию, в связи с нашим тупиком в отношении дела Урк[арта], меня убедил в бесцельности моего проживания в Англии, а наглый отказ М[инистерст]ва ин[остранных] дел меня принять делал мое дальнейшее пребывание в Англии даже политически нецелесообразным. Не хотите разговаривать, довольствуйтесь Клышкой или в лучшем случае Воровским, а для более серьезных разговоров приезжайте в Москву или Берлин. Конечно, здесь моя работа с Лондоном не идет ни в какое сравнение. Я тут каждый день в десяти местах убеждаюсь и вижу, насколько полезно мне тут быть, и вот за каких-нибудь два месяца, а уже работа сильно двинута вперед, и, напр[имер], сейчас я занят воссозданием российского хлебоэкспорта[320], и, я думаю, создадим организацию, какой еще у России не было никогда. И вообще, Внешторг начинает налаживаться, и успехи его можно проследить уже статистически. Постоянно выступаю на собраниях, и надо видеть, как публика рабочая слушает. Тут был ряд выступлений по случаю 25-летн[его] юбилея партии[321], вспоминал Федора Афанасьева[322] и 90-е годы в Питере — сам некоторым родом вроде Богородицы — старше юбиляра — партии, ибо я работу начал не в 1898, а в 1890 году. При настойчивости я бы мог добиться оставления в Лондоне, но тогда пришлось бы переехать туда, т[о] е[сть] перейти на инвалидное положение, а это мне еще рано. Чувствую себя я великолепно и могу еще поработать. Жаль только, что жить врозь приходится, но неволить вас к переезду или его форсировать не хочу, думаю, что вам остаться там можно будет, если даже придется перейти на более скромное положение, тоже не беда: ребятам это будет только полезно, они уже не маленькие и попробовать жизнь с более суровой и жесткой ее стороны им не помешает. Тебе же избавиться от большого трена[323] будет тоже не плохо. Можешь ребят и оставлять, съездить в Москву, побывать у Шурочки[324] (она теперь полпредом в Норвегии и встретит тебя хоть с почетным караулом), а летом я всегда буду приезжать к вам в отпуск и среди года еще раз-другой.

Впрочем, насчет России ребятам тоже надо подумывать. Не след им обангличаниваться и бросать родину, а краше и лучше нашей страны и нашего народа все равно ни в каких Европах ничего нет.

Кошачья привычка к одному месту не резон: упирались же они и выли, когда вез их из Швеции в Англию, стерпится — слюбится. Повторяю, спешить нечего, а все же вопрос рано или поздно станет на очередь. Надо еще и с тем считаться, что скоро Россия будет самым спокойным и тихим местом в Европе, где дела идут хуже от месяца к месяцу. Среднюю школу Людмильчик ведь уже окончил, Катабрашка оканчивает весной, а Любана можно через ВЦИК[325] хоть сразу в бакалавры[326] произвести. Ну да об этом еще успеем лично все вместе поговорить. Решение Л[юдмилы] учиться прикладному рисованию вполне одобряю. Если еще случайно кройку или шляпы прихватить, тоже будет не вредно. Отсутствие Катабрашки на архит[ектурном] конкурсе здесь очень заметно и, кажется, даже повергнет архитектурный мир в уныние. В утешение Катабрашки и назидание и другим моим детям посылаю вырезанную из газеты карикатуру о кино, под заглавием "Сейте разумное, доброе, вечное". Некоторые карикатуры у нас бывают недурны. Вообще большое замечается движение в публицистике, литературе и искусстве. Несомненно, в самом близком будущем Россия в этой области скажет большущее слово.

Рецепт Веры Влад[имировны] я вам послал. Получили ли? О Володе при случае спрошу, но думаю, по таким методам лечения они оба, вероятно, поотстали.

Вот плохо, Красотанчик, что Вы сами-то похварываете. Как же это так? Ты так хорошо выглядела в январе, и я уж тут всем славословил про благотворное действие Италии. Ну, да я надеюсь, все это обойдется, у тебя ведь еще и седых волос нет, и хворать тебе рано. В Питере видел Веру Марковну, ничего себе выглядит, неплохо. Зину не видал, но она себя, по слухам, чувствует на верху блаженства и, хвативши новороссийского в обстановке революции, считает берега Балт[ийского] моря раем.

Ну, однако, прощайте, мои миланчики. Целую вас крепко, пусть девочки мне хоть пару раз в две недели пишут. Наташу целую тоже, что-то тут по ней папаня и маманя соскучились, кажись, хотят и домой звать. Володе спасибо за фотографии, жду продолжения. Ляле и всем вообще привет, также и Джимми[327], золоту!

Обнимаю вас всех. Ваш Красин.

Милые мои маманичка и родные мои девочки!

Пишу вам наспех эти строчки, потому что А. А. [Иоффе] сегодня уезжает. Начал вам было большое письмо, но никак не могу его кончить: тут был съезд, поглощавший все время, а сейчас приходится спешно проворачивать запущенные во время съезда дела. Баталия была изрядная, но и не безрезультатная, надо надеяться, хотя по внешности все осталось по-старому.

Очень вы меня обрадовали присылкой карточек, я на них не могу насмотреться. Присылайте время от времени такие снимки.

Я совершенно здоров и чувствую себя очень хорошо, несмотря на большую работу во время съезда и всякие речи, митинги и даже газетные статьи. Целую и обнимаю вас всех крепко-крепко. Ваш папаня

Письмо о Наташе пишу по просьбе Ге, передайте его Берзину.

Милый мой Любанаша! Сегодня послал тебе письмо с Квятковским[328], а через несколько часов получил твое письмо, отправленное 23 апр[еля].

Вопрос о приезде старших девочек меня тоже занимает, и я сам тоже начинаю побаиваться, не делаем ли мы ошибки, задерживая их так долго за границей, не отрываем ли от русской почвы, не давая в то же время пустить корни как следует и в заграничной. Последнее для меня представлялось бы несомненной ошибкой: я думаю, в ближайшие десятилетия жизнь в России будет и интереснее и легче, нежели на Западе, который идет неудержимыми шагами к какой-то катастрофе. Оставлять ребят навовсе и навсегда за границей было бы ошибкой и перед ними и перед Россией. С другой стороны, жизнь здесь все еще далека от удобств и комфорта Европы, да и по части учения лишь при исключительных условиях тут можно хорошо устроиться. Я думаю, во всем этом вопросе и тебе, да, м[ожет] б[ыть], и девочкам, поможет ближайший приезд Вашкова, который получил уже, кажется, все визы и на днях выезжает, взяв с собой и дочерей. От них вы можете больше узнать подробностей о здешней жизни, чем от меня, хотя их выводы будут сильно отдавать обывательщиной, ибо жить им пришлось в архитрудных условиях. Напиши мне, какое у девчат будет примерно расписание с каникулами и началом учебы, чтобы я мог сообразовать с этим мои планы насчет летнего приезда и отпуска.