Я себя чувствую очень бодро, здорово и хорошо! Отдохнул, очевидно, и заправился силами. Питаюсь, благодарю Бога, пока еще очень хорошо, не очень волнуюсь событиями, стараясь смотреть на них философски, и менее всего переутомляюсь, а попросту говоря, ни черта не делаю, так как, в сущности, никакой работы нет из-за всей этой кутерьмы.
Гермаша неделю назад уехал в Москву, а Боря туда же в субботу. В Москве, по слухам, жестокие бои и даже погромы[76]. Я уповаю лишь на то, что обычно слухи и молва преувеличивают все в десятки раз, но, конечно, события такие, что всякое случиться может. Володю я видел прошлую субботу и дал ему 700 руб. на покупку какой-то шинели чуть не на собольем меху, которую он должен был переделать себе в меховое пальто. Попенял его малость за франтовство и вечное стремление лезть выше и выше по лесенке какого-то денди[77], но моя педагогика от него отскакивает, как горох от стены, и вряд ли он что-либо восчувствовал, кроме разве неудовольствия по поводу ненужной воркотни. Нину эти дни не видал, но увижу, наверное, до отсылки тебе этого письма.
Большое мне утешение в эти дни дает сознание, что вы все вне этих трудных дней и событий. Хоть и счастье жить всем вместе, но в такие времена и разлуке будешь рад, только бы сознавать вас в безопасности.
Боюсь, в газетах ваших очень много вранья (здесь мосты разводили, а у вас, кажется, сообщалось, что они взорваны и т. п.) и, если мои телеграммы не доходят в нормальное время, то вы, пожалуй, там очень беспокоитесь. Прошу поменьше поддаваться всяким паническим слухам. У меня какая-то уверенность, что лично с нами всеми ничего плохого не случится, и ты, маманя, не унывай, если даже узнаешь, что меня в министры пригласят. Об этом опять поговаривают, и если работа у Сименса и Барановского будет складываться в направлении бесполезного толчения воды в ступе, то я, пожалуй, пойду спасать отечество, с тем чтобы, когда дадут по шее (а это сейчас делается очень быстро), уже не возвращаться к делам, а махнуть прямо к вам совсем. Так и знай и этим и утешайся, если бы до тебя вдруг дошли такие слухи. Если состоится всеобщий левый блок и последует такое приглашение, отказаться будет совершенным дезертирством. Кроме того, в случае введения всеобщей трудовой повинности (а это, вероятно, очень близко) единственный доля меня способ освободиться от Сименса и Барановского — это уйти в какое-нибудь общественное служение, от которого переход к чистой отставке уже легче. Во всяком случае, если я приду к решению о вступлении в какую-либо подобную комбинацию, то ты можешь быть уверена, это будет сделано не под влиянием какого-либо увлечения или донкихотства, а по зрелому размышлению, и, значит, так будет лучше не только для меня, но и для нас всех. Не всегда это можно ясно доказать (особенно будучи от вас отрезанным, как теперь), но ты уж тут поверь мне и положись на мою способность правильно учесть ситуацию и найти наиболее удачный из нее выход.
7 ноября
Прошла неделя, а воз и поныне там! Б[ольшеви]ки, разбив Керенского и завладев Москвой, не идут ни на какие соглашения, жарят себе ежедневно декреты, работа же всякая останавливается, транспорт, продовольствие гибнут, армии на фронтах начинают умирать с голода. Все видные б[ольшеви]ки (Каменев[78], Зиновьев[79], Рыков[80] (Алексей-заика) etc.[81]) уже откололись от Ленина и Троцкого, но эти двое продолжают куролесить, и я очень боюсь, не избежать нам полосы всеобщего и полного паралича всей жизни Питера, анархии и погромов. Соглашения никакого не получается, и виноваты в этом все: каждый упрямо как осел стоит на своей позиции, как б[ольшеви]ки, так и тупицы с[оциалисты]-р[еволюционе]ры и талмудисты меньшевики[82]. Вся эта революционная интеллигенция, кажется, безнадежно сгнила в своих эмигрантских спорах и безнадежна в своем сектантстве. А между тем, соглашение теперь — это уже последняя надежда на спасение революции, и если оно не состоится или, состоявшись, не сумеет овладеть положением, т[о] е[сть] навязать известную дисциплину как буржуазии, так и массам, — неизбежно стихийное бедствие, граничащее с полным развалом страны и гибелью государственного единства.
Письмо это мне пока не удалось отправить, и каковы в будущем будут возможности с вами сноситься — неизвестно. Я прошу тебя, Любанчика, и детей обо мне не беспокоиться, если даже не будете иметь от меня известий. Если события примут очень головокружительный бег, то я, м[ожет] б[ыть], тоже отсюда уеду, на юг ли к Сонечке, а м[ожет] б[ыть], на восток, например, к Ивану Манухину[83]. Приму все меры, чтобы вас оповещать своевременно, но, м[ожет] б[ыть], не всегда удастся это сделать. Теоретически обсуждая разные возможности, в крайнем случае м[ожет] б[ыть] придется ехать к Валерьяну Мурзакову, а от него к дяде Дунаеву[84], чтобы по весне быть у вас или вас к себе туда выписать.
У Нины я был на днях. Живет она на Боль[ьшой] Дворянской в хорошей квартире, снимаемой 8-ю барышнями-учительницами, живущими коммуной. Одну из ее хозяек видал, производит хорошее впечатление, и вообще вся компания, видимо, очень порядочная, трудовая молодежь, как-то даже не похоже на нынешних слюнявых картежников, эстетов и футуристов[85]. Башмакам и всему присланному очень рада. Выглядит хорошо, розовая, толстая, только вот росту бог не дает! Ученье у них идет через пень-колоду, по случаю революционных событий, и я грешным делом не вижу смысла в ее петроградском сидении. Того же взгляда держится Виктор, и это, кажется, решит судьбу Нинки: либо мы ее сошлем к вам, если Виктору удастся выхлопотать разрешение на выезд, либо пошлем ее на юг, в Крым, к Андрею, а м[ожет] б[ыть], еще и в другое место. Я вообще за разгрузку Петрограда от всех ненужных людей и, думаю, Нине только на пользу будет пребывание на юге. В поездку к вам не очень-то верю, так как шведы теперь абсолютно никого не впускают, и даже деловым людям крайне трудно добиться разрешения. Имейте это в виду на случай, если бы кому-либо пришла фантазия съездить на побывку в Питер: назад уже не удастся вернуться.
До сих пор не имею никаких известий из Москвы, ни от Гермаши, ни от Бориса, не знаю уж, уцелели ли там братовья-то! Районы Арбата, Пречистенки, Никитской, а также центр — Дума, Метрополь, сильно, говорят, пострадали. Известия о разрушении Кремля и Вас[илия] Блаженного[86] оказались, по счастью, ложными.
Володю за посл[едние] дни не видел, но Нина с ним говорила по телефону — у него все благополучно.
8 ноября
Ну, слава Богу, получилась сегодня ваша телеграмма от 6/19 ноября. Значит, и вы, по крайней мере, некоторые из моих телеграмм получили. Несколько удивлен я припиской "Володя без денег". Надо сказать, что за месяц с моего приезда Володя через мои только руки получил: 100 руб. от Дм[итрия] Ник[олаевича], от него же еще 50 руб. и от меня на шубу 600+100, а всего 850 рублей. Как будто это мало похоже на сидение без денег! Впрочем, я должен заметить, что мне очень трудно как-либо следить за В[олодей] и заботиться о нем. Держит он себя со мной в высшей степени странно. Адреса, где живет, мне не сказал, хотя я его об этом спросил при первом же свидании. Телефон дал, по-видимому, театральный, и сколько раз я ни пытался его вызвать, ни разу не добился. Ко мне он не звонит и, если не считать как-то приезда вечером в Царское еще до всей этой кутерьмы с б[ольшеви]ками, визитами тоже не балует. В к[онто]ру заходил ко мне утром, когда у меня как раз сидело 2–3 наших инженера или рабочих с завода. Я попросил подождать, но когда минут через 10–15 деловой визит у меня кончился, — его уже след простыл, и швейцар, которого я послал было его догнать (чтобы передать 50 р., полученные из Юрьева[87]), доложил, что "они уехали на извозчике" и догнать было нельзя. Я спрашивал В[олодю] о его денежных делах, и, по его словам, выходило, что с получаемым им жалованьем и деньгами от отца у него дефицит 50 р. в мес[яц], который я обещал ему покрывать, и эти деньги буду ему давать, если он будет за ними являться, разыскивать же его у меня нет времени, да, по правде сказать, и охоты. Возможно, что он жаловался тебе на отсутствие денег до разговора со мной. Как он живет и как думает строить свою жизнь, я не знаю, и моральной поддержки вряд ли ему смогу оказать: слишком разные мы люди, и мои советы вряд ли для него приемлемы и интересны.