- Это ты хочешь сделать из-за пребывания в психушке?

- Да.

- Тебе только двадцать три, а я, твой отец, окончил Литературный институт, не знал, куда себя деть, и только маленькая повесть о разделе МХАТа принесла небольшой успех. Ты помнишь, как я со Львовской ездил в доронинский МХАТ? Три года тому назад выпустил маленькую книжку. Я начинаю литературную жизнь в шестьдесят лет!

Сын настороженно смотрел на меня:

- Покажи книжку.

Ваня долго, более получаса, читал её.

- Чёрт с ней, с этой шлюхой, которая называется моей мамой. Я пойму тебя при одном условии - ты сегодня переезжаешь жить ко мне.

Я согласился. Судьба наехала на меня, и я обязан выполнить волю Господа.

- Конечно. Сейчас соберу свои вещи.

Глава шестая

Маршрутное такси едет из Видного в Москву, к метро "Домодедовская". Перед въездом в столицу остановка "Совхоз имени Ленина". Ваня указал рукой на девятиэтажный дом под номером четырнадцать:

- Это наш дом!

Поднялись на пятый этаж. Квартира двухкомнатная. В широком коридоре на стене в рамке, словно на доске объявлений, висела фотография Ванечки, под ней прошедший через мою николаевскую жизнь знаменитый куплет моего друга Коллара:

Пусть хлещет кровь из ран, не врите,

Что с болью невозможно жить!

И паруса на бинт не рвите,

Иначе как нам дальше плыть?!

- Ванечка, где ты взял этот куплет?

- Я его хорошо помню.

Ванечка родился в Коломне в 1982 году. Стих был написан моим другом в Николаеве, откуда я переехал в Коломну, в 1981 году. Стих могла помнить только бывшая жена Лилия. Я посмотрел на сына. Узкое лицо и мой горбатый нос украшали чёрные брови жены. Губы не привыкли растягиваться в улыбку, и я не мог рассмотреть, чьи у него зубы. Аскет. Спит только днём, ночью смотрит телевизор. Ваня предупредил меня - режим менять не намерен. Признался: иногда, не более одного раза в день, курит наркотические сигареты. "Не пытайся мне помешать, - сообщил сын. - Если я не покурю, сильно болит голова". Зачем мне доказывать в своём романе, что у человека много жизней? Зачем я существовал до встречи с сыном? Пришла новая жизнь, но теоретически я был хорошо подкован. Жизнь делится пополам. На духовную - это служение Богу и творчеству. И на экономическую - это материальное благополучие и личное счастье. Когда-то для себя сделал открытие: нельзя допускать пересечения духовной и экономической жизни. Произойдёт взрыв. Я смотрел на сына и выбрал свой путь. Служить Ванечке, вернуть ему отрочество. И конечно, литература куда-то ушла.

Глава пятнадцатая

Основное время проводил за игрой в карты и домино. Ходил в церковь, размышлял о жизни людей в интернате. Уже писал о положительном отношении моей души к этому замечательному заведению. Руководство страны, обеспечивая нашу старость, поступает благородно. Кому мы нужны?! Большинство жителей заброшены и забыты. Конечно, их человеческое благополучие зависит от директора интерната Александра Григорьевича. Я несколько раз с ним общался. Мне нравится его советский приём для поддержания порядка. За три-четыре дня нам сообщают: в четверг будет директорский обход. Что начинается! Все бегают, моют стены, лезут во все комнаты проверить чистоту. Директор обходит, спрашивает каждого, есть ли претензии. Реагирует на каждую жалобу. Заходит в мою комнату (я жил вдвоём с Анатолием Борисовичем, верящим в возвращение коммунизма) и спрашивает:

- Какие претензии?

Что меня дёрнуло в такой форме послать комплимент интернату, не знаю.

- Александр Григорьевич, - приподнял я обрубок ноги, - если бы я знал, что на свете существует такой замечательный интернат, я бы лет двадцать тому назад сам отрубил себе ногу, чтобы сюда попасть. Хоть двадцать лет пожил бы по-человечески!

Директор улыбнулся и вышел вместе с сопровождающим персоналом. Потом меня спрашивали те, кто в это время находился в коридоре:

- Николаевич, что ты сказал директору?! Он вышел из твоей комнаты, прислонился спиной к стене и хохотал несколько минут!

Я говорил, играю в домино и карты. Домино перевернуло мою судьбу. Вернее, привело к новой жизни - жизни, наполненной любовью к женщине.

Играли мы вчетвером. Больше желающих нет, и если кто-то отсутствует, приходится его искать. Я шёл на костылях по этажу, а на балконе меня уже ждали. Кто-то вышел навстречу, увидел меня и пошутил:

- Кто будет играть в домино? Нужен четвёртый!

Из кресла поднялась невысокого роста женщина:

- Я буду играть!

Зовущий посмотрел на меня, но я отреагировал сразу:

- Она будет четвёртой. Пусть играет!

Женщина пошла на балкон, и я с удовольствием рассматривал её фигуру, потому что уже влюбился в её профиль и брошенный на меня серьёзный взгляд. Взгляд серых глаз описать не смогу. Потом Наташа часто говорила:

- Я несмеяна, попусту не улыбаюсь!

Через полчаса я занял место её партнёра. Играли два на два. Губы её всегда сжаты, и я постоянно болтал, юморил, желая вызвать её улыбку. Эта улыбка меняла её лицо! Глаза открывались шире, но серые зрачки не напоминали мне прошлое.

Новая жизнь осветилась ярким салютом после первого поцелуя. Боже, как мы выискивали секунды для объятий! Сосед на минуту выходил из комнаты, я одной рукой держал ручку двери, а второй обнимал милую. Наташа на пятнадцать лет моложе. Мне уже семьдесят, но любовь вернула нас в юность.

В интернате нормально относятся к гражданским бракам. В начале мая 2014 года нам дали комнату. Когда я пишу эти строки, то от всего сердца желаю одиноким пожилым людям найти свою половинку. Правду говорят: кто ищет, тот всегда найдёт.

У Наташи вторая группа инвалидности: пальцы левой руки не работают, но держат сумку. У меня нет половины правой ноги, и мы дополняем друг друга. Я занимаюсь стиркой. Наташа ходит в магазин. Если я пишу роман, жена читает. В Подольске у неё осталась большая библиотека, но в нашей маленькой комнатке нет свободного места для книг.

Мы часто ездили в Подольск к сестре её мамы - Валентине, отбирали книги и складывали их на шифоньере. Художественный роман я забросил. Сюжет его - о любви пожилых людей, учителя и директора школы. Это мой секрет о том, как среднее образование сделать замечательным, а не средним.

В январе 2015 года мы оформили законный брак, и батюшка нас благословил...

Теги: Современная проза

Три отрывка из повести "1943. Сталинград"

Г лавным было то утро, что наступило вслед за 22 июня 1940 года, ох же и славным, солнечным было оно, когда по улицам, исполненным обаяния этой чертовки-миледи, шутя окрутившей легендарного нахала-гасконца, несмотря на уловки трёх мушкетёров, вдруг полетели чёрные генеральские легковушки... и покатили пикапы с открытыми кузовами, в которых хохочущие офицеры ловили фуражки, взлетающие от порывов встречного ветра, и заскрипели повозки со всхрапывающими лошадьми, и, наконец, пошли строем солдаты: солдаты распевали залихватские песни, складно кричали что-то о девках и шнапсе и время от времени воздавали хвалу победителю-фюреру.

Да и как могло быть иначе, если вот только что, вот прямо вчера представители Франции подписали текст перемирия с такими условиями, с такими... Ах, эти условия!

- Даёшь мир? - возникал солдат-заводила.

- И капитуляцию Франции! - подхватывали и палили в воздух соратники.

- А полное разоружение армии?

- Кремац потаскушке! - орали солдаты, прибегая куда как к более сочной вокабуле.

- Но к кому же отходит Париж? - хитрил заводила.

- А к Германии, - возбуждались солдаты, - причём со всеми его парижанками!

И палили, палили, палили, в промежутках слаженным хором выкрикивая:

- Хайль Гитлер!.. Хайль Гитлер!.. Зиг хайль!