Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Нагнувшись к Рэдду, она ласково поцеловала его в щеку.

— Да хранит тебя Паутина, — тихо вымолвил он, провожая ее взглядом.

Эмер вновь взяла отца за руку, но уже несколько мгновений спустя он уснул.

Поначалу никто не мог поверить собственным глазам. Соль оставалась неподвижной всего какую-то пару часов, а из самой глубины соляных равнин к северной кромке уже маршировало грозное воинство. Всадники с нескольких застав одновременно выехали в сторону замка, и у каждого на руках было одно и то же донесение. Получив их все, Монфор поневоле вынужден был поверить в их подлинность; случилось немыслимое и непредставимое, и его собственные сомнения на сей счет потеряли какое бы то ни было значение.

— Из глубины соли, так ты сказал? — спросил он у гонца.

— Да, сир, — ответил тот.

— И сколько же их?

— Многие тысячи, сир, — вмешался второй гонец. — Хотя на марше они поднимают такую пыль, что точное число определить невозможно.

— И долго им еще идти до кромки? — с упавшим сердцем спросил Монфор.

— На это им не понадобится и часа, — таков был полученный ответ.

Король оцепенел. «Но этого же не может быть! Это совершенно исключено!»

— Еще кое-что, сир, — преодолев замешательство, вступил в разговор третий гонец. — В небе над ними сияет какой-то странный свет. Похоже на молнии, однако грома не слышно.

И остальные, подтверждая его слова, закивали.

— И вот еще что. Кое-кто из наших думает, что это колдовство. Они говорят, что солдаты противника — это шагающие истуканы, — добавил кто-то из гонцов.

— Что за вздор! — воскликнул король. — Это люди, мы тоже люди, и мы сразимся с ними. Поднимайте тревогу. Я поеду с вами.

Но и раздавая приказы своим офицерам, Монфор отказывался поверить в то, что мир уже не является той основанной на здравом смысле средой обитания, которой он всегда считал его. И через силу он то и дело задавался вопросом:

«Неужели Ребекка все это время была права?»

Глава 77

Ребекка прошла привычным маршрутом, преисполненная и надеждой, и страхом. Хотя ей отчаянно хотелось проникнуться подлинным знанием, она осознавала, что это может повлечь за собой самые ужасные последствия.

Арсенал в нижних ярусах Южной башни пришел в полнейший беспорядок, но она уверенно, без колебаний пробралась сквозь устрашающие россыпи мечей и доспехов. Большая южная стена осталась целой, и Ребекке удалось добраться до обитой железом двери, ведущей в Восточную башню.

Очутившись внутри, Ребекка не без трепета огляделась по сторонам. Судя по всему, в ходе землетрясения с самого верха башни свалился большой камень, пробив дощатые перекрытия и повредив часть лестницы. Она начала подниматься, с превеликой осторожностью делая каждый шаг, сердце у нее в груди отчаянно котилось. Ступеньки подозрительно скрипели, но так и не обрушились под ее тяжестью, — и вот она уже стояла в своей потайной комнате.

Здесь было светлее, чем ей запомнилось с прошлых визитов. Матовый солнечный свет струился сквозь стрельчатые окна и через пробоину в крыше, которая стала за время отсутствия Ребекки заметно больше. Ребекка обежала глазами привычные и запомнившиеся с детства вещи: лошадь-качалку, бубенцы и колокольчики, корзинку со свечами, поломанную мебель и горшечную утварь. Когда она увидела покрытые мучнистой росой книги, ее сердце забилось чаще, но она тут же поняла, что среди этих книг нет ее заветной. Все эти она нашла и просмотрела гораздо раньше. Стопка циновок валялась в дальнем конце комнаты.

Ребекка осторожно прошла через всю комнату, обходя места, где, как ей было известно, половицы прогнили. За окном, на крепостных стенах, ветер выл раненым зверем. Помедлив, чуть оробев, она сунула руку под стопку циновок. И сразу же нащупала книгу и вытащила ее наружу. Книга «Под солью» была влажноватой, но в остальном не претерпела никакого ущерба. И медлить и дальше было просто нельзя. Ребекка присела на пыльную, покрытую мучнистой росой стопку циновок и принялась лихорадочно перелистывать страницы, пока не нашла рисунка, на котором была изображена черная пирамида. Перевернула еще одну страницу и всмотрелась в текст, ища слова, уже так давно и так сильно томящие ее. И, собравшись с духом, прочитала следующее.

«Некоторые называли ее Ребекхой, хотя написание этого имени не точное, и именно ее смерть и послужила сигналом оставить последнюю надежду для тех, кто стремился воспротивиться восстанию города из-под земли. В ее отсутствие — так повествуют источники — их объединенные силы оказались бессильны остановить наступление противника, тогда как она сама, по причинам, которые так и остались невыявленными, обладала значительной волшебной властью».

Это было еще хуже, чем Ребекка навоображала себе заранее. Если этим чудовищным событиям суждено повториться вновь, все будет зависеть только от нее.

«Но я же не колдунья», — мысленно возмутилась она и тут же припомнила свой разговор с Санчией. «А пряжа сновидений представляет собой колдовство?» — «Сама по себе нет. Но она может быть использована как нить, соединяющая силы нескольких истинных колдунов». Ребекке стало еще тоскливее. Даже «обладая значительной волшебной властью», ее тезка со своей задачей не справилась. «А у меня даже нет всех трех колдунов, которые сумели бы мне помочь! — Ее охватил не только страх, но и гнев. — Но я еще не умерла, — сурово напомнила она себе. — Будущее всегда поддается определенным изменениям». Она заставила себя продолжить чтение.

«В зависимости от того, какой источник вызывает у вас наибольшее доверие, меняется и образ Ребекхи, равно как и сама ее человеческая природа. Иногда ее изображают как трагическую героиню, пожертвовавшую жизнью за дело справедливости, тогда как в других местах о ней рассказывают как о колдунье на службе у злого деспотичного короля, в свою очередь свергнутого теми, кто возжаждал справедливости».

В душу ей сразу закралось сомнение. А может, Монфор вовсе не таков, каким кажется? Но она тут же по наитию отвергла эту мысль и поняла, что в противостоянии между королем и Крэнном выбор не может быть иным, нежели сделанный ею. Ребекка несколько успокоилась.

«Автор данной книги не предлагает собственного суждения на эту тему, ограничиваясь замечанием, согласно которому истина в предании, равно как и в подлинной истории, часто бывает предопределена личной точкой зрения самого рассказчика».

Велеречивая и обстоятельная манера изложения, присущая Аломару, начала несколько раздражать Ребекку, и у нее возникло искушение пропустить несколько строк, но ей удалось с этим искушением справиться.

«Одна из наиболее обстоятельных и вызывающих наибольшее доверие версий этого предания, к тому же прочитанная мною самим в старинном манускрипте собственными глазами…»

Перед мысленным взором Ребекки внезапно предстал старик ученый, сгорбившийся над желтоватым пергаментом в скверно освещенной комнате.

«Предание было старинным уже при жизни Аломара, — подумала она. — Значит, дело происходило еще до соляного потопа».

Видение исчезло, оставив в душе Ребекки симпатию к Еретикам древности, которые посвятили жизнь поискам истины. Она вернулась к тексту.

«…основывается на теории, разделяемой в настоящее время всеми достойными этого имени учеными, согласно которой Паутина представляет собой гигантский круг, по которому и идет, постоянно повторяя саму себя, история. И, соответственно, предание о Ребекхе может быть истолковано как архетип всего сущего в нашем мире, архетип вечной битвы, каждый раз возобновляющейся заново, в ходе исторических циклов, насчитывающих сотни, если не тысячи лет каждый.

88
{"b":"28229","o":1}