Она вернулась в реальный мир, раскрасневшись от счастья. И испытала чувство жгучей утраты, проснувшись в одиночестве, чувство острое и сильное, настоянное на удивлении и на осознании собственной вины.

«Только не смейся надо мной», — взмолилась девушка.

«Я бы не осмелился, Ребекка», — услышала она его ответ.

Король тоже провел беспокойную ночь. Его люди умело расправились с хлопотами, возникшими в связи с подземными толчками, но это не избавило его от волнения. Монфор понимал, что теперь ему предстоит приступить к следующему этапу в выполнении поставленной им перед самим собой на всю жизнь задачи. Ему следовало уделить внимание государственным делам, наложить швы на расползшуюся было ткань единства страны и привести в действие свои основные планы. Но он не мог сосредоточиться на этом, то и дело, против своей воли, думая о Ребекке. Перед его мысленным взором мелькало ее лицо, на котором одно выражение сменяло другое — счастье, гнев, унижение, неуверенность, подозрительность, решимость и грусть, — но которое неизменно оставалось прекрасным.

Он мысленно проклял себя за нелепый поступок. «Интересно, что она обо мне подумала?» И тут же предпринял неискреннюю попытку самооправдания: «А нечего ей было приставать ко мне со своими глупыми россказнями!»

Монфор понимал, что Алый Месяц будет хранить молчание, но не подсматривал ли за ним с Ребеккой кто-нибудь еще? Вспоминая свой поцелуй, он отчаянно заморгал. «Ну почему я придаю ей такое значение?» — озадачил он себя.

Единственный разумный ответ тут же пришел ему на ум, но он предпочел поскорее забыть о нем. В его жизни просто не было места для любви.

Вскоре после того, как Ребекка проснулась, к ней в спальню пришел Гален.

— Рэдд очнулся, — сообщил он. — И просит тебя к себе.

Ребекка поспешила в спальню постельничего. Там, держа отцовские руки в своих, сидела Эмер.

— Он вновь заснул, но он уже не тот, что прежде. — Глаза Эмер сияли, вид у нее был усталый, но радостный. — И дыхание его стало куда сильнее.

Ребекке захотелось немедленно разбудить Рэдда, но она справилась с внезапным порывом.

— Он начал просыпаться, когда случились эти толчки, — продолжила ее подруга. — Как будто дрожь земли разбудила его. А сегодня утром он открыл глаза и заговорил.

— И что же он сказал?

— Говорил он малость невнятно, — с грустью пояснила Эмер. — Сказал почему-то, что моя мать любила меня. Потом завел речь о каком-то свете или о чем-то в том же роде. Говорил почти так же безумно, как ты! Но одно он сказал со всей ясностью: ему хочется тебя увидеть. Он ведь поправится, правда? — закончила она на грани от того, чтобы расплакаться.

Ребекка поглядела на бледное безжизненное лицо Рэдда, и у нее возникли на этот счет определенные сомнения, но поделиться ими с Эмер она не имела права.

— Конечно, — ответила она. — Я уверена, что поправится. А нянюшка что-нибудь говорила?

— Стоило ему открыть глаза, она умчалась принести ему поесть, — ухмыльнувшись, сообщила Эмер. — Должно быть, она решила задать по такому случаю настоящий пир!

Веки Рэдда затрепетали.

— Подождите меня! — отчаянным голосом выкрикнул он. — Подождите меня!

— Все в порядке, отец. — Эмер пожала ему руку. — Я с тобой.

Постельничий посмотрел на дочь, в глазах у него горели боль и утрата. Но тут он вроде бы пришел в себя и ответил ей пожатием на пожатие. А потом обратился к Ребекке.

— Рад, что ты пришла, — тихим и слабым голосом проговорил он.

Выглядел он таким больным и измученным, что Ребекка вновь засомневалась в том, удастся ли ему оправиться, однако она выдавила из себя улыбку. Эмер подвинулась, позволив ей подсесть на кровать.

— И я рада, что тебе стало лучше, — сказала Ребекка со всею возможной непринужденностью, хотя слова застревали у нее в горле.

Какое-то время они помолчали, не зная, с чего начать. Обоим хотелось позабыть о былых обидах, но и тот, и другая понимали, что для начала необходимо объясниться.

— Прости, что обманула твое доверие, — начала наконец Ребекка. — Я вовсе не хотела тебя обидеть.

— Я вел себя крайне глупо, — мрачно признался Рэдд. — И просить прощения на самом деле следовало бы мне самому. Я был не прав, стараясь скрыть от тебя кое-что, но мне было страшно. Я относился к тебе как к родной дочери. И сама мысль о том, что ты можешь оказаться вовлечена в такое… — Его голос дрогнул. — Прошу прощения.

— Но с тех пор произошло столько всего, — вздохнула Ребекка.

— Да, я знаю, — перебил он девушку и уставился в потолок.

— Но откуда?

Теперь она совершенно растерялась.

— Я видел сны, — ответил он, и его исхудалое лицо озарила слабая улыбка. — Хотя, возможно, это было нечто большее, чем всего лишь сны. Я разговаривал со своей женой. Она выглядела по-другому, но голос остался тем же самым. И я все еще любил ее — после всех этих лет.

Теперь на глаза ему навернулись слезы. За спиной у Ребекки судорожно всхлипнула Эмер.

— Значит, тебе известно, какое значение имеет эта книга? — спросила Ребекка.

Со своими настырными расспросами она чувствовала себя бессердечной, но спросить и узнать было необходимо.

— Эта чудовищная книга, — с гримасой на лице пробормотал Рэдд. — Как я ее ненавижу!

— А где она сейчас? — выпалила Ребекка.

Рэдд помедлил с ответом, говорить на эту тему ему по-прежнему не хотелось. Медленно и мучительно он поднял голову и посмотрел Ребекке прямо в глаза.

— Ты прощаешь меня?

Теперь он плакал, и его голос звучал еще тише, чем раньше.

— От всего сердца.

Ребекка и сама чуть было не расплакалась.

— Пообещай мне кое-что.

— Все, что хочешь.

— Запомни, что предопределение — это не истина, — медленно произнес он. — Будущее всегда может оказаться и несколько иным.

— Я запомню, — пообещала Ребекка.

«Но где же книга?» — мысленно взмолилась она.

Голова Рэдда вновь откинулась на подушку, закрыв глаза, он вот-вот должен был опять впасть в беспамятство.

— А Эмер все еще здесь?

— Да, отец, я здесь.

— Побудь со мной еще. Ребекке надо уйти, а ты…

— Разумеется, — пообещала ему дочь.

— С тех пор как умерла твоя мать, я любил тебя сильнее всего на свете, — прошептал он. — Может быть, я не всегда показывал тебе это…

— Я знаю, отец. — Эмер становилось все труднее говорить спокойно. — Только скажи Ребекке, где книга, — тихим голосом добавила она.

— Мне нужно сказать еще кое-что, — почти беззвучно выдохнул постельничий. — Возможно, у меня не будет другого шанса. — Он сделал паузу, собираясь с последними силами. — Мне часто хотелось, чтобы вы больше походили друг на друга, но сейчас я понимаю, что вы одна другую дополняете. Я ошибался в своих попытках воспитать вас. Никому на свете не дано гордиться двумя своими девочками так, как я горжусь вами. Да и любить их сильнее тоже не дано.

Это, последнее, сделанное им признание заставило обеих подруг утратить дар речи. Слезы побежали у них по щекам. «Только бы он не умер, — внезапно устрашившись этого, взмолилась Ребекка. — Только бы он не умер». На пару мгновений даже заветная книга оказалась позабыта, но поскольку молчание затянулось, Ребекка поневоле задумалась о том, хватит ли у нее сил сказать еще хоть что-нибудь. И она вздрогнула, когда он все же заговорил — и голос его звучал тихо, но предельно отчетливо.

— Книга спрятана там, где, как мне казалось, никто не сумеет найти ее… В комнате, наполненной всяким хламом, на самом верху Восточной башни… под стопкой старых циновок…

«В моей потайной комнате!» Ребекка была слишком взволнована, чтобы оценить невольную иронию, заключающуюся в подобном выборе места для тайника.

— Только будь осторожней, — тревожно попросил ее Рэдд. — Лестница туда ненадежная, да и пол в комнате кое-где прогнил.

— Да уж как-нибудь справлюсь, — пообещала она. — И спасибо тебе. Я скоро вернусь.