Однако, быстро оккупировав домашние компьютеры, Windows 95 постепенно утвердилась на рабочих местах различных контор. А затем... затем Microsoft в очередной раз всех напарила, выпустив Windows NT 4 с интерфейсом в стиле modern, то есть a la Windows 95. И именно с неё началось распространение NT-серверов и рабочих станций.

В результате в 1997 году – а кто не помнит, это был год рождения массового российского Интернета, – некоторые московские провайдеры впервые стали предлагать хостинг не только на UNIX-машинах, но и на NT-серверах. Причём последний стоил дороже. Что мотивировалось привычностью интерфейса для wb-мастера. Судя по тому, что эта услуга пользовалась спросом, аргумент действовал.

Так вот, Ubuntu тоже начала свой путь с оккупации пользовательских десктопов. В том числе десктопов школьников и студентов. А поскольку, как я уже говорил, пользователи Ubuntu, в отличие от Mandriva, уже показали завидное постоянство своих привязанностей, резонно ожидать, что со временем эти самые школьники и студенты принесут её и на рабочие места, которые Red Hat с давних пор полагал своей вотчиной. Надо было принимать меры – и они были приняты в двух направлениях. Здесь я остановлюсь только на первом, нетехнологическом.

Оно выразилось в агитации и пропаганде, достойной лучших учеников товарища Ульянова в скобках Ленина. Когда всё наше заранее объявляется прогрессивным, а всё не наше – устаревшим и маргинальным. Большевистский лозунг – «Кто не с нами – тот против нас!» – неожиданно прозвучал в исполнении тех, кто считал себя (и считает до сих пор) оплотом свободы.

Не обошлось и без прямых уколов в адрес Ubuntu, дескать, недостаточно внимания уделяющего разработке ядра и вообще системных компонентов Linux. А уж что до мелких подковык относительно перекрашивания обоев или перетаскивания кнопок – то это просто смешно. Особенно если не забывать о том, что стратегия «перекрашивания обоев и перетаскивания кнопок», говоря очень фигурально, за несколько лет дала Ubuntu больше пользователей, чем всем остальным дистрибутивам – самые передовые патчи ядра за двадцать лет.

Пора попытаться в первом приближении ответить на вопрос: так в чём же феномен Ubuntu?

Ubuntu начинала как сугубо десктопный дистрибутив для конечного пользователя, и, не смотря на наличие аналогов в виде СБР, ориентированных на ту же нишу, очень быстро преуспела на этом поприще. Однако, не останавливаясь на достигнутом, она тихо и незаметно расширяет сферу своей деятельности в двух противоположных от десктопа направлениях.

Первое – это серверные решения, реализуемые в виде периодически выходящих «долгоиграющих» (LTS) версий. Второе же – прямо противоположное: разного рода гаджеты, планшеты и прочие смартфоны. И если в серверной сфере Ubuntu тащилась в хвосте не только за Red Hat и SUSE, но даже за прародительским Debian'ом, то здесь она оказалась в числе передовиков производства. В том числе и потому, что Ubuntu одной из первых всерьёз занялась адаптацией самой себя для альтернативных процессоров – ARM'ов всякого рода. Причём как организованно, так и частным порядком.

«Кратко резюмирую сегодняшний базар»: если раньше пользователь в основном приспосабливался к миру Linux'а, то с появлением Ubuntu он впервые почувствовал, что и Linux-мир стал приспосабливаться к нему.

Определить феномен Ubuntu короче у меня не получилось.

Прошлая глава закончилась на том, что Ubuntu суждено было стать первым дистрибутивом Linux'а, который не требовал от пользователя приспосабливаться к нему. А, напротив, сам приспосабливался к пользователю. Осталось только определить, кто же он – потенциальный пользователь Linux'а? Для чего нам опять придётся погрузиться в древность настолько седую. что даже и сказать страшно – в эпоху бронзы.

Где-то близ середины второго тысячелетия до нашей эры, на просторах Ближнего Востока появились «колесничные народы» – индоевропейцы, выходцы из евразийских степей. Наиболее известны из них арии, давшие, с одной стороны, правящую династию царства Митанни, с другой – цивилизацию Вед в Индии. Но к тому же общевосточному колесничному сообществу принадлежали и касситы – покорители Вавилонии, и гиксосы, завоевавшие Нижний Египет, в него органично вписались хетты Анатолии и микенские греки-ахейцы. А отклики колесничной культуры достигли кельтов на Западе, индоариев Индии на Юге и Китая эпохи Чжоу – на Востоке.

»Колесничные народы» повернули ход мировой истории. Именно от них идет дискретная (но, тем не менее, никогда не прерывавшаяся полностью) традиция индивидуального мастерства. Если раньше (да, в большинстве случаев, и по сей день) исход боевых действий определялся численностью участников с той и другой стороны, то тут впервые вступил в игру фактор интеллектуальный – технологическое превосходство и личное умение.

Действительно, давайте посмотрим, что такое боевая колесница. Это – предельно высокотехнологичное, по меркам того времени, изделие: каждая ее деталь – платформа, ось, обод и спицы колеса, – сделана именно так, как предписано техзаданием. Что требовало мастера – изготовителя.

Однако: колесница без движущей силы мертва. И потому ей требовалась пара лошадей совершенно определенного экстерьера. Но и этого мало: эта пара должна быть обучена и выезжена должным образом. И потому мастерство конской выездки – вторая составляющая успеха «колесничных народов».

Высокотехнологичная колесница и идеально обученная конская запряжка – хорошо. Однако техника в руках дикаря – это кусок металла. И любые технические средства требуют того, кто мог бы ими управлять – и управлять умело. То есть третий компонент колесничного войска – это мастер-возница: не случайно их имена фигурируют в «Илиаде» Гомера наравне с именами базилевсов.

И, наконец, конечный пользователь этого аппаратно-программного, как сказали бы мы сейчас, комплекса: колесничный боец. Ведь это ради него, ради его успеха при выполнении боевой задачи строится колесница, растятся и обучаются кони, ради эффективности его действий управляет ими возница. А потому боец обязан соответствовать по своим качествам тем усилиям, которые затратило на все эти дела общество – в лице представителей описанной «технологической» цепочки.

К чести его, колесничного бойца, заметим: все исторические источники говорят, что он предъявляемым требованиям соответствовал. Подтверждением чему будут и так называемый Эпос Пентаура Египта, и Махабхарата, повествующая о почти фантастических колесничных поединках между Пандавами и Кауравами, и Записки о Галльской войне Цезаря – он застал последних колесничных бойцов Британии, и свидетельства ирландских скел.

Отступление. Самым знаменитым сражением древности, в котором в массовых количествах участвовали колесничные бойцы, была битва при Кадеше (Сирия), случившаяся в 1274 году до н.э. между египтянами во главе с фараоном Рамзесом II и хеттами, предводительствуемыми царём Муваталлисом. Сначала хеттские колесница полностью уничтожили один из египетских корпусов и изрядно погромили второй, предводительствуемый лично Рамзесом – так, что последний чуть ли не в единственном числе (про возничего источник скромно умалчивает) оказался окружённым врагами. Однако в этой ситуации фараон продемострировал своё боевой искусство, сумел вырваться из окружения, собрать остатки своего потрёпанного воинства и организовать оборону. С наступлением темноты стороны разошлись «при своих», хотя каждая не замедлила выступить с победными реляциями.

Кто победил в этой битве – египтологи и хеттологи до сих пор спрят между собой с ожесточением, по сравнению с которым «священные войны» Linux vs Windows и им подобные кажутся детсадовской вознёй. Однако в контексте нашей темы она интересна тем, что являет документированный пример действий колесничного бойца-индивидуала (пусть даже и фараона) против организованной военной машины противников. Или, проводя аналогию с дальнейшим, пользователя «персоналки» против легиона корпоративных рабочих станций.