Винни совсем сник. Говорить больше было не о чем, и я спросил, не помогут ли они вытащить мой грузовик.

— Вы подождите во дворе, — сказал Гэннон. — Я разберусь с этими парнями, а потом займемся вашим грузовиком.

Мы с Винни молча прошли мимо компании охотников. Все они — грязные, небритые — стояли у сарая мясника.

Четыре дня назад другая группа людей стояла на том же месте, а потом исчезла. Во всяком случае, Том исчез. И еще двое приезжали искать Олбрайта.

Когда мы с Винни шли к машине, я обернулся посмотреть на озеро и увидел на причале еще одного человека. Он был молод и смуглолиц. Сомнений не было: индеец.

— Наверное, это здешний проводник, — сказал я Винни.

Он обернулся и, прищурившись, посмотрел на берег.

— Где?

— Вон там, — ответил я и снова обернулся.

Причал был пуст.

Уезжали мы, когда солнце уже садилось. Гэннон накинул на буксирный крюк моей машины цепь и легко вытащил ее из грязи. Видно, делал он это не впервые.

Я его поблагодарил, и он уехал. Мы пустились в обратный путь. Винни сидел и то сжимал, то разжимал кулаки.

— Что ты намерен делать? — спросил я. Если у него нет других соображений, я бы с удовольствием вернулся домой.

— Не знаю.

— Как ты думаешь, кто были те двое, что искали Олбрайта?

— Может, тоже своих заждались… — ответил Винни.

— Подозреваю, что они — те самые, из бара в Ваве.

— Ничего удивительного. Мы все идем по одному следу. Чтобы добраться сюда, надо сделать остановку в Ваве.

— Будем и дальше звонить Олбрайту, — сказал я. — Как доберемся до дома, попробуем отыскать его адрес.

— Не могу поверить, что Том пил, — покачал головой Винни.

— Но ты же не знаешь наверняка.

— Если он снова начал пить, дело гиблое, Алекс. Можно вообще его больше не искать.

— Да ладно тебе, Винни. Бывает, поначалу люди и оступаются.

— Я отправил его в лес с кучкой пьющих белых и с батареей бутылок. Вот что я натворил.

Я промолчал. Фары высветили указатель на 631-ю автостраду. Я повернул направо, на юг.

— Я не могу ехать домой, — сказал Винни.

— Почему? Думаешь, семья будет во всем винить тебя?

— Видишь, к чему привели все мои старания, — вздохнул он. — Я отдал ему свои документы, отправил сюда…

Винни потер затылок:

— Почему ты не спрашиваешь, как это я отпустил Тома?

— Ты же мне сам объяснил, что хотел ему помочь. Думал, ему пригодятся деньги.

— Да не поэтому.

— Тогда рассказывай.

Он посмотрел в окошко, где сгущалась тьма.

— Как-то, с месяц назад, я возвращался из казино. Было часов десять вечера. Я заглянул к матери, но поначалу решил, что дома никого нет. Ну, машин не было. Свет в доме не горел. Я уже собрался уезжать, но тут заметил, что и на крыльце свет не горит. И это меня насторожило: если мать уходит из дому, она всюду гасит свет, оставляет только лампочку на крыльце. И не дай бог кому-нибудь нарушить этот порядок.

— Верю безоговорочно.

— Я зашел внутрь и крикнул: «Эй, есть кто дома?» Никто не отозвался. Но тут послышался шум в одной из комнат. Было темно, как в аду, а может, это у меня воображение разыгралось, я решил: а вдруг в доме воры? Схватил кочергу и пошел по коридору. Тут я увидел свет в ванной.

Он сделал паузу, глубоко вздохнул.

— И я снова крикнул: «Эй, кто это там?» Никто не ответил. Тогда я открыл дверь в ванную.

Он снова замолчал. Слышно было только, как шуршат шины и как свистит ветер за окном.

— И кто это оказался? — спросил я.

— Том. Он остался дома. Знаешь, зачем?

Я даже не пытался ответить.

— Он остался, чтобы повеситься в душе. Он уже посинел, понимаешь, Алекс? Еще минута, и он бы умер. Я схватил его и попытался поднять. Но он стал отбиваться, молотить меня руками и ногами. Я тогда был в бешенстве, Алекс. Сейчас даже смешно вспоминать. Я разозлился на него за то, что он выбрал для этого ванную. Такая была у меня первая мысль. Мои дядьки столько труда в нее вложили. Сменили ванну и душ. И вот вернулись бы домой — а там смердящий труп.

Он судорожно утер ладонью лицо.

— Если хочешь свести счеты с жизнью, ступай на кладбище на Мишн-Хилл. Приветствуешь предков и прыгаешь с обрыва вниз. Вот как надо кончать с собой.

— И что было дальше? — спросил я.

— Ну, я ему врезал пару раз, чтобы угомонить, и тут у душа держатель обломился. Мы оба повалились в ванну, я себе чуть башку не раскроил. А Том как завопит, как накинется на меня. А потом словно обмяк и так и лежал в ванне. Лежал и плакал, а я просто сидел и смотрел на него. Наконец я его спрашиваю: «Почему, Том?» А он отвечает: «Это единственный выход. Или так, или снова в тюрьму».

— Понятно, — сказал я, помолчав. — И какое это имеет отношение к поездке в Канаду?

— Да пойми же ты, нет для него другой работы. Либо проводником, либо мыть посуду и сортиры. Он даже в казино работать не может — потому что у него судимость. И я ему сказал: ты, главное, держись. А я уж придумаю, как помочь. И тут подвернулось это дело. Три тысячи долларов за неделю охоты.

— Винни, я понимаю, это хорошие деньги, но…

— Да не только в деньгах дело. Может, это звучит глупо, но, когда идешь на охоту, ты вдруг вспоминаешь, кто ты есть. Обычно ты просто сидишь, ничего не делаешь или, допустим, работаешь — не важно. А потом уходишь в лес с кучкой белых парней, и они вдруг начинают видеть в тебе легендарного вождя апачей. Ты для них — таинственный шаман, который умеет слушать ветер и знает язык зверей. И ты чувствуешь, что они правы. Ты и впрямь другой. Ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю. Значит, ты решил…

— Алекс, ему это было необходимо. Иначе…

Я покачал головой.

— Иначе бы он свел счеты с жизнью, — договорил Винни. — И я сделал выбор.

Я притормозил — пропускал оленей, перебегавших шоссе. Их было пятеро, и белые хвосты сверкали в свете фар. Но я подождал еще несколько секунд. Всегда бывает опоздавший.

И вот он появился. Шестой был мельче остальных. Он метнулся в кусты и поспешил догонять свою семью.

Через пару часов мы добрались до Уайт-Ривер.

— Знаешь, что нам нужно делать? — сказал я.

— Что?

— Понимаешь, если Олбрайт с компанией ехали этой дорогой и туда и обратно, кто-нибудь их видел.

— Да, пожалуй, — кивнул Винни. — Где они могли останавливаться?

— Ну хотя бы здесь, в Уайт-Ривер, — сказал я.

— Если бы ты был богатым и оказался в этой дыре, куда бы ты отправился? — спросил Винни.

— Да они все одинаковые, — ответил я и остановился у первого заведения под названием «Развилка».

Это был семейный ресторанчик с карточными столиками и крошечной барной стойкой. Мы заказали пару чизбургеров у женщины, в которой сразу признали хозяйку.

— У нас к вам вопрос, — сказал я. — Одиннадцать дней назад сюда могли заглянуть шестеро мужчин, отправлявшихся на охоту.

— Пятеро, — поправил меня Винни.

— Да, возможно, пятеро. И четыре дня назад они могли заскочить сюда на обратном пути.

— Дайте-ка сообразить. В октябре. Эй, Эрл! — крикнула она. — В последнее время много у нас бывало охотников?

— Не считал, — ответил тот. — Думаю, не меньше тыщи.

— Эти парни отличались от прочих, — сказал я. — Вероятно, одеты были побогаче. И вряд ли вели себя пристойно. Во всяком случае, четверо из пятерых.

— А пятый как выглядел? — спросила она.

— Как я, — сказал Винни. — Он мой брат.

Женщина пригляделась к нему повнимательнее:

— Четверо богатых белых и один индеец?

— Да.

— Я их помню. Они заехали позавтракать.

— Позавтракать? — переспросил я. — Значит, это было по дороге туда. Одиннадцать дней назад?

— Да, вроде так. Очень противные и привередливые. Отослали назад яичницу — мол, не так пожарена. Орали во всю глотку. Но оставили двадцать долларов чаевых на тридцатидолларовый счет. Двадцать долларов чаевых я уж запомню.