Сокращение романов, вошедших в этот том, выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями.

Все персонажи и события, описываемые в романах, вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми — случайность.

Пожаров я повидал немало, еще когда служил в детройтской полиции. В мои обязанности входило отогнать зевак с места происшествия, после чего следовало и самому уносить ноги, но иногда я оставался посмотреть, как работают пожарные. Порой это была настоящая битва с огнем, но по ее завершении здание все равно стояло на месте. Это меня всегда потрясало. Без окон, иногда без крыши, но стояло.

Много лет спустя на озере Верхнем я видел, как ураган снес сарай для лодок. Когда ураган утих, на месте сарая осталась только припорошенная песком бетонная плита. И это неудивительно. Местным жителям отлично известно, что вода сильнее огня. Но когда разрушает вода, она за собой прибирается, и все выглядит как новенькое. Иногда это даже красиво. От огня такого не дождешься. После пожара остаются развалины. Обугленные и рассыпающиеся в прах — зрелище отвратительное. Нет ничего уродливее пожарища.

Вот поэтому-то я и стал отстраивать хижину заново. Я должен был это сделать. Мне было плевать, что дни становятся все короче. Человек в здравом уме не начинает строительство в октябре, а я, разумеется, начал.

Старые бревна, которые, если бы не пожар, продержались бы еще лет триста, я убрал. Остались только каменный фундамент и камин — последнее, что сделал отец собственными руками. Если выпадет снег, каминная труба будет торчать над развалинами, как надгробие. Этого я допустить не мог.

Все не задалось с самого начала. Человек, обещавший привезти бревна в понедельник, появился только в среду. У него была грузовая платформа с краном, поэтому каждое бревнышко можно было перемещать аккуратненько, как фарфоровую чашку. Но на разгрузку у него ушло все утро, и напоследок он едва не порушил камин.

А потом встал и, подтянув штаны, огляделся.

— Это что ж, пожар был? — поинтересовался он.

— Был, — ответил я.

— Хреново. С этими печками хлопот не оберешься.

— Печь тут ни при чем, — сказал я. — Дом подожгли.

Он несколько секунд это осмысливал.

— Шутишь?

— Не хочешь — не верь.

— И отстраивать будешь сам?

— Хочу попробовать.

— Не станешь же ты начинать в октябре?

— Можешь считать меня сумасшедшим.

— На это и намекаю.

— Благодарю за заботу, — сказал я. — И спасибо, что доставил бревна. Ты опоздал всего на два дня. Счастливого пути.

И он уехал, продолжая недоверчиво качать головой. Гул мотора затих вдали. Со мной остался лишь ветер.

— Ну, старик, — сказал я ветру, — давай посмотрим, не забыл ли я, как это делается.

Хижину отец построил за два лета — в восьмидесятом и в восемьдесят первом. На второй год я помогал ему. Отец достроил ее и через полгода умер.

И вот холодным октябрьским днем я начал все заново. Прежде всего обтесал лежни — бревна, которые лягут в основание каждой стены, — и закрепил их на фундаменте. Потом выпилил желобки по внешней стороне, как отец меня учил. Пойдет дождь, и вода будет стекать по этим желобкам, а не литься на фундамент. Затем я выпилил пазы для пола, но на первое время положил фанеру — доски положу, когда будет готов сруб.

Так прошел первый день.

Когда стемнело, я отправился в «Глазго-Инн» поужинать. Это заведение принадлежит моему другу Джеки. Если вас когда-нибудь занесет в Парадайз, идите до единственного мигающего фонаря в центре поселка, а оттуда — метров сто на север. И справа вы увидите «Глазго-Инн». Там каждый вечер, вне зависимости от погоды, горит в камине огонь и сидит человек по имени Джеки Коннери, похожий на старого шотландца. Если вы правильно попросите, Джеки даже рискнет забыть о лицензии на продажу спиртного и подаст вам бутылочку холодного канадского пивка.

Нет, оговорился. Канадское пиво подают только мне.

На следующее утро чувствовал я себя погано. Болели ладони, болели плечи, болели ноги, болела спина. Все остальное было великолепно. Я выпил кофе и глянул на тучи. Вот что было совершенно ни к чему, так это дождь, потому что я собрался возводить стены.

Я пронумеровал все бревна, как это делал отец. А потом поработал пилой и каждые полчаса ее точил. Пазы я вытесал топором, держа его обеими руками, как бейсбольную биту. Этому меня не надо было учить. Если работаешь одной рукой, точности не добьешься.

Правильно вытесывать пазы — дело нелегкое. На этом, как говаривал мой старик, проверяется, мальчик ты или мужчина. Тут нужна точность — чтобы между бревнами не было просвета. Если все делаешь правильно, даже конопатить не придется. Если нет — лучше вообще не берись строить дома.

Первое бревно получилось плохо. Второе — еще хуже. Третье можно было выставлять на ярмарке, чтобы народ приходил поржать.

Ветер усилился. Судя по всему, собирался дождь. Я продолжал работать, но только принялся за четвертое бревно, на меня налетели осы — у них было гнездо на соседней березе. В ночь пожара дым их выкурил, да и от гнезда мало что осталось. Осы, как и я, собирались отстроиться заново, но их время вышло. И теперь эти очумевшие от холода насекомые, жить которым оставалось всего ничего, кинулись на меня.

— Вы что, спятили? Кыш отсюда! — заорал я, отмахиваясь.

Но одна ухитрилась укусить меня в щеку, и мое терпение лопнуло. И так-то день не задался.

Я уже собирался облить гнездо бензином и подпалить, но вовремя остановился. Стоит ли? Ну, полюбуюсь я видом горящего гнезда, уничтожу сотню ос. Они и так через неделю сдохнут. Я всю жизнь пытался усвоить одну истину: порой лучше оставить все как есть и не вмешиваться.

Полил дождь. Я продолжал работать.

Вернулся я сюда в 1987 году. Брак мой распался, из полиции я ушел — похоронив напарника и заработав пулю в грудь. Я приехал с намерением продать землю и шесть отцовских хижин, но делать этого не стал. Оказалось, что Верхний полуостров — это как раз то, что мне нужно. Места эти удивительно красивы, и одиночество тут правило, а не исключение. Я поселился в той самой хижине, которую в семнадцать лет сам помогал строить. Так проходили день за днем, и менее всего я ожидал, что мне предстоит встреча с прошлым. Но ничего нельзя знать заранее.

После работы пилой и топором у меня еще несколько часов дрожали руки. И отчаянно ныло плечо, из которого когда-то вытащили пару пуль.

— Как идет строительство? — спросил Джеки, пододвигая мне пиво.

— Не так быстро, как хотелось бы.

Он понимающе кивнул. Не сказал ни про то, что под зиму никто дела не начинает, ни про то, какой я идиот.

— Ты ведь знаешь, кто может тебе помочь, — бросил он.

Я это знал прекрасно. Отхлебнув пива из горлышка, я поставил бутылку на стойку, сказал:

— Пойду спать, — и удалился.

На следующее утро тело ныло по-прежнему, но ощущал я себя совершенно иначе. Я вдруг представил, что только помогаю пиле и топору, а они всю работу делают сами. Не бороться с деревом надо, а слушать его. И бревна начали вставать как положено. К обеду стены поднялись на два венца. Разумеется, поднимать их стало труднее. Видно, без лесов не обойтись. А это затормозит работу.

Наверное, Джеки был прав. Помочь мне мог только один человек. Но мне чертовски не хотелось его просить.

Мой отец купил землю по обе стороны от старой просеки, всего около пятидесяти гектаров. Он построил шесть бревенчатых домов и долгие годы жил то в одном, то в другом, а остальные сдавал: летом — туристам, осенью — охотникам, зимой — любителям езды на снегоходах. Когда я приехал и поселился в первом доме, то остальные тоже сдавал.