— Галина Максимовна, извините… Мне нужна ваша помощь. А потом мы поговорим обо всем.

— Да, конечно. Все, что могу, для вас сделаю, Станислав Васильевич.

— У меня будет завтра встреча с… как бы это сказать… с людьми, от которых можно все ожидать… Вы понимаете?… В общем, если я Вам не позвоню послезавтра, то вы будете знать, кто они и где их искать.

Руднова встревожилась:

— Вам угрожают?

— Нет, не то. Мне очень нужна эта встреча. Сделайте то, что я попрошу… Запишите их имена и адреса.

Стас продиктовал адреса Саранцева, Козаченко и Сердюка, а также адрес снятой квартиры и номер телефона. Потом Арнаутский сказал, что завтра примерно с двенадцати до двух ей позвонят, и попросил ее ответить на заданные по телефону вопросы определенным образом.

После разговора с Рудновой оставалось еще несколько дел первостепенной важности. Арнаутский долго писал короткий, всего на одну страницу, протокол допроса свидетеля, тщательно обдумывая каждое слово, каждую деталь. От этих показаний зависела не только его жизнь, но и судьба других людей: Саранцева и его дружков, матери Лены, Рудновой, да и его собственных жены и детей.

Подумав о поддельном протоколе, Стас усмехнулся. Парадокс заключался в том, что обстоятельства-то в нем были описаны подлинные, те, что были в действительности, 15 августа, восемь лет тому назад. Все свои действия Стас взвешивал как юрист. Он не следователь и не при исполнении, как адвокат. Он частное лицо. Зайцева и Руднова не в счет, они вообще не соучастники, поскольку не осведомлены о его цели. Протокол — дело серьезное, но документом не является, так как не выдан официально и не оформлен и не составлен должностным лицом. Но, конечно, все в совокупности — это криминал. Арнаутский знал это и квалифицировал по статье уголовного кодекса, которая была применима к конечному результату. Колебаний и сомнений у него уже не было, поступить иначе он не мог. Он выносил приговор, который должен быть исполнен. Именем Лены и ее несчастных родителей, именем его детей и тех загубленных душ, которые пострадали от бандитов, и, если не пресечь их подлую жизнь, могут пострадать в будущем.

Стас влил снотворное в коньяк, внимательно осмотрел бутылку, — никакого осадка, цвет не изменился — обжал золотистую кромку колпачка. Потом сходил в хозяйственный магазин, купил ведро и швабру. В углу двора из кучи, которую приметил заранее, набрал в ведро песку доверху. Принес и поставил под раковину.

Теперь самое главное — звонок Саранцеву. Тот снял трубку после первого же гудка. Ждал его. Не здороваясь, уверенным тоном, Арнаутский сказал:

— Завтра, в десять утра.

— А показания свидетеля?

— Будут, гарантирую.

— Адрес. Вы оттуда звоните?

— Да, запишите.

Арнаутский слышал, как натужно дышал Саранцев. Молчаливая угроза сочилась из телефонной трубки. Но теперь его это не волновало. Все шло так, как задумал Стас.

— Валюта? — спросил он.

— В порядке. Как договорились.

Секундная пауза перед ответом, неуместная бодрость в голосе говорили об обратном — не в порядке. До этого разговора Арнаутский предполагал, что Саранцев и не планирует никаких расчетов, а сейчас в этом уверился. Но значения теперь это уже не имело. Им нужен он с его информацией, дальнейшие разговоры излишни. Стас коротко бросил:

— До завтра. — И положил трубку.

По пути домой Стас вспомнил, что ему нужна веревка. Он ужаснулся: из-за простой оплошности могло сорваться все. Злые гудки автомобилей вывели его из ступора: он стоял под зеленой стрелкой светофора. Рядом с магазином, где он купил бельевой шнур, оказался бизнес-центр. Снять ксерокопию с протокола допроса не составило никакого труда, никто даже не взглянул на этот документ. Дома проверил диктофон. Работал отлично.

Впервые за последние недели Стас был весело возбужден. Жена, дети крутились рядом. Он вдруг заметил, что в доме давно не было такой радости и шуток. От этого открытия защемило сердце, он почувствовал, как глаза его увлажнились. Поймав внимательный взгляд Светланы, пожал плечами, с улыбкой кивнул на детей, растрогали, мол, малыши. И по тому, как она бегло улыбнулась в ответ и сразу отвернулась, Арнаутский понял, что жена неспокойна, о чем-то догадывается или что-то предчувствует. Он нежно обнял ее и ласково прошептал: «Все хорошо».

На следующий день в девять утра Арнаутский был на квартире. Чтобы снять напряжение он внушал себе, что это обычная встреча с клиентами. В маленькой прихожей он посмотрел в облупленное зеркало, увидел свое бледное лицо как бы со стороны и понял, что скрыть нервозность не удастся. Впрочем, его опасные гости поймут это по-своему. Сделка-то более чем сомнительная, не волноваться может только прожженный авантюрист, на котором клеймо негде ставить, но никак не молодой, неискушенный деляга, каким в глазах бандитов должен был выглядеть молодой адвокат. Нахален, расчетлив — это да, но не настолько многоопытен, чтобы не бояться за свою молодую шкуру.

Резкий звонок в дверь стеганул по напряженным нервам.

Саранцев и Козаченко прошли в комнату, настороженно озираясь по углам, словно ожидая нападения. С их приходом Стас как-то сразу успокоился и с легкой иронией заметил:

— Ребята, здесь тихо. Я один. Вы что, меня за мента держите? Мне нужны не вы, а валюта.

— Это есть, — хрипло ответил Саранцев и похлопал по карману.

Оба вошедших, это было видно сразу, утром приняли для храбрости. Немного, но заметно для непьющего Арнаутского. Брезгливая тошнота подступила к горлу, и он с усилием преодолел этот позыв. Саранцев вытянул из скомканной пачки сигарету «Луч», крепкий дым завис над столом, где расположилась троица врагов-партнеров.

— Что свидетель? — с угрозой в голосе выдохнул Саранцев.

— Вот, — протянул ему Стас ксерокопию. — Читай.

Саранцев начал напряженно читать, молча шевеля губами.

— Вслух давай, — произнес Козаченко.

— А где Сердюк? — спросил Арнаутский.

— На том свете, — скривился в отвратительном оскале Саранцев и многозначительно взглянул на Арнаутского, чтобы проверить его реакцию на эти слова. Увидев то, что ожидал увидеть — бледность Стаса, — удовлетворенно хмыкнул. Мол, понимай, как знаешь. Это нам не впервой и запросто: ускорить путь туда, откуда не возвращаются. Стас уточнять не стал, поверив, что Сердюка, действительно, нет в живых.

— Ч-читай, — заикаясь от возбуждения торопил Козаченко.

— Протокол допроса свидетеля, начат в 11 часов, окончен в 15 часов. — Саранцев удивленно посмотрел на адвоката: — А чегой-то, одна страница, а четыре часа допроса.

— Так бывает. Многое остается за рамками протокола… Свидетель-то как, часто начинает говорить одно, потом отвлекается на другое, не имеющее отношение к делу. Да и перерывы не учитываются. Может, часа полтора на обед ушло. Отмечено фактическое окончание допроса. Кстати, в деле, в протоколе допроса Сердюка, тоже в одном из допросов указано восемь часов, а всего две страницы наговорил.

Саранцев удивленно переглянулся с Козаченко и продолжил:

— Гладышева Лариса Филипповна, 1969 г. рождения — он, напрягаясь, подсчитал сколько ей лет, — русская, б/п, со средним специальным образованием. Это что?

— Техникум, наверно, — разъяснил Арнаутский.

— A-а. Временно не работает. Проживает улица Софьи Перовской, дом 18, квартира 38, телефон номер… Так тут все данные есть, смотри-ка, Ванька, и адрес и телефон.

— Да ты читай, не тяни резину, — взвизгнул Козаченко.

— Саранцев, прочитай до конца, а потом поговорим, — поддержал Стас.

— 15 августа 1988 г. около шестнадцати часов тридцати минут я шла из совхоза «Рассвет» к Зеленогорску справа вдоль дороги по лесу. Хотела набрать литровую банку черники перед поездкой в город. Перед поворотом дороги налево услышала какой-то крик. Я испугалась и остановилась. Через кусты виднелась дорога. На ней никого не было. Постояв несколько минут, хотела было идти, но услышала на той стороне в лесу какие-то мужские голоса. Я еще больше испугалась. Чтобы не шуметь и не привлечь к себе внимание треском сучьев, я ждала. Прошло не меньше десяти минут, когда увидела, как на дорогу из кустов с той стороны вылезли три парня. Они были пьяные. Особенно два низкорослых. Третий высокий, здоровый. Как одеты, не помню. Но лица их запомнила, у двоих, что пониже, блестели металлические коронки. Они оглядывались в сторону станции, словно кого-то высматривали. Смотрели и вокруг и в мою сторону, так что я их разглядела. Страшно было жутко. Мне казалось, что они видят меня через кусты. В руках у них ничего не было, хотя вроде бы у одного, что пониже, с челкой на лбу – какие-то тряпки и что-то еще. Не обратила внимания, не до того было.