Финны стояли лагерем на ферме невдалеке от главной дороги и примерно в десяти милях от Арнгайма. Их было тридцать восемь человек под командованием хауптштурмфюрера Эрика Сорсы.

55-ая бронетанковая дивизия «Викинг» была первой и, без сомнения, лучшей иностранной дивизией «Ваффен-СС». Укомплектована она была, в основном, голландцами, фламандцами, датчанами и норвежцами, финны присоединились в 1941, пополнив войсковые подразделения опытными лыжниками, которые были чрезвычайно нужны во время Русской кампании.

В январе 1945 года потери на Восточном фронте были такими колоссальными, что было решено создать новый полк, совместно германо-финский. Проект получил новое развитие, когда несколько десятков финнов, оставшихся в живых, с Сорсой в качестве своего командира дали ясно понять, что они не будут возобновлять свой контракт с правительством Германии после 1 мая. Поэтому, из штаба дивизии в Клагенфурте пришел приказ, в соответствии с которым они перебазировались на ферму в Оберфельде, где им надлежало ожидать дальнейших распоряжений, именно этим они и были заняты ровно три недели.

Сорса, двадцати семи лет от роду, был красивым молодым человеком с вьющимися волосами. По фасону его горский головной убор был таким же, как у всех в армии: эдельвейс с левой стороны, спереди, обычная для СС, «мертвая голова». На манжете надпись в две строки: Финский добровольческий батальон Ваффен-СС. Нарукавная нашивка была черной с белым львом. Он носил два Железных креста, серебряный значок за ранения и нашивку за Зимнюю кампанию.

Сорса стоял в дверях фермерского дома, курил сигарету и наблюдал за десятком своих людей, спускавшихся на лыжах между деревьев по склону выше за фермой следом за пожилым главным сержантом Матти Гештрином. Гештрин завис над стеной амбара, совершил мастерский прыжок, и остальные друг за другом через равные промежутки точно повторили его маневр. Сильные, уверенные в себе люди в двусторонней зимней униформе, белой с одной стороны и осенней расцветки с изнанки.

— Видели что-нибудь? — спросил Сорса.

— А должны были? — ухмыльнулся Гештрин. — Я думал, мы просто тренировались. Из штаба никаких известий?

— Нет, мне кажется, о нас забыли.

Гешртин, закуривая сигарету, посмотрел из-за плеча Сорсы и перестал улыбаться.

— Судя по всему, я бы сказал, они как раз о нас снова вспомнили.

Штабная машина спускалась по покрытой снегом дороге, Гоффер был за рулем, Риттер в камуфляжной куртке с поднятым капюшоном сидел с ним рядом. Штрассер и Эрл Джексон расположились сзади. Гоффер завел машину во двор фермы и остановил ее. Сорса и Гештрин остались стоять, где стояли, у двери в дом, но остальные финны существенно приблизились, один или двое сняли с плеча пехотные винтовки «Маузер». Сорса сказал им тихо что-то по-фински.

— Что он сказал? — спросил Штрассер у Джексона.

— Он сказал: спокойно, мальчики. Я сам справлюсь.

Еще десять-пятнадцать финнов вышли из амбара, в большинстве своем в рубашках, но с оружием разного рода. Никто не сказал ни слова, каждый ждал, строго вертикально сыпался снег. Вдруг послышался шорох скольжения, лыжник в белом возник над амбаром и мастерски приземлился во дворе, скользнув вбок, и замер на расстоянии одного-двух ярдов от Сорсы. За ним последовал другой, потом еще один.

Это была поэма движения, абсолютное совершенство. На лице Сорсы появилась легкая застывшая улыбка, которая как бы говорила: вот мы какие, а вы?

Джексон пробормотал:

— Эти парни величайшие в мире лыжники. Они здорово потрепали русских в первую военную зиму. Хочу еще вас предупредить, что они большие мастера перерезать горло.

— Ждите здесь, — сказал Риттер ровным голосом. — Оставайтесь в машине.

Он вышел из машины и пошел через двор к Сорсе. Несколько мгновений он просто постоял перед высоким финном, который мог видеть только «мертвую голову» у него на фуражке, потом сказал:

— Неплохо, совсем неплохо.

— Вы так думаете?

— Конечно, вполне профессиональный прыжок.

— Вы можете сделать лучше?

— Возможно.

К стене были прислонены несколько пар лыж. Риттер взял одни и присел, затягивая ремни креплений на своих тяжелых сапогах танкиста.

Гоффер подошел к нему и присел рядом.

— Позвольте, я вам помогу, штурмбаннфюрер.

Сорса оценил черную форму танкиста, в которой был Гоффер, его Рыцарский крест. У него неожиданно изменилось выражение глаз, и он повернулся, коротко взглянув на Гештрина.

Риттер потопал ногами, взял палки, которые ему подал Гоффер.

— Давно это было, правда, Эрик?

Он оттолкнулся, пробежал мимо машины через ворота и стал подниматься между деревьев по крутому склону. Никто не говорил ни слова. Все ждали. Риттер чувствовал себя удивительно спокойно и миролюбиво, когда поднимался, следуя зигзагам фермерской дороги, полностью отдавшись этому подъему, получая огромное удовольствие от всего вместе.

Когда он повернулся, он был примерно в сотне футов выше двора, на лыжне, проложенной до него финнами. Все лица были обращены к нему, и Риттер вдруг почувствовал себя счастливым, он едва сдерживал смех, рвавшийся из груди.

Он запрокинул голову и взвыл по-волчьи, старый условный сигнал лесорубов Гарца, и ринулся вниз в стороне от лыжни, по самому крутому склону, выписывая такие крутые виражи между деревьев, что у зрителей захватывало дух. Потом подпрыгнул, с легкостью перемахнул амбар и машину, не долее секунды скользил боком, затем выполнил поворот на левой палке, приземлившись в снежном вихре, застыл в неподвижности в ярде от Сорсы, безукоризненно выполнив, таким образом, «Стем Кристина».

Финны одобрительно загомонили. Гоффер присел рядом с Риттером, расстегнул ремни креплений. Риттер скинул капюшон, расстегнул куртку и снял ее.

— Этот малый вполне годится для сцены, — прошептал Штрассер Джексону.

Риттер подтянул перчатки и заговорил, не глядя на Сорсу:

— Штурмбаннфюрер Риттер, 502-ой СС-батальон тяжелых танков. Я здесь, чтобы принять командование этим подразделением по специальному приказу из Берлина, от самого фюрера.

Сорса окинул его взглядом. Нашивка за Зимнюю кампанию, железные кресты первого и второго класса, серебряный значок, свидетельствующий, по меньшей мере, о трех ранениях, Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами, темные глаза и бледное дьявольское лицо.

— Сама смерть наведалась к нам, — сказал Гештрин.

— В моем присутствии говорите по-немецки, пожалуйста, — спокойно сказал Риттер. — Полагаю, вашим людям это по силам, хауптштурмфюрер, учитывая, что они на службе Рейху уже, сколько? Четыре года?

— Большинство из них, — сказал Сорса. — Но теперь это не имеет значения. Что это за чушь относительно приказа из Берлина? Мне ничего об этом не известно.

— Герр Штрассер! — позвал Риттер. — Будьте любезны показать этому джентльмену наше предписание.

— С удовольствием, майор.

Штрассер направился к ним, вытаскивая из кармана бумаги, а Риттер отошел на несколько шагов в сторону, игнорируя пристальные взгляды финнов, достал серебряный портсигар и заботливо выбрал сигарету. Гоффер подскочил к нему с зажигалкой.

— Благодарю, штурмшарфюрер.

Это было хорошо отработанное театральное действо, не раз ими разыгранное и действовавшее, обычно, без промаха.

Сорса изучал приказ, поданный ему Штрассером. От вождя и государственного канцлера. Сверхсекретно. И там упоминается его, Риттера, имя. Все точно, как он сказал. И самое удивительное в самом конце, подпись в конце страницы. Адольф Гитлер.

Сорса вернул приказ Штрассеру, и тот спрятал его в бумажник.

— Итак, — сказал Риттер, не глядя вокруг. — Вы удовлетворены?

— Здесь такая ситуация. Мои товарищи и я солдаты по контракту, — сказал сконфуженно Сорса.

— Наемники, — уточнил Риттер. — Мне это прекрасно известно. И что?

— Мои люди проголосовали идти домой, в Хельсинки. Мы не возобновляли наш контраст.

— Зачем это, когда предыдущий в силе до завтра, до девяти часов утра? — сказал Риттер достаточно громко, чтобы все услышали. — Или вы отрицаете этот факт?