— Интересно, нас будут искать? — спросила Франциска.
— Возможно, — ответил я, — но наверняка не с самого раннего утра. А к тому времени бог знает куда нас унесет.
— Но они могут подумать, что мы специально ушли в море, — размышляла она.
— Да, — сказал я. — Все равно хватятся лодки.
Помолчав, она сказала:
— Почему мы не встретились раньше, Лео? Я имею в виду — до Фреда.
— До Фреда? — переспросил я.
— До Ладике, — уточнила она. — Почему мы не встретились раньше?
— Я так редко хожу покупать себе игрушки, — ответил я, трогая ее волосы, которые были еще влажными от соленой воды и завивались в упругие локоны.
Была половина второго. У меня создалось впечатление, что нас тащит медленнее, чем раньше. Может, из-за якоря, который цеплялся за дно. Я огляделся. Вроде бы, лодка изменила направление движения относительно луны. Впрочем, нет. Это луна переместилась. Огни позади уже исчезли. Или они погасли, или нас унесло слишком далеко от берега. Вокруг я видел только воду.
И тут, довольно близко от нас, снова показался акулий плавник.
Половина второго. Еще целых два часа до восхода солнца, когда наши шансы быть обнаруженными увеличатся.
— Когда у тебя день рождения? — спросила Франциска.
— Двадцатого февраля.
— Ты — Водолей! — констатировала она.
— Да. Ты веришь во все это?
— Я всегда читаю гороскопы. И если они благополучные, верю в них.
— Очень практично! — рассмеялся я. — А ты кто?
— Близнецы, — ответила она.
— Ах ты, Боже мой! — воскликнул я. — Близнецы! Я слышал, у Близнецов трудный характер.
— У меня тоже?
— Без всяких сомнений! — ответил я.
Она затихла.
— Я тебя обидел? — встревоженно спросил я.
— Нет, что ты, — ответила она и вложила свою нежную, теплую руку в мою.
Лодка покачивалась на волнах. Я ждал следующего вопроса, который был так же неотвратим, как предстоящий восход солнца. Разумеется, он последовал.
— Кем ты работаешь, Лео?
Я был начеку и без запинки соврал:
— Учителем. В одном профессиональном училище.
Я никак не мог решиться рассказать ей всю правду. К счастью, она оставила эту тему и спросила о другом.
— У тебя есть?.. — Она подыскивала слово. — У тебя есть подруга?
— Конечно, — сказал я, — а как же.
— А где она?
— Здесь! — ответил я и, приподняв ее подбородок, притянул к себе.
— Ты врешь, — сказала она, переводя дыхание после поцелуя.
— Нет, хотя я уже много раз был близок к тому, чтобы влюбиться по уши. Но никогда еще обстоятельства не складывались столь удачно. То не хватало дрейфующей лодки, то луны, то акулы. Только сегодня все подобралось наилучшим образом.
— Перестань! — сказала она и потерлась холодным носом о мою шею. Я закурил новую сигарету, и мы затягивались ею по очереди Вдруг от сильного толчка она выпала из моих рук Франциске на колени, и прежде чем я успел подхватить ее, прожгла дырку в халате.
— Акула! — простонала девушка.
— Нет, якорь, — возразил я.
Якорный канат был туго натянут. Видимо, он за что-то зацепился. Лодку медленно водило из стороны в сторону.
— Какая жалость! — сказал я. — Теперь мы не попадем к людоедам.
— А я так надеялась увидеть, каким ты будешь, когда тебя откормят!
Так шло время. Мы зубоскалили и дурачились, курили и целовались. Я прилагал все усилия, чтобы поддерживать беззаботные разговоры, так как серьезных вопросов боялся. Потом девушка уснула у меня на плече. Рука затекла, но я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить Франциску.
Около трех часов на востоке забрезжил рассвет, и стало так холодно, что я отчетливо услышал, как Франциска, проснувшись, застучала зубами.
— Что же мне делать, Лео? — с трудом выговаривая слова, спросила она тихо, еще плотнее запахивая халат и крепче прижимаясь ко мне. — Что будет, если они так и не смогут раскрыть убийство Фреда?
— Давай будем ломать над этим голову, когда окажемся на суше, мое сокровище! — Я постарался не выдать неуверенности.
— Ты сказал «мое сокровище»?
— Гм, — удивился я сам. — Вроде сказал.
— Я — твое сокровище? — проворковала она.
— Притом самое большое, — ответил я. — Даже с гастрономической точки зрения. Если нас не найдут дней пять или шесть, я тебя просто съем. Да что там! Я уже сейчас прикидываю, в каком месте ты самая вкусная!
— Ты чудовище! — сказала она нежно.
Предпоследняя сигарета. Затем она начала снова:
— Нет, серьезно, Лео. Я не хочу в тюрьму. Как ты думаешь, меня отпустят, если я добровольно вернусь домой и скажу: «Вот она — я. У меня абсолютно чистая совесть! Клянусь, что не убивала этого человека».
— Перестань все время думать об этом, Франциска. Так можно сойти с ума!
Я представил, как она возвращается домой в Гамбург и заявляется в полицию. Представил, как она сидит в кабинете у следователя: «У вас была интимная связь с господином Ладике, не так ли? Он плохо обошелся с вами? Вы ждали от него ребенка? Где вы делали аборт? Вы отказываетесь давать показания? Мы должны это знать, чтобы проверить! Итак, у вас была ссора в субботу вечером? А как вы объясните пятна крови на рукаве вашего жакета?»
И снова, снова одни и те же вопросы — дважды, трижды, пять раз в день, а в перерывах — камера предварительного заключения, здоровенная равнодушная надзирательница: «Янсен, на допрос!» И бряцание ключей, и шаги за дверью, еда в алюминиевых мисках, звезды по ночам в зарешеченном окне, и опять следователь: «Об этом вы вчера говорили по-другому, фройляйн Янсен. Вы ненавидели Ладике? Да? Так. Ну, вот видите, после всего, что вы сказали, это добровольное признание в вашем положении… Нет? Увести!» Она просто не вынесет этого. Вероятно, на третьи или четвертые сутки нервы не выдержат, и она закричит: «Да, да, да — я убила его! Только оставьте меня в покое!» «Почему же вы сразу не признались? Ну, рассказывайте, теперь я уверен, что смягчающие вину обстоятельства…» И так далее, и тому подобное.
— Ты не знаешь, — сказал я, прерывая полет фантазии и возвращаясь к суровым реалиям жизни, — ты не знаешь, случайно, какая у тебя…
Я хотел спросить, какая у нее группа крови, но не успел, потому что вдруг услышал шум мотора.
— Катер! — я мгновенно вскочил.
Над водой расстилался туман. Но шум мотора был слышен отчетливо. Я не мог определить, откуда он идет. Я сложил руки рупором и изо всех сил закричал:
— На помощь!
Я покричал на восток, повернулся и крикнул на юг, потом на запад и на север. Мне даже показалось, что где-то сверкнули огни. Где-то сзади нас… Или нет…
— Так-так-так, — тарахтел катер.
— Давай я попробую! — сказала Франциска и поднялась, когда я сел на скамью. — Высокий голос быстрей услышат!
Она приложила руки ко рту.
— Сюда! Сюда! На помощь!
Халат соскользнул с ее плеч, когда она опустила руки. Мгновение она стояла так, затем зябко закуталась в свой халат. Мы прислушивались.
Звук стихал.
— Вот собака! — в сердцах сказал я.
Взошло солнце. Акула плавала в десяти метрах.
— Они вернутся, — сказала Франциска, утешая, и провела рукой по моей щеке. — У тебя щетина, Лео.
Я закурил последнюю сигарету. Руки у меня дрожали.
— Да, — сказал я, — они обязательно вернутся!
И протянул сигарету ей.
Она взяла, сделала глубокую затяжку и процитировала рекламный плакат:
— Человеку современному без «Мальборо» не обойтись!
Я засмеялся:
— Ты настоящее сокровище!
— Каннибал! — ответила она.
Мне очень хотелось снова сесть рядом с ней, но я остался на своей скамейке. Смял пустую пачку, запустил ею в акулу, разумеется, не попал и стал любоваться красками восхода над морем. Земли не было видно, все еще стоял туман. Я взял со скамейки вторую часть туалета Франциски, мокрую и мятую, и привязал под трусиками.
— Пусть развевается на мачте! — сказал я. — Вроде вымпела. На борту — высокие гости.
— Его Величество Лео Щетинистый, — тут же подхватила она, — и Ее светлость Франциска Озябшая.