— И что произошло?

— Я взяла деньги и уехала из дома. Я почти ничего не сообщала своей семье относительно моего решения или местонахождения. Я уехала в большой город. Он называется Нью-Йорк. Я сняла дорогую квартиру. И уверенно, стала искать значимую работу в бизнесе.

— И что дальше?

— Увы, — ответила она, с сожалением, — оказалось, что моих дипломов, совершенно недостаточно. Я не смогла найти работу того сорта, которым интересовалась.

— Я понимаю.

— После недель страданий и расстройств, — рассказывала она дольше, — мне пришлось связаться со своей семьей. Работу мне немедленно предоставили.

— И что было дальше?

— Однако это было, вообще, не то на что я надеялась. Я стала, секретарём женщины-руководителя, её офисной «девушкой». Она взяла на себя всю ответственность за меня, и решала за меня какое платья мне носить и как себя вести.

— Значит, в значительной степени из-за неё, ты носила привлекательную одежду, которую потом с тебя сняли перед покупателями в доме Рама Сэйбара?

— Да, — подтвердила она, — и именно она потребовала, чтобы жемчуг, который я носила, был синтетическим, как более подходящий, чем реальный жемчуг, для девушка в моём положении.

— Я понял. Ты возражала этому? — спросил я.

— Я не хотела потерять свою работу.

— Я понимаю, — сказал я. Я был рад узнать, что она не носила фальшивый жемчуг по своей собственной воле. Это, конечно, смягчило бы её виновность в этом вопросе, по крайней мере, до некоторой степени, в глазах гореан. Она, конечно, согласилась его носить. Но этот факт, мог бы быть расценен, как достаточно важный. Это соглашение, было достигнуто, в некотором смысле, под принуждением. Гореане, в целом справедливый народ, и несомненно приняли бы этот факт во внимание. Степень принуждения могла бы быть расценена как существенная. Вопрос был, конечно, интересным. Грант, в любом случае, насколько я уже узнал его, не будет наказывать её за действия, которые имели место, когда она была свободна. Та жизнь для неё теперь осталась позади. И её порка теперь, несомненно, будет следствием таких вещей, как, была ли она достаточно приятна как рабыня. Однако я сообщу Гранту об этом факте. Он нашел бы это интересным. Хозяева находят интересным почти всё в своих рабынях. А кроме того, я думаю, ему это понравится.

— И так, — продолжила свою историю девушка, — я продолжала выполнять её поручения, отвечать на телефон мелодичным голосом, ожидать её, приносить ей кофе, обращаться к ней почтительно, улыбаться её клиентам и проходить мимо них определенным способом.

— Понятно.

— Несомненно, ей нравилось видеть меня, делающей это, — сказала она, с горечью в голосе, — моё положение в обществе, было значительно выше её.

— Возможно, — сказал я. — Я не знаю.

— Это должно было дать ясно понять всем коллегам, что я была только девочкой, пригодной для самой непритязательной работы и быть приятной её начальникам. Ясно показать всем, что я была другим типом женщины, отличным от неё!

— Возможно, так оно и было, — заметил я.

— Могли ли мужчины смотреть на меня, как на руководителя, одетую так, как я была одета, и вынужденную вести себя так, как я вела?

— Думаю что, это было бы весьма затруднительно — согласился я.

— Да.

— Ты очень женственна, и скорее всего, Ты и не можешь быть руководителем.

Она сердито скривилась.

— Она хорошо использовала мою женственность, мою никчёмность, мою привлекательность. Выдвинуть меня на первый план, высветить и подчеркнуть, что в отличие от этой, её имидж, демонстрирует силу и компетентность, решительность, командные качества, власть и авторитет.

— Я видел таких женщин, — усмехнулся я, — голых, в ошейнике, целующих ноги мужчинам.

— О? — поразилась она.

— Но они не были столь красивы как Ты.

Она замолчала.

— Ты чувствуешь, что её управление тобой было вызвано некоторой ненадежностью её собственного положения, страхом за её положение или статус, что она, возможно, смотрела на тебя как на угрозу?

Девушка помолчала ещё мгновение, а потом сказала:

— Нет, я так не думаю.

— Интересно, почему?

— Я, никогда бы не стала конкурировать с ней.

— Ты не была такой женщиной, — улыбнулся я.

— Нет, — грустно улыбнулась она в ответ.

— Ты думаешь, что она не любила тебя, или ненавидела тебя? — продолжал я допытываться.

— В действительности, я так не думаю, — ответила она, медленно и задумчиво.

— А Ты не хочешь предположить, что возможно, она, смогла увидеть в тебе даже больше, чем Ты сама видела в себе? Ведь она смотрела на тебя со стороны.

— Господин? — не поняла она.

— Она, возможно, одела тебя так, и рассматривала тебя, таким образом, и заставила тебя делать подобные вещи, на очень серьезном основании.

— Почему, Господин?

— Поскольку Ты женственна.

Она была сердита. Она молчала.

— Ты любила выполнять поручения, которые тебе выдавали? Тебе нравилось повиноваться?

— Иногда, — послышался её тихий шёпот.

— Ты возражала, против предписанной тебе одежды?

— Нет, действительно нет. Мне нравится красивая одежда, и глаза мужчин на мне.

— Как гореанская рабыня Ты теперь часто будешь чувствовать глаза мужчин на себе, хотя, разрешат ли тебе, одеться, будет зависеть от решения твоего хозяина.

— Да, Господин.

— Как ты была захвачена?

— После работы, — начала она свой рассказ. — Было темно. Я возвращалась машине к себе домой. Я остановилась на красный свет. Внезапно, к моему ужасу, узкая цепь петлей захлестнула моё горло.

«Двигайся туда, куда я тебе скажу», — сказал мужской голос, из-за моей спины. Я не могла кричать. Цепь сдавила горло. Я испугалась. Он был скрыт в автомобиле, позади моего сиденья. Он затянул цепь на четверть дюйма. Я больше не могла дышать. Я поняла, что он, если бы он хотел, мог бы задушить меня немедленно. Сзади просигналил другой автомобиль. — «Зелёный», — сказал голос с заднего сиденья, цепь немного ослабла. — «Продолжай движение по этой улице», — сказал он, — «поезжай по правой полосе, на скорости не дольше двадцать пять миль в час». И я тронулась с перекрёстка. «Ты выполняешь все мои указания», — предупредил он меня, — «немедленно, и вот ещё что, обращаясь ко мне, Ты должна говорить — Сэр». «Да», — прошептала я. И цепь натянулась. — «Да, Сэр», зашептала я, пытаясь вдохнуть. Цепь немного ослабла.

— Похоже, тебе уже преподали, что надо повиноваться, и смотреть на мужчин с уважением, — отметил я.

— Да, Господин, — подтвердила она, и продолжила свою историю: «Даже не пробуй выкинуть какую-нибудь глупость вроде остановки в неположенном месте или повреждения машины, поскольку я смогу убить тебя немедленно, прежде чем исчезнуть» — предупредил он меня. — «Да, Сэр», — ответила я. «Ты можешь смотреть в зеркало заднего обзора, если хочешь. У тебя есть мое разрешение». Я испуганно посмотрела в зеркало. Вокруг моего горла, туго затянутая петлей, была обёрнута узкая золотая цепь. На её концах виднелись две узкие деревянные ручки, зажатые в его руках.

— Это была цепь для захвата женщин, — пояснил я. — Нужно отличить её от стандартной гарроты, которая представляет собой провод с ручками и может легко перерезать горло жертвы. Стандартная гаррота непрактична для захвата пленницы, жертва даже при рефлекторном движении, может порезать своё собственное горло.

— Независимо от того, что это было, — вздохнула она, — это было очень эффективно. И отлично меня контролировало.

— Конечно, — усмехнулся я. — Именно поэтому оно и используется для подобных дел.

Девушка продолжала:

— Через несколько мгновений мужчина соединил рукоятки цепи, и закрутил цепь. Так он мог держать её одной рукой. Он повернул руку и затянул цепь на моём горле, наполовину душа меня и затем вновь ослабил, немного. Он отлично продемонстрировал свою власть надо мной. Затем он дал ещё немного слабины. «Так-то лучше, не правда ли, детка?» — спросил он. «Да, Сэр», — ответила я. «Хорошо, у нас будет долгая поездка вместе». Мы продолжали путь, я была испугана, а он сидел сзади и давал мне указания. Со стороны могло показаться просто, что человек на заднем сиденье, наклонился вперед, улыбается, возможно, разговаривая со мной. Если кто-либо видел тонкую золотую цепь на моем горле, он, несомненно, не мог знать о её назначение.