— Я уже заклеймена, Господин, — напомнила о себе девушка в моих ногах. Она смотрела на меня снизу.

Это верно. Она носила Кеф высоко на её левом бедре, чуть ниже таза. Это — наиболее распространенное место клейма для гореанской рабыни.

— Она ползает перед Тобой на животе, — усмехнулся купец. — Ты ей понравился.

— Возможно, Ты предупредил её, что, если она не поползет на животе к первому же покупателю на рынке, то будет выпорота, — усмехнулся я.

— Да, нет, — захихикал торговец, — просто, я отказывал ей в прикосновении мужчины в течение двух дней.

Сексуальное облегчение рабыни, как и её одежда, и еда, находятся в полной власти её владельца.

— Нет, Господин, — хныкала в расстройстве она. — Вы — тот мужчина, перед которым я лягу на живот и без принуждения. Видеть Вас означает хотеть пресмыкаться перед Вами.

— Господин, — заговорила девушка у стены, обращаясь ко мне, — если бы я не был связана, то я бы тоже, поползла к Вам.

— Отлично! — воскликнул работорговец. — Это — первый раз, когда она так заговорила. Очевидно Ты — тот тип мужчины, которого она расценивает как желанного хозяина.

Я промолчал. Девушка на рынке знает, что она будет продана. Соответственно она попытается повлиять на мужчину, которого она находит привлекательным, чтобы он купил её. Если не купит тот, кто понравился ей, она знает, что будет куплена кем-то похуже. Большинство рабынь, само собой, предпочитают быть купленными возбуждающим их и привлекательным для них хозяином, тем, кого они нашли бы неотразимым, тем, кому они будут желать служить, а не тем, кто толст и отвратителен. Безусловно, как рабыни, они должны отлично служить любому владельцу. Конечно, решение относительно того, покупать рабыню, или нет, находится, полностью и окончательно, в руках свободного мужчины. В этом отношении все, что девушка может, это только абсолютно беспомощно ждать. Нет у неё никакой возможности повлиять на свою судьбу, примерно, как у неодушевлённого товара, выложенного на прилавке в торговом центре на Земле.

Девушка, привязанная к кольцу, склонилась передо мной, натягивая веревку, стягивающую её запястья. Рабыня у моих ног с надеждой смотрела на меня снизу. Я чувствовал цепь, свисающую с её шеи на своей правой щиколотке.

— Имена у них есть? — спросил я у торговца.

— Нет, я еще их не назвал.

— Тот торговец. Грант. — Вернулся я к прежней теме. — Ты считаешь, он отправился на север?

— Да, — ответил купец.

Я отбросил рабыню пинком ноги.

Хныкая, она отползала назад к стене, где легла, поджав ноги, не отрывая от меня глаз. Другая девушка, привязанная запястьями к кольцу, отшатнулась назад к стене. Она смотрела на меня с ужасом и страхом, но, кроме того в её взгляде появилось и другое выражением, состоящее одновременно из возбуждения и трепета. Я думаю теперь, она поняла немного лучше, чем раньше, что это такое быть рабыней. Теперь она превратилась в объект для наказаний. Наши глаза встретились. В её глазах, теперь было окончательное понимание того, что она, как и любая другая рабыня, с этого момента есть и будет, в полным подчинении мужчин. Она задрожала, и опустила взгляд. Но я видел, что она дрожала со страхом и возбуждением. Я видел, что она, должным образом выдрессированная, станет превосходной рабыней для самого взыскательного мужчины.

— Следующий город к северу — это Форт Хаскинс, — прикинул я. Он лежит в основании перевала Босвелла. Первоначально это была торговая фактория, основанная Компанией Хаскинс — компанией Торговцев, прежде всего из Тэнтиса. Военная застава, под флагом Тентиса, построенная позже в том же самом месте и содержавшаяся торговцами, имела военное и политическое значение для региона восточных ворот Прохода Босвелла. С тех пор, это место получило известность как Форт Хаскинс. Форт по-прежнему остается на своём месте, но его имя, теперь перешло и к городу, который вырос на запад и юг от крепости. Непосредственно форт, уже дважды сжигали, однажды солдатами от Порт-Олни, прежде чем тот город присоединился к Конфедерации Салериан, и однажды, Пыльноногими — племенем краснокожих из Прерий. Военное значение форта уменьшилось с ростом населения в той местности и увеличения численности тарнсмэнов в Тентисе. Форт теперь служит, прежде всего, в качестве торговой фактории, содержащейся кастой Торговцев Тентиса, с интересной историей возникновения.

— Это всего лишь моё предположение, — поправил меня мой собеседник. — Но тот, кого Ты ищешь, торговец по имени Грант, никак не связан с Фортом Хаскинс, он обычно ведёт дела в Кайилиауке.

— Спасибо, — сказал я. Я должен был догадаться сам. Кайилиаук — самый восточный город в предгорьях Тентиса. Он расположен почти на краю Иханке или Границы. От его предместий можно видеть вешки, перья на высоких шестах, которые отмечают начало земель краснокожих.

— Надеюсь, что Ты не собираешься его убить, — спросил работорговец.

— Нет, — улыбнулся я.

— Да, Ты не носишь одежду темной касты, и при этом у Тебя нет черного кинжала над бровью.

— Я не Убийца, — подтвердил я.

— Грант — весьма своеобразный парень. Весьма скрытный, но как мне кажется, неопасный.

— Я не собираюсь ему вредить, — заверил я купца. — И я благодарю Тебя за помощь.

— Ты пешком? — спросил меня он.

— Да, — ответил я.

Я продал своего тарна два дня назад и начал пробираться на север пешком. Кюры, от которых мы узнали историю, в свою очередь тоже скрываются. По крайней мере наш агент в этих местах их не обнаружил. Я рассчитывал что буду привлекать меньше внимания, идя пешком, чем как тарнсмэн.

— Если Тебе нужен Грант, то я советую поторопиться. Сейчас — Эн-Кара, и он скоро уйдёт в Прерии.

Я положил тарск на его ладонь, но он попытался вернуть его обратно.

— Я ничего не сделал, — улыбнулся он.

— Это моя благодарность, — сказал я, поворачиваясь чтобы уйти.

— Эй, парень, — окликнул меня он.

— Да? — я снова повернулся и встал перед ним.

— В полдень рабский фургон покидает город по северной дороге, — было сказано спокойным голосом. — Они могли бы подбросить Тебя до Форта Хаскинс.

— Спасибо.

— Не за что.

Напоследок я снова полюбовался на двух белокурых рабынь. Вначале я посмотрел на ту, что стояла на коленях у стены, с привязанными к кольцу запястьями. В своих путах она узнала, что была женщиной. Это трудно для женщины, быть раздетой, связанной и принадлежащей мужчине, и не узнать о своей женственности. Эти знаки и выражения её природы, не трудно разглядеть. Она поняла их, полностью и навсегда. Я взглянул на другую девушку, она лежала у стены с цепью на шее, смотря мне в след. Её психологическая боль, боль рабыни, была почти невыносимой. Возможно, её владелец отдаст её одному из надсмотрщиков на ночь. Безумство её потребности могло бы на какое-то время быть успокоено, но через несколько ан, непреодолимо и неодолимо, оно снова возникнет внутри её плоти. Я снова бросил взгляд на первую девушку, и улыбнулся.

Она, тоже скоро, получит клеймо и ошейник, и узнает такие же потребности.

Она, тоже скоро, духовно и телесно, узнает, что это значит быть рабыней полностью.

— Всего хорошего, — сказал я работорговцу.

— Всего хорошего, — пожелал он мне в ответ.

Я повернулся и ушёл.

Я толкал плечом колесо большого деревянного рабского фургона.

Я услышал впереди, крик возницы, щелчок его длинного кнута по спинам двух гужевых тарларионов, запряжённых в фургон.

— Пошли, ленивые твари! — кричал он.

Стоя по колено в болоте я, скользя, упирался в массивное деревянное колесо.

Колесо стронулось и фургон, со стоном и скрипом, дернулся вверх и пошёл вперёд.

Я пробрался мимо фургона, вышел на посыпанную галькой поверхность, на бегу запрыгнул в фургон, и уселся на скамье рядом с возницей.

— Зачем Тебе понадобился Грант? — спросил меня кучер, молодой человек со всклоченными волосами, обрезанными по шею.