Горяев проснулся от холода. Боковая молния на большом спальном мешке, в котором они уснули с Мирой, была расстегнута, и мешок был на половину открыт.

Девушки рядом не было. Андрей позвал ее, но никто не откликнулся. Он вылез из спальника, отодвинул «штору», закрывавшую вход, и выглянул наружу.

Вокруг никого не было. Шел мелкий дождь. Долина была окутана похожим на молоко туманом, скрывавшим постройки лагеря, за исключением нескольких вышек связи.

Он еще раз позвал Миру, но и на этот раз никто не откликнулся.

Андрей залез обратно и еще некоторое время пролежал в спальном мешке. Его не покидало чувство обиды.

«Почему нельзя было хотя бы сказать, что уходишь?!» — в раздражении думал он. «Как же это все бесит. С другой стороны, вдруг что-то случилось? Да ну, бред какой-то!»

Когда, собрав все вещи, которые перенес ранее в пещеру, он с огромным рюкзаком, уставший и в плохом настроении, наконец, переступил порог своей комнаты, на часах было без двадцати девять утра.

Опять все пошло не так, как он себе это изначально представлял. Горяев был откровенно зол. Ощущение блаженства, в котором он пребывал вчера вечером, ушло без следа. Или, вернее, не так. Оно ушло, оставив горькую бездну разочарования, сопоставимую лишь с бесконечной высотой блаженства, на которую он вознесся вчера.

К счастью, времени киснуть и продолжать терзать себя раздумьями не было — его ждали Эймер и плотная программа генетических исследований.

Андрей умылся, переоделся и, взяв себя в руки, ровно в десять с приветственной улыбкой зашел в уже хорошо знакомую ему лабораторию в здании медицинской службы.

— Доброе утро, коллеги! — с бодрым призывом произнес Горяев, — Поработаем сегодня!

— Еще как! — в той же манере ответил Ларс. Он тут же обратился к своим сотрудникам: — Правда ведь, ребята?!

Те дружно ответили подтверждающими возгласами, после чего лаборатория опять погрузилась в рабочую тишину.

— Ну что, пойдем и мы займемся работой, — произнес Эймер, обращаясь к Андрею.

Коллеги медленно зашагали вглубь модуля.

— Андрей, твоя теория мне казалась абсолютно не жизнеспособной. Скажу даже более, она казалась мне безумной, — с улыбкой продолжал Ларс. — Пока я основательно не покопался в твоих работах.

— Ты знаешь, — усмехнувшись, ответил Андрей, — у меня было такое же чувство сначала. Но, как видишь, текущие результаты подтверждают мои догадки. Конечно, делать окончательные выводы в любом случае рано. — Горяев пожал плечами: — Ну, возможно, я просто боюсь спугнуть удачу, знаешь, в такие моменты становишься суеверным.

Ларс все это время не проронил ни слова и внимательно слушал Горяева.

— Ну, так или иначе, скоро будет понятно, был ли толк в том, чем я занимался более трех последних лет, — продолжал Горяев с некоторым сарказмом.

Через секунду он на мгновение остановился и задумчиво начал:

— Хотя, ты знаешь, чем ближе я… — но затем он вдруг осекся и, оборвав фразу на полуслове, пошел дальше.

— Что? — переспросил Ларс.

— Да нет, ничего, — отмахнулся Андрей, и тут же, переводя тему разговора, спросил: — А что, у тебя что-то интересное уже есть, я так понимаю?

— Ну, как сказать, — слегка загадочно ответил Эймер. — Отсутствие прямого результата в некоторой степени тоже ведь результат…

Андрей взглянул на него с выражением вопроса на лице.

— В образцах ДНК, которые мы подготовили, пока не выявили никаких патологических изменений структуры. ДНК обычного здорового человека, — пояснил врач в ответ на немой вопрос своего коллеги.

— Мы, конечно, не закончили работу, — тут же словно поправился Ларс, — но тем не менее…

— Я тебя прекрасно понял, — улыбнувшись, кивнул Андрей, увидев, как Ларс пытается подобрать точную формулировку, чтобы точнее выразить то, что имел в виду.

— То, что геном организма донора, назовем его так, не претерпел изменений, вполне объяснимо. Тем более, что вы пока отсмотрели образцы ДНК не всех тканей…

— Порядка десяти процентов, — подтвердил Ларс, понимающе кивнув головой.

— А в данном случае это принципиально важно, — развивал идею Горяев. — То есть у нас, по всей видимости, следующий вариант — та группа клеток или клетка, которая в наибольшей степени подверглась воздействию мутагенных факторов….

На этих словах Горяев оборвал фразу и, потирая рукой подбородок, задумчиво вставил:

— Какое-то локальное воздействие, что ли? Ну да ладно…

После чего он вернулся к предыдущей мысли:

— …мутировавшие клетки развились в ткани, сформировавшие этот организм. Что-то типа того, как при определенных условиях возникает и развивается злокачественная опухоль в нашем теле. Трансформация нормальных клеток, вызванная одной или несколькими мутациями, в результате клетки начинают бесконтрольно размножаться, теряя способность к апоптозу…

— Андрей, я в курсе механизма развития новообразований, — вежливо прервал его коллега, — мысль твою я понял…

Горяев улыбнулся в ответ:

— Да-да, извини… Разница лишь в том, что мы здесь имеем дело не с простым злокачественным новообразованием, а с гораздо более сложно организованной структурой…

Андрей снова задумался и замолчал.

В этот момент мимо них, неся очередной металлический контейнер с образцами биоматериала, быстрым шагом прошел лаборант. Спешивший парень слегка задел Горяева локтем, остановился и, смущенно извинившись, проследовал дальше.

По привычке облокотившись на лабораторный стол, Андрей просматривал текущие результаты исследований, которые представлял и комментировал Ларс. Окружавшее их пространство лаборатории было похоже на большой часовой механизм, где каждый его элемент с потрясающей точностью и выверенной размеренностью выполнял свои функции.

— Учитывая, что развиваться он начал в области легких, клетки со следами мутаций, вероятнее всего, можно будет обнаружить непосредственно в их тканях или близких к ним, — прервав изложение коллеги, вставил Андрей.

— Образцы будут готовы, — Эймер посмотрел на часы, — около двух.

— Ну, не считая самого организма, конечно, — посчитал нужным поправиться Горяев.

— Я тебя понял, — улыбаясь, кивнул в ответ Ларс.

— Хотя, я не удивлюсь, что в ДНК и самого организма не будет ничего сверхъестественного, — тут же произнес Андрей, характерным жестом разведя руки в стороны и слегка пожав плечами.

— Вполне возможно, — кивнул Ларс с выражением понимания на лице. — Но я надеюсь, что мы, тем не менее, что-нибудь обнаружим.

— Ну а если нет? — иронично с нотками грусти ухмыльнулся Андрей. — Нас ведь, как исследователей, загадки должны лишь раззадоривать. Не так ли?!

— Да уж, — столь же иронично хмыкнул Ларс в ответ.

Он продолжил говорить, иногда жестикулируя руками и показывая что-то на мониторах. Горяев же непроизвольно возвратился к размышлениям о внезапном и отвратительно неприятном утреннем исчезновении Миры. Он снова не мог думать ни о чем другом. В голове крутились как зацикленные мысли о ней, неразрывно спаянные с чувством разочарования и обидной досады, словно волнами холодной воды накатывающие и обжигающей его изнутри.

Андрей извинился перед коллегами и вышел на улицу. В воздухе ощущалась повышенная влажность. «Будет дождь», — отстраненно возникло в его голове, смешавшись и утонув в водовороте мыслей о Мире, буквально выжигающих его изнутри.

Он попробовал взять себя в руки. Его совершенно не устраивала эта эмоциональная зависимость от Миры, сидевшая в нем занозой. Он был словно рыба, в тело которой вонзился маленький острый крючок. И при любом движении леска чувств, связывавшая его с девушкой, натягивалась, заставляя крючок больно пронзать его плоть, его душу. Более того, с каждым разом ядовитое жало крючка погружалось глубже, причиняя все больше страданий.

Терпеть это дальше было невыносимо, но и отказаться, забыть Миру у него не было сил. Он находился в тупике, не дающем ему трезво мыслить и принять какое-либо решение.