– Твари ползают по всему куполу, пытаются попасть внутрь!..

– Херовая была идея устраивать здесь станцию, – прорычал Осипенко, когда разбуженный капитан появился на дежурном посту. – Даже если они не сумеют вскрыть купол, положение у ребят – врагу не пожелаешь. Крыша вот-вот потечет, а эвакуация невозможна. Я отдал приказ вездеходу не подходить близко. Маячков они, понимаешь, натыкали! Детский сад, штаны на лямках.

– Значит, так. Высылаем вторую машину, Володя. Одна будет отвлекать соседей дальним светом, вторая эвакуирует людей. Эти незапланированные протечки меня смущают больше, чем циклопы.

– Даже так.

– Даже так. Если бы слизни действительно хотели попасть в купол, они бы это сделали. Спроси Розовского, он тебе расскажет про несколько рядов высокопрочных зубов, которыми соседи дробят бог весть что.

– Ты знал?!

– Разумеется.

Осипенко сосчитал про себя до десяти, потом сказал уничтожающе спокойно:

– Я перестаю тебя понимать, капитан. В таком куполе, разумеется, оставаться нельзя – нужно детальное тестирование и серьезный ремонт, а не двое ребят с половиной паяльника. Но какого… ты отдал приказ о монтаже, если знал, что станция настолько уязвима для слизней?

– Володя, давай решать проблему, а не разбираться с моими мотивами.

– Может, из-за твоих друзей крыша и потекла!

– То есть, друзья уже прилетали, ползали по куполу, портили его, как могли – и ни один мудак этого не заметил? Так, что ли? Давай хоть наше земное расп… йство на потенциального противника не вешать!

– Давай. Но сейчас, кэп, если ты мужик – оденешься и сам поедешь вытаскивать ребят из жопы. Раз ты такой герой, бля.

– Я и собирался сам.

…«А пока он эдак с ним препирался», наша охреневшая команда глядела во все глаза – то есть, на все экраны – как прекрасные создания обходят дозором чужие владения. Мы торчали в жилом отсеке, облаченные в скафандры, готовые отстреливаться и бежать – если получится, конечно.

Твари ползали по куполу, методично ощупывая сантиметр за сантиметром.

– Какого… они ищут вход на крыше?

– Внизу-то не нашли.

– Сейчас еще наверху не найдут, начнут взламывать…

«Гости» оставляли после себя на куполе слизистую полосу, которая, впрочем, мгновенно исчезала. Может, они это дело вбирают друг за другом, как земные улитки в период спаривания? Но слизь земных улиток состоит преимущественно из воды, затем и подбирают – восстанавливают потерю жидкости… а тут какая, на хрен, вода. Этиловым спиртом не отойдешь. Это у них, значит, покруче спирта… То-то они надрались и буянят.

Не смешно. Совершенно не смешно.

– Нет, не подбирают. Замерзает, наверно. А пленочка остается, внимательнее посмотри: цвет у купола становится немного другой.

– Будь моя воля – вышел бы и перебил всех на хер.

– Сказано: в контакт не вступать.

– А я бесконтактно. Я ж не резать их собираюсь. Из ружжа…

Выйти и перестрелять – единственное, о чем думалось. Думать о чем-то другом приходилось себя заставлять усилием воли.

Самая серьезная в мире пытка – пытка беспомощным ожиданием.

…Соседи меж тем начали покидать купол. Один свалился вниз, второй. Понемногу шабаш прекратился, и компания, только что не обнявшись, поползла к своему дому.

– Уходят? Надоело?

– Видимо, решили, что здесь без буровой установки не обойтись.

– За ней и пошли?

Все переглянулись. Ччерт! Насчет установки-то…

– Михаэль! Как ребята на буровой?

– Там нет гостей. Я им сказал: с места не двигаться.

– Что ж машина-то не идет…

– Эээ… люди, а где наш муравейник?

Переводим взгляды на западный экран. На экране – девственно-чистое ледяное поле.

Прошло полчаса. Соседи не появлялись. Мы сидели совершенно раздавленные, прикидывали, какова вероятность такой вот массовой галлюцинации у восьми человек одновременно. «А был ли мальчик?» Или у нас камеры перестали работать? Ни хрена не перестали, ландшафт-то показывают.

Только соседи исчезли, будто и не было их.

Гоги матюгался на приборы – теперь они сбоили и отказывались тестировать целостность шатра. Ни одной протечки увидеть не удалось – хорошо, что мы запомнили их местонахождение.

Вот так вам. Ни муравейников, ни протечек. Сеанс массового гипноза. Групповое помешательство.

С машины сообщили: ждите, сейчас будем. Рабочая смена с буровой безмятежно поинтересовалась: какого черта все-таки происходит? С корабля поступил приказ: ничего не предпринимать, эвакуироваться на «Ганимед». Можно подумать, у нас тут могут быть другие планы.

Выполнить приказ не удалось: внешний люк заклинило.

А подошедшие с работы ничего не понимающие монтажники обнаружили, что купол покрыт каким-то непонятным твердым веществом. В том числе и люк.

Несколько часов спустя, когда нашу команду, близкую к буйному помешательству, вызволили из плена, весь коллектив вернулся на корабль и разбежался по каютам приходить в себя, а непонятная «грязь» была передана химикам на анализ, – тестировщики сообщили, что приборы радиационного контроля, привезенные со станции, находятся в полном порядке.

Дело оказалось не в приборах. Дыры в защитном слое исчезли с экранов, поскольку никаких дыр просто-напросто не стало.

Почему-то происшествие с нашествием ударило не столько по нашей настрадавшейся команде, сколько по экипажу корабля. Может быть, дело в разнице менталитетов: любой полевик, будь то ученый или работяга, где-то в глубине души авантюрист и вообще Колумб. Иначе на кой хрен ему эти прогулки по чужой планете. А может быть дело в том, что мы и биологи столкнулись с неведомым лицом к лицу, в то время как все остальные пробивались информацией с чужих слов… К тому моменту как монтажники успокоились и начали шутить на тему ЧП, часть экипажа себя порядком накрутила. Некоторые горячие головы уже чуть ли не в открытую митинговали в коридорах. Разбирали по косточкам начальство всех уровней, начиная с капитана, который, совершенно очевидно, зомбирован Чужими и теперь собирается скормить им экспедицию, и заканчивая руководством проекта «Ганимед», которое засунуло нас всех в эту задницу.

Одну такую горячую голову, в жопу пьяную, Володя Осипенко поймал в коридоре за шкирман и отправил под арест. Но то была только первая ласточка. Часа через три нам пришлось разнимать пару техников, подравшихся из-за каких-то идейных соображений. Когда удалось их растащить в стороны, ближайшей перспективой для обоих был уже не арест, а госпиталь.

– Совсем ох… ли, – рычал старший штурман.

– Рыба тухнет с головы, – тихонько буркнул стоящий поодаль инженер, но Володя услышал.

– Так. Сейчас пойдешь к себе и составишь письменный рапорт. Обоснуешь то, что сказал. Жду через полчаса. Если сочту обоснование недостаточно аргументированным – пеняй на себя.

После этой вспышки начальственного волюнтаризма страсти поутихли. Манифестации прекратились. Ослабел интерес к происшествию на полевой станции.

Воцарилось затишье. Перед бурей.

Она бы непременно разразилась, если б не события последующих двух суток.

…Мне всегда казалось – в нашей цивилизации есть нечто ущербное. Сейчас, на старости лет, будучи приверженцем гипотезы общего предка, я начинаю понимать, откуда взялась эта ущербность.

Когда-то очень давно некий муравейник не смог вырваться с Земли. Волею судеб космические цыгане были вынуждены променять целую Вселенную на одну-единственную планету… Конечно, рыбы, которых из поколения в поколение держат в аквариуме, приспособятся к нему. Но ущербность останется.

Страх. Не как проявление здорового инстинкта самосохранения, а как болезнь разума. Страх перед чем угодно, если оно грозит нарушить стандартный распорядок жизни.