«Он мучительно переживал то, что как профессионал он потерпел поражение. <…> Он всегда говорил: я могу распознать врага за милю, <…> поскольку я профессионал. Но в этом конкретном случае, в том, что касалось его собственной жизни, он полностью провалился».
Закаев, высказываясь в том же духе, объяснил, что Литвиненко как бывший офицер ФСБ давал ему советы относительно личной безопасности и предупреждал его, что «они могут подослать человека из моего прошлого, кого-то, с кем у меня были хорошие отношения, <…> и именно от этого человека может исходить угроза». Он сказал, что мистер Литвиненко был «смущен» тем, что «именно это сценарий <…> был использован в его случае».
3.138 Эти свидетельства, на мой взгляд, убедительны. Кроме того, они ценны, поскольку предлагают относиться к тому, что касается оценки Литвиненко встречи с господами Луговым и Ковтуном — в особенности, к его описанию встречи 1 ноября — с осторожностью. Есть вероятность, что эта оценка содержит некоторые неточности, допущенные Литвиненко из-за его уязвленной профессиональной гордости.
3.139 Если имеющиеся в настоящий момент документы и вызывают некоторую неуверенность в том, кто, по мнению Литвиненко, был его отравителем, то нет никакой двусмысленности в том, кто, как он думал, несет за это ответственность. Березовский вспомнил, что когда он навещал его в госпитале, Литвиненко «настаивал, что это был прямой приказ Путина», хотя в то время Березовский с ним не согласился. Несколькими днями позже, ближе к концу интервью, которые он давал инспектору Хайятту, Литвиненко заявил:
«У меня нет каких бы то ни было сомнений в том, что это сделано российскими спецслужбами. Понимая, как устроена эта система, я знаю, что приказ о таком убийстве гражданина другой страны на ее территории, особенно если это касается Великобритании, мог быть отдан только одним человеком».
Когда инспектор Хайятт спросил, кто этот человек, гоподин Литвиненко ответил: «Этот человек — президент Российской Федерации Владимир Путин». Несколькими днями позже, как мы увидим, Литвиненко повторил это обвинение в своем последнем заявлении, которое было опубликовано и широко распространилось после его смерти.
Фото и заявление на смертном одре
3.140 Во вторник 21 ноября 2006 года UCH посетил фотограф, сделавший фотографию Литвиненко, лежавшего в кровати, которая стала знаковым изображением для этого дела. Я выслушал ряд показаний относительно обстоятельств, в которых была сделана эта фотография.
3.141 Гольдфарб сказал, что идея фотографии принадлежала ему. Он сказал, что снаружи UCH была «толпа» журналистов, привлеченных публикацией статьи Леппарда в воскресенье 19 ноября, и он подумал, что фотография была бы способом вызвать дополнительный интерес к истории. Он сказал, что Литвиненко был «непреклонен» в своем желании «сообщить миру, что он был отравлен Кремлем», и что он одобрил идею фотографии. Марина Литвиненко заявила, что она была против этой идеи, потому что в тот момент еще надеялась, что Литвиненко выживет, но подтвердила, что Литвиненко согласился с тем, чтобы фотография была сделана и опубликована. Лорд Белл, чье агентство организовало фотосъемку, дал мне показания. Он вспомнил, что Литвиненко «хотел, чтобы люди видели, что с ним произошло», поэтому распахнул больничную одежду, чтобы было видно медицинское оборудование.
3.142 В тот же день 21 ноября Литвиненко подписал то, что стало известно как его заявление на смертном одре. На следующий день после смерти Литвиненко заявление было зачитано Гольдфарбом на пресс-конференции перед UCH и затем широко опубликовано в СМИ.
3.143 Заявление было коротким и состояло из следующих строк:
«Я хочу поблагодарить многих людей. Моих докторов, сиделок и других работников клиники, которые делали для меня все, что было в их силах; полицию Великобритании, которая с настойчивостью и профессионализмом расследовала мое дело и обеспечила охрану мне и моей семье.
Я хочу поблагодарить британское правительство, которое взяло меня под свое покровительство. Я был удостоен чести стать гражданином Великобритании.
Я хочу поблагодарить британцев за их письма в мою поддержку и за интерес, проявленный к моему положению.
Я благодарю мою жену Марину, которая была со мной все эти дни. Моя любовь к ней и нашему сыну безгранична.
Но сейчас, когда я лежу здесь, я отчетливо слышу шелест крыльев ангела смерти. Я бы попытался ускользнуть от него, но вынужден признать, что мои ноги не способны бежать так быстро, как мне хотелось бы. Поэтому я полагаю, что настало время сказать кое-что человеку, на котором лежит ответственность за мое нынешнее состояние.
Похоже, вам удалось заставить меня замолчать, но мое молчание будет стоить дорого. Вы показали себя именно таким жестоким и беспощадным, каким вас рисуют наиболее острые ваши критики. Вы показали, что не уважаете человеческую жизнь, свободу и ценности цивилизации. Вы показали, что недостойны занимать свою должность, недостойны доверия цивилизованных людей.
Вы можете заставить замолчать одного человека, но шквал протестов со всего мира будет звучать, Путин, в ваших ушах до конца ваших дней. Пусть Бог простит вас за то, что вы сделали, — не только со мной, но и с моей любимой Россией и ее народом».
Заявление подписано рукой Литвиненко и датировано 21 ноября 2006 года.
3.144 Высказывались сомнения в подлинности этого заявления или по крайне мере в том, до какой степени оно выражало взгляды Литвиненко. Поэтому я предпринял детальное расследование этого обстоятельства. Ключевыми свидетелями, давшими устные показания, были Джордж Мензис, адвокат Литвиненко, Гольдфарб, Марина Литвиненко и лорд Белл.
3.145 Мои заключения в отношении так называемого заявления на смертном одре состоят в следующем:
a. Свидетели согласны с тем, что идея заявления исходила не от Литвиненко. Мензис вспомнил, что идея была предложена ему пресс-консультантом (не лордом Беллом). Гольдфарб полагал, что идея возникла «между мной и Джорджем Мензисом и Сашей».
b. Гольдфарб подчеркнул, что идея возникла «естественным образом», потому что Литвиненко «твердо желал предать гласности тот факт, что Кремль и Путин его отравили». Это целиком согласуется с другими показаниями, которые я выслушал относительно хода мыслей Литвиненко в тот момент.
c. Марина Литвиненко выступала против этой идеи, потому что, как и в случае с фотографией, верила, что господин Литвиненко останется жив. Она заявила, что подготовка такого заявления равносильна тому, чтобы сдаться.
d. Мензис подготовил черновик заявления. Черновик был на английском языке, русской версии не существовало. Мензис надиктовал заявление, и его напечатал его секретарь. Он не обсуждал заявление подробно с Литвиненко в тот момент, но он посетил его в госпитале и обсудил возможные причины его болезни, и содержание черновика заявления отражало понимание Мензисом душевного состояния Литвиненко.
e. Господа Мензис и Гольдфарб сначала отвезли заявление лорду Беллу. Он был против идеи заявления, потому что надеялся, что Литвиненко поправится, а это заявление выглядело как предсмертное.
f. Господа Мензис и Гольдфарб отвезли заявление в UCH 21 ноября. Они показали его Марине Литвиненко, которая одобрила его и согласилась с тем, что его нужно показать Литвиненко.
g. Втроем они вошли в палату Литвиненко. Гольдфарб зачитал ему заявление по русски. Литвиненко попросил ручку и подписал заявление. Господа Мензис и Гольдфарб и Марина Литвиненко — все сказали мне, что были удовлетворены тем, что Литвиненко согласился с содержанием заявления. В связи с этим я хочу добавить, что заявление согласуется со взглядами Литвиненко, которые он высказывал в то время в разговорах и особенно в полицейских интервью.
