– Какой догадливый. Да тебя как Игорь увидел в этой вашей избушке, чуть с ума не свихнулся. Он-то всё вопил, что какое-то привидение шастает туда сюда обратно, ни с кем из наших ни одна характеристика не совпадает, а чужие тут, сам понимаешь, не ходят.
– А ты тот ещё субчик, и вперёд успел наследить, и назад как-то умудрился. Ну, с этим мы поработаем, не сомневайся, такие дела интересные закручиваются, похоже.
***
Четыре всадника апокалипсиса. Жуткое, однако, дело, заводить мысль в эту сторону. Лучше об этом совсем не знать и не думать. Как страус голову в песок, как дети глаза ладошками. Многая знания многая печали.
Но мы же тут не для этого тут в игрушку то играем, вернее наоборот, именно для этого. Чтобы обнаружить тайные страхи, жуткие ужасы, поправить головку. Или наоборот, головкой поправить мироздание, потому что действие равно противодействию.
А вот что я буду делать, если вдруг в этой бродилке они понаедут? Эти самые, четыре всадника?
И ведь придётся что-то делать, наверное, надо как-то готовиться к этому. Но как тут приготовишься? Наверное, всё-таки это произойдёт не в этой жизни, в смысле не в этой миссии, и всё равно будет же какой-нибудь выход. Иначе это уже не игра.
Впрочем, это давно уже не игра, в смысле не просто игра.
Потому что действие равно противодействию. Закон природы.
***
Так вот она зачем, дудочка. Флейта пикколо. Я, правда, флейту настоящую эту никогда в руках не держал, но, но мелодия, которую я тут свистю, или дудю, или чего на флейте-то делают, в смысле, когда играют на флейте, наверное, всё-таки флиртуют.
Мелодия эта – истощение нервной системы и временная потеря памяти. Оказывается. И сам-то я, Маэстро, Маэстро крысолов я, вот кто, и я поведу вас в даль светлую. Вдоль по линии прибоя.
Эту способность я у себя, конечно, замечал, изредка, эпизодически. Почему-то некоторые, не все, конечно, но некоторые, охотно строятся в стройные ряды, и… стоит мне засвистеть, или задудеть.
Или зафлиртовать, не в том, конечно, смысле, в котором вы все это понимает, а в смысле, когда я эту божественную флейту прижму к роту и пальцы на дырочки положу. Дождётесь ужо.
***
– Саня, спасибо тебе за сказку, но у нашей истории не будет никакого продолжения.
– Ир, но почему, тебе было со мной плохо?
– Нет, Сань, слишком хорошо. Но я, знаешь ли, не Анна Каренина, да и ты слишком хорош для Вронского. Мы же взрослые люди, у нас разный круг общения, разные обязательства перед людьми и обстоятельствами. Ты, конечно, по молодости, думаешь, что сможешь разрушить…
– Ирка, перестань маменькины штучки, у меня на них иммунитет.
– А кто у нас маменька?
– Маменька у нас народная целительница, зубы заговаривает.
– И ты не боишься, что две ведьмы из тебя котлету сделают? Да еще и между собой такое устроят! Ты летающих тарелок пока случайно не видел? Увидишь и летающие тарелки, и летающие кофейники.
– Ирка, но я же в тебя влюбился без памяти, еще там, в магазине, только тебя и искал…
– Саня, а про маменькины штучки забыл? Может именно их я в магазине? А сейчас сделаю пару пасов, и ты всё забудешь, и будешь думать, что тебе всё приснилось.
– Вот, Ир, ты опять начинаешь, ты страшная женщина, гораздо страшнее маменьки, но я-то совсем не из-за этого, и твоя эта магия на меня не действует, я заговорённый.
– Саня, какой ты еще маленький, не знаешь, что никакие амулеты и артефакты тебя не защитят, если что. Но у нас совсем не тот случай. Мне бы самой защититься. Отпусти меня, Сань, просто отпусти, и всё. И забудь. И не вспоминай. И всем сразу будет хорошо-хорошо. И не ищи меня, ладно. Тем более, что всё равно не найдёшь. Я уеду далеко-далеко, и выкину все телефоны и телеграфы, и адрес я твой не знаю, и знать не хочу, и тебе свой не скажу.
– Ир, а я тебя всё равно буду искать, и когда-нибудь обязательно найду. Я же знаю, что ты и сама хочешь, чтобы я нашел, и я найду.
– Нет, Саня, не найдешь, Пусть это останется красивой сказкой. Она же, правда, очень красивая сказка. Пусть это будет сказка с хорошим концом.
– А я только один хороший конец знаю – и умерли в один день.
– Сань, я умирать пока не собираюсь, и тебе не дам. Я вот возьму и маменьке позвоню, ты знаешь, что тогда будет?
– Маменьке уже позвонили. Кому положено.
– Тогда тем более. Ради меня, защити меня от себя, а себя от меня.
– Ир, я ничего не обещаю. Я ничего тебе не буду обещать.
***
Благоглупости иногда случаются с каждым. От них, то есть от благоглупостей, никто не застрахован. Даже я. Особенно в квесте. Хотя там как раз можно бы и подумать, можно бы чего поумнее учудить – никто же не гонит, никто не подпихивает под руку, никто с советами не лезет.
Кроме самих зловредных сущностей. Но они-то как раз для того и присутствуют, чтобы этих самых благоглупостей в реале научиться избегать.
И еще, я подозреваю, с некоторых пор подозревать начал, что это жжж совсем неспроста.
Я не знаю, что именно происходит со мной, когда я эти самые благоглупости в этой дурацкой бродилке совершаю, но с аппаратом, в смысле с компьютером, по определению ничего происходить не может, это я зуб даю, нет никаких там резонансных контуров и прочей электронной требухи, чтобы она вдруг, при каких-то там рядовых перещелкиваниях этих самых вентилей, вдруг начала чего-то куда-то излучать и с чем-то соединяться.
Вирусы, конечно, бывают, они для того и написаны, чтобы эта электронная требуха делала не то, что мне, в смысле юзеру, требуется, а чего этому самому вирусу заблагорассудится.
Но всё равно с компьютером никакой фантастики происходить не может, потому что это строго детерминированная коробочка, и смысла какими-то сверхъестественными способностями её наделять – верх глупости.
Хотя некоторые даже и с холодильником разговаривают, или с утюгом, например.
И бывает, что холодильник им отвечает нечеловеческим голосом. В смысле голосом холодильниковым. Но на самом-то деле эти странные люди, ну, которые с холодильником разговаривают, они разговаривают со своими внутренними сущностями зловредными, или, наоборот, добропорядочными, это уж кому как повезло.
Или с тем звонком-будильником, который хитроумные японцы додумались туда, в холодильник засунуть, чтобы сигналы разные подавать, если холодильник навороченный. Он даже, в принципе, может мочь понимать голосовые команды, и тогда с ним по-любому разговаривать придётся, но не как с одушевлённым, а как с чисто конкретно неодушевлённым предметом домашнего обихода, иначе Мойдодыр какой-то получается, который из маминой из спальни… ну вы поняли.
А я, в смысле, мы, когда в эту бродилку играем, мы тоже со своими сущностями разговариваем, и не только разговариваем, но и еще чего-то там эдакое над ними, в смысле над самими собой, проделываем, что начинаем делать то, чего в обычном состоянии делать просто не способны.
Вот у нас-то как раз и имеются в наличии те самые контуры резонансные и прочая требуха, не знаю, уж насколько она электронная, может и не электронная вовсе, даже, скорее всего не электронная, но она, эта требуха, независимо от нас, начинает чудеса чудить. Как бы сама по себе.
На самом деле совсем не сама, а 'токмо волей пославшего…'. Но это уже совсем фантастический ужастик бы был, если бы я предположил, что кто-то, давая мне поиграть в эту компьютерную бродилку, сознательно, в смысле осознанно, изменял бы вселенную с помощью мой внутренней требухи.
Идея, конечно интересная, но уж больно глупая. Важны не образы, не слова, важно искание и то, что оно бесконечно. Я этого, заметьте, не писал, я же не настолько глуп, чтобы такое удумать. Вот только если кто-то, как-то, через эту самую бродилку на меня воздействует, а я, соответственно, пишу эту фигню, воздействую на вас.
