Существует причинно-следственная связь и её еще никто не смог отменить. На самом деле это очень просто, и я сейчас попробую вам это объяснить так, чтобы вы тоже поняли. Вот если стукнуть молотком по пальцу, то будет очень больно. Это вы и без меня знаете, ничего нового я вам не сообщил. Хотя, я же не знаю, стукали вы молотком по пальцу или не стукали, если не стукали, можете прямо сейчас попробовать.

Я, когда стукал, мне было очень больно. Это если с одной стороны посмотреть, а если с другой, то если стукнуть молотком по деревянному пальцу, то больно, наверное, не будет. Но я этого наверняка знать не могу, потому что у меня нет деревянного пальца.

Если у вас есть деревянный палец, то вы можете попробовать, и убедиться, только я об этом никогда не узнаю, если вы мне не расскажете.

Но я могу об этом догадаться. Только для этого мне придется сделать очень много допущений. Допустить, мысленно, конечно, что у вас есть деревянный палец, молоток, что вы по нему честно стукаете, и что вам при этом ни капельки не больно. Допустить я, конечно, могу многое, но вот что я знаю абсолютно точно, что стукать вы не будете, что бы я тут не на допускал.

Потому что если я допустил, что у вас есть молоток, есть деревянный палец, и даже если уж совершенно фантастическое предположить, что вы, несмотря на всё вышеизложенное, всё же это читаете, то допустить, что вы всё бросите, и начнёте стучать молотком по пальцу, я точно не могу.

Хотя я фантастику пишу, но такого нафантазировать даже я не могу себе позволить. И этому, разумеется, есть причина.

Надеюсь, вы всё уже поняли про причинно-следственную связь, или мне продолжить?

Более того здесь вообще нет драматургической законченности. Это именно то, что сюжет обрывается, и до встречи в будущем. Что особенно мило, учитывая, что радоваться решительно нечему, и финал тоже нисколько не обнадеживает.

Трудно сказать, мрачнее ли это. Именно в силу отсутствия развязки, равно как и общей бедности на события. Герои прячутся по лесам, абсолютно не понимая, что делать дальше.

Поэтому и выглядят не так жутко и ярко. Вот депрессивнее – пожалуй. Понятно, что все кончится хорошо, иначе и быть не может, но выхода из создавшейся ситуации пока не видно даже на горизонте, а чем дальше в лес, тем больше всякого занудства.

Что еще отличает фабулу от прочих, так это ритм.

Персонаж, судя по всему, впервые столкнулся не с проблемой втискивания в нерезиновый хронометраж всех основных событий, а с проблемой растягивания событий аж на пять недель. Появились мхатовские паузы, благодаря которым стало видно, кто есть кто. И это, безусловно, главное волшебство.

– Вы видите людей насквозь и точно знаете, где у них кнопка, – хрустальный шар при этих словах почему-то помутнел. Мадам взяла в руку тоненькую коричневую палочку и сунула конец в пламя свечи. Мне стало очень весело, но виду я не подал.

Мадам, впрочем, сама всё поняла и погрустнела.

– Заповедь четвертая – не давай своих подопечных на растерзание другим, лучше растерзай их сам, – сменила интонации Мадам, голос стал низким, тёплым и очень доверительным.

Я ей сразу же поверил. Запах стал просто невыносимым, в ухе свербит, левая рука стала наливаться тяжестью.

Мадам помутнела и помутилась. Меня захлестнули счастье и гордость, а голова закружилась от мыслей о грядущих переменах.

И какого спрашивается, меня сюда занесло? Это всё Бенедикт. Есть, говорит, источник непонятный. Не то, чтобы сильная флуктуация, но надо бы сходить, проверить.

Ноги сами привели к этому обшарпанному подъезду. Безлюдный переулочек в тихом центре, на звонок открыла сама мадам. Я ее потому так именую, что никакого диалога вступительного или ознакомительного у нас не произошло. И тем более, что нас, так сказать, друг другу не представили.

Дверь открылась, невысокая бесформенная женщина неопределенного возраста, одетая во что-то аляповатое, посторонилась, и я шагнул в полумрак прихожей. Ни здрасьти, ни досвиданья, ни сам дурак сказано не было, всё произошло как-то само собой.

Всего несколько секунд, и мы сидим за круглым столиком, на каких-то замысловатых табуретах, и мадам говорит, говорит, говорит… двумя пальцами я жестом фокусника вытянул из жилетного карманчика две бумажки с президентами, хотя ни о какой таксе речи и не возникло, мы участвуем в действе, в котором всё всем известно заранее, хотя никакого заранее быть и не могло.

Как я сюда попал, я не знаю, но меня тут явно ждали, и процесс пошел.

Прекрасно поставленная речь, глубокое грудное контральто, небольшие неправильности акцентирования как бы выдают нездешность, но всё проговаривается четко, вдумчиво, убедительно. Верю, верю, верю,… таковы правила, и мы оба их прекрасно знаем. Откуда? Да ниоткуда.

Из книжек, из детства, из фантазий, что ли, или глубин подсознания. Это и игра и не игра. Это действо. Моё участие в действе пока пассивно, но как бы предполагается, что это только пока.

– Зачем? – говорю я, и мадам замолкает, чуть привстаёт и протягивает руки, протягивает их так, чтобы я защелкнул на них наручники. Но я улыбаюсь, улыбаюсь виноватой, вымученной улыбкой.

– Яхонтовый мой, – контральто становится еще глубже, – французов не трогай. И я согласно, одними ресницами, показываю, что нет, не трону. Даже наоборот. Потому что у них миссия. И деньги.

Вот и всё. Можно уходить. Точки расставлены. Всё стало понятно и никакие вопросы уже ничего не прояснят. Потому что и так всё предельно ясно.

Мы оба двое. И не было никакой искры, не было момента истины. Просто всё ясно и всё обозначено предельно обнаженно. Потому что миссия.

А вот интересно, чему число пи равнялось при Пифагоре? И при Эвклиде тоже, естественно, они, эти древние греки, всё квадратурой промышляли, их всё в трансцендентальное закидывало, ну иногда в трансцендентное.

Догадаться-то они об этом, похоже, догадались, или им подсказал кто, что квадратура – как раз оно самое то и есть, и что пи – это важная, возможно и фундаментальная метрика пространства. Как мне кажется.

И что если квадратура вдруг получится, то пространству кердык.

Схлопнется пространство.

Вообще-то мы можем за себя постоять, ежели оно что. А можем и не только за себя. Я не имею в виду всякие файерболы или какие магические удары, боже упаси. Нет, реально всё гораздо проще. Фраза, сказанная низким грудным голосом, негромко, но уверенно, остудила немало горячих голов.

Обычно дальнейших действий и не требуется. Ни у кого из наших дальше фразы, в общем-то, и не доходило, это только тётеньки наши иногда чудят, причем на Ирину никто и никогда и не пытается даже не то что покуситься, но даже голос повысить, а вот Светка, она постоянно умудряется в разные истории влипнуть. Хорошо, сейчас Макс от неё ни на шаг, а то она, было, повадилась по лохотронам пошустрить.

Вы когда-нибудь с напёрсточником играли? И не играйте, лучше уж сразу отдайте ему всё, что у вас есть, оно вам дешевле обойдётся.

Светка – она же ни одного напёрсточника не пропустит. Но, хорошо, что хватает у неё ума и темперамента всего один раз играть.

На втором она не настаивает, да и этот, который, ну вы поняли, второго раза никогда ей и не предлагает, сразу безмолвно отсчитывает то, что положено, и всё.

И свита, а напёрсточники, они никогда в одиночку же не работают, даже не пытается к ней приблизиться, как-то у них никакого желания не возникает. Просто не возникает, и всё тут.