– Сегодня еще не мазал? – голос у Светки предательски дрогнул.

– Нет, Светочка, да и не собирался уже, у меня всё заросло, как на собаке.

– Сам ты собака. Живи. И ништяк отдавай, и не трогай больше никогда! – сменив гнев на милость, счастливая Светка убежала, крепко сжав свой ништяк в кулачке.

Тут ведь вот оно как получается, ничто из ничего не возникает. Потому что не может. Это только функция Хевисайда такое описывает – не было ничего, и вдруг бац, и есть. Сразу всё. Или не всё, но сразу и много. И из ничего. Потому что ничего и не было. И никаких предпосылок, никаких флуктуаций, никакого постепенного нарастания, вызревания, а сразу – бац, и всё есть. Я этого не понимаю.

Потому что так не бывает. А если и бывает, то совсем не так. Нет, я, конечно, знаю, вернее, догадываюсь, что бывает по-разному. Копится, копится, а потом бац, и скачок. Переход количества в качество. В другое качество.

Но ведь до того что-то было. Что-то нарастало, изменялось, копилось, а потом бац. И это не просто представить, но можно. Это-то у меня в голове еще укладывается, пусть не вдоль, но хоть поперек с трудом. А вот когда ничего, ничего, и вдруг бац. Этого просто не может быть, потому что не может быть никогда.

А если не может быть никогда, то зачем тогда, спрашивается, было такую функцию придумывать? Это вы у меня спрашиваете? Это вы у Хевисайда спросите, а я вам не Хэвисайд никакой, и вообще, я эту функцию не понимаю, хоть я и физик по образованию.

А трупа и не было. По всем законам жанра примерно в этом вот месте нашего повествования должен труп появиться. И все предпосылки к этому вполне сложились – есть конфликт интересов, притом весьма не хилый, есть звериный оскал хищнического капитализма, желающего всё сразу и немедленно.

Есть антагонисты, наконец, с разных этажей социальной лестницы, которые мирно сосуществовать в социуме ну никак не могут. На одном гектаре.

Ну, вы опять всё поняли. В общем, предпосылки налицо, а трупа нет. И не будет – еще только трупа нам тут не хватает. Потому что если будет труп, будет трупова жена, труповы сослуживцы, милиционеры, откуда ни возьмись понавылазят – надо нам милиционеров?

Раз не было трупа, тогда, значит, был полутруп. Этим полутрупом сегодня был Шнырь. Проснуться полутрупом – малопривлекательное состояние. Это значит, что вчера вечер удался.

Но в данном случае как раз наоборот. С вечера всё не заладилось. Вроде всё так хорошо началось – приехали ребята, подкараулили этого, Антона, что-то начали перетирать прямо на стоянке. Самое время за жабры взять. Не ребят, конечно, Антона взять за жабры. Дедушка он уже, божий одуванчик, а потому риска никакого – сделаешь ему козу, дедушка и поплывёт.

Не на стоянке, конечно, его брать надо, всего-то и делов в машину к нему забраться, пока они там свои тёрки ведут. Но вот тут-то провал в памяти. Никто же не подходил, никто по голове не стукал. Раз – и провал.

Как дома то оказался – вообще ничего не понятно. И приняли то всего по одному бурбону, ни в одном глазу. И к стоянке вышел аккуратно – прямо с тропинки по снежку, наследил, конечно, но кто в следах будет разбираться – не на мокруху же пошел. Просто поговорить, чуть припугнуть.

И вдруг полный отруб. Как дома то оказался – непонятно. И не болит ничего. Башка не трещит. Руки-ноги целые, значит не били. Не мутит, не тошнит – всё на месте. И в карманах полный порядок, и вещички так аккуратненько сложены, как всегда. Типа пришел, разделся, и спать лёг. И свет везде за собой выключил.

Когда, во сколько? У соседей, что ли поспрашивать – так ведь и не спросишь – нечего спрашивать. И не у кого. Странно всё как то. Непонятки.

Летают строем журавли, но лебедь не умеет строем – почему всплыло в голове, когда мне встретились гуси-лебеди.

Я ничегошеньки не понимаю в орнитологии, поэтому гуси-лебеди представились исходя из детской фантазии, безусловно, добрым и благожелательным персонажем, ну как же, гуси Рим спасли, Нильса мелкого вроде покатали, и от бабы Яги какую-то Машеньку вызволили.

Или это совсем не Машенька была, но это совершенно неважно, главное, что это заведомо силы добра, и никакого подвоха или злодеяния от них ждать не приходится.

Правда и благодеяния мне от них по ходу миссии вроде не требуется, поэтому, зачем они тут появились – сие для меня есть тайна великая, и бестолковая.

Как-нибудь управлюсь. Может и ништяк новенький обрету, хотя они как раз никаких ништяков не переносят, как мне помнится.

– Гуси, гуси!

– Га-га-га!

– Есть хотите?

– Нет-нет-нет! С осени закормлены.

Лакомый кусочек эта наша воинская часть, которая как бы уже и расформирована, а вроде как и действует – охраняют ребята не пойми чего. То, что осталось. А по сути ничего и не осталось – пара тридцатьчетверок без пушек, да пяток пожарных машин. МЧС не МЧС, охрана не охрана. Ангары серьёзные, но пустые.

На паре из них дозволено было, наверное, очень высоким армейским начальством, что-то типа перевалочной базы устроить какой-то коммерческой структуре, ну и ездят тут к нам изредка фуры груженые и пустые.

Но шлагбаумы и досмотры, которым их подвергают – мама не горюй, ни одна таможня себе такого не позволяет, так что всё чисто у ребятишек в смысле бизнеса, и охотников присоседиться к ним не много наблюдается, непростое это, видимо, дело – прописаться сюда, ой непростое.

Но фуры идут и идут, шофера иногда в забегаловке нашей перекусывают, иногда попутчиков и попутчиц своих высаживают – этих то, которые по документам экспедиторами не числятся, на территорию не пропускают. Не положено.

Поэтому они прогуливаются, пока фуры там свои дела обделывают, и перекусывают в нашей забегаловке. Потому что пойти больше некуда, кроме как по дорожкам прогуляться, но этого долго не выдержать, особенно если погода не располагает.

По количеству и тщательности охраны можно предположить, что у нас тут как минимум объект стратегического назначения. Возможно, когда-то оно так и было, даже и наверняка было, я в части этой пару раз прогуливался – поле там огромное, непаханое, остатков конструкций не видно, но они, похоже были – те самые антенны, как… ну не буду я вам военную тайну выдавать, тем более что это и не тайна никакая, а домыслы досужие.

Казармы у солдатиков добротные, просторные, на дивизию, похоже рассчитанные, ну или бригаду какую, а служат тут два неполных взвода, судя по тому, сколько на плацу выстраивается. Да, вот еще что любопытно – никаких увольнительных у солдатиков, похоже, нет, да и у офицеров, если и есть, то не здесь.

Одних увозят, других привозят, и тут они за забором за колючкой безвылазно. На КПП ни родителей, ни невест сроду никто не видывал, посетители в часть не ходят к солдатикам нашим.

Для каждого писателя роман – это месседж. Или мессидж. Не знаю как правильно. Потому что слово это нерусское. Я вообще, как вы заметили, люблю не к месту вставлять всякие нерусские слова, особенно когда не знаю как правильно.

Но в данном конкретном случае, думаю, что знаю. Потому что месседж это послание. Каждый писатель думает, что вот он таким образом с Богом общается.

Или с человечеством. Или там с ноосферой какой или мирозданием – это, конечно, если он продвинутый атеист. В смысле что ни к какой конфессии не принадлежит, но сомневается. Я очень люблю, когда сомневаются.

Потому что сам во всём сомневаюсь. Это я так про писателей рассуждаю, потому что вроде как сам решил писателем заделаться. Не тем, конечно, который для халтуры пишет, чтобы бабок по-быстрому срубить. Потому что бабок по-быстрому срубить – это бабушка надвое сказала.