Данилка вскочил из-за стола, набросился на мальчика и избил. Полмесяца пролежал Павлик в постели. А потом снова звонкий смех этого неугомонного парнишки не утихал на улицах деревни. Попрежнему он исправно вел хозяйство и успевал еще во главе герасимовских ребят ходить за ягодами в лес, охотиться на глухарей, собирать грибы, рыбачить.
Наступил роковой сентябрь 1932 года. Татьяна Семеновна уехала по делам в район, оставив маленьких ребят под присмотром тринадцатилетнего Павлика. Этим и воспользовались враги. Утром 3 сентября пришла бабка Морозиха и позвала ребят за клюквой на Круглый мошок.
С бабкой пошли Павлик и девятилетний брат его Федя. А уж там, в лесу, сидели в кустах и ждали в заранее условленном, месте хитрый и злобный дед Мороз и пьяный Данилка.
Показался Павлик с мешком за плечами.
— Вот они, дед, держи Федьку! — закричал Данилка и бросился на Павлика.
Над мальчиком блеснул нож. Он схватил его рукой. Нож оказался очень острым. Данилка рванул его и отрезал пальцы на руке Павлика.
— Федя, беги! — крикнул Павлик и упал на землю. Данилка навалился на него и несколько раз полоснул ножом.
Но Федя не убежал. В десяти метрах его держал дед, а бабка, как ведьма, спряталась за толстой сосной, вцепившись в нее длинными, худыми руками. Расправившись с Павликом, Данилка подоспел к деду, и они вдвоем докончили зверское дело.
Через день вся Герасимовка узнала, что татьянины ребята вторую ночь не ночуют дома. Решили пойти на розыски заблудившихся ребят. В деревне остались только Морозовы, Данилка да Кулоканов. Бабку-Морозиху пионеры спрашивали:
— Куда девала ребят?
Она отмахивалась:
— Убежали они от меня в лесу. Где мне, старухе, угнаться за ними. Пошли прямо по стежке — больше я их и не видела. Наверно в Кулаковку к бабушке ушли.
Только лес, в котором они лежали, заваленные хворостом, знал страшную правду.
Герасимовцы ходили по лесу цепью, в одиночку, группами — ребята не находились. К вечеру вернулась Татьяна Семеновна. Несмотря на дождь, она бросилась в лес, увлекая за собой молодых и старых.
— Ищите моих ребят, ищите. Пашенька, где ты? Федя, мои сыночки, — кричала она в лесу.
— Ау-у-у-у!
— Пашка-аа!
Крики не смолкали всю ночь. Но напрасно кричали, ребята не могли слышать. Их нашел в километре от деревни житель Герасимовки охотник Шатраков.
Через несколько часов Морозовых и Кулоканова арестовали. Пока вели их к амбару, где они сидели до отправки в Тавду, односельчане кричали вслед:
— Изверги, душегубы!
Пионерка Мария Ефимова слышала, как дед Мороз разговаривал с бабкой, сидя в амбаре:
— Я говорила, надо сжечь их, — шептала бабка.
— А тебе говорено было, старая, нож бросить, а ты за божницу его положила.
Похоронили братьев на месте, где они были убиты. На могиле своего товарища пионеры Герасимовки дали клятву быть такими же, как Павлик…
Сравнялись с землей могилы убийц Павлика Морозова — деда и бабки Морозовых, Кулоканова, Данилки, расстрелянных пролетарским судом за зверское убийство пионера-героя, а слава о молодом патриоте нашей родины будет жить вечно.
Дорога к могилам Павла и Федора Морозовых никогда не зарастет травой. Сюда приезжают со всех концов Советского Союза, маленькие и взрослые, чтобы отдать долг юному герою. Герасимовские ребята каждое лето украшают могилы венками из цветов. Вокруг памятника на могиле Павлика Морозова шумят высокие сосны, шуршат листьями березы. Только та сосна, за которой пряталась бабка, словно от стыда, высохла и зачерствела.
Нина Шатонина, Павел Жарынин, Валентина Беляева
Рисунки Н. Игнатьева
В тайге
Урал. Зима.
Поезд вез меня куда-то в неведомые края. По сторонам железнодорожного полотна тянулся лес, иногда мелькали поляны, запорошенные снегом, и лишь изредка, далеко на горизонте, вырисовывались неясные очертания гор.
Мне казалось, что не поезд идет, а бежит вперед сама земля, раскрывая передо мной край нетронутых богатств.
В вагоне шла обычная жизнь. На станциях входили и выходили люди, они кричали и спорили.
— Михаил, скоро приедем? — спросил я брата.
— Скоро.
Я снова отвернулся к окну. Но смотреть мне не давали. Какой-то толстый лысый мужчина со множеством мешков, мешочков и чемоданов спорил со своим соседом:
— Я сам там был! Понимаете, был! — кричал он изо всех сил.
Его сосед возражал спокойно:
— Ну и что же?
— А то, что, кроме леса да нескольких бараков, там ничего нет.
— А вы приезжайте годков через пять — сами в цехе работать будете.
— Ну уж, извините, — снова закричал толстяк. — Это дети наши, может, доживут, а не мы…
— Дяденька, а школа там есть? — обратился я к спорящим.
— Вот, — снова загорячился толстый, — зачем он едет туда?
И он для убедительности ткнул в меня своим пальцем.
— Я с братом.
— С братом… — передразнил он.
— Брат работать, а я учиться.
— Брось спорить, — остановил меня Михаил. Я отошел и лег спать. «Зачем же мы едем туда, — думалось сквозь сон. — Вот тот говорит, что даже дети и те, может, не увидят завода»…
Поезд мчался вперед, вагон качало.
Очнулся я от сильного толчка.
— Вставай, — говорил Михаил, — приехали!
Я посмотрел в окно. На невысокой насыпи справа стояло небольшое здание. «Вагонзавод» — крупными буквами было написано вверху.
— Станция! — догадался я.
— Пойдем, — торопил брат, — поезд стоит несколько минут.
Вышли из вагона, перешли несколько линий, овражек и по едва заметной тропинке пошли к «вокзалу».
Кругом стоял лес. Только впереди маячили низенькие длинные белые домики, сливаясь со снегом.
Брат сказал, что это временные заводские бараки.
— А где же завод?
— Вон там…
Я осмотрелся кругом, но кроме высоких деревьев ничего не увидел.
— За лесом, — добавил брат. — Завтра я пойду на работу и возьму тебя, а сейчас пойдем устраиваться.
На следующее утро брат собрался на завод и взял меня с собой.
Площадка стройки была не особенно далеко. Мы прошли небольшой лесок, и перед нами раскинулось все строительство. Везде копошились люди. Несколько гусеничных тракторов валили деревья и расчищали площадку. Кое-где высились здания, некоторые из них были еще окружены строительными лесами.
— Это будущие цеха, — пояснил Михаил.
Чуть дальше бригада землекопов копала землю. Возле людей возвышались груды мерзлой земли.
— Это котлованы, — опять пояснил Михаил. — Ну, ты тут осматривай, а мне надо итти.
Что такое котлованы и для чего они, я так и не понял, хотел спросить, но брат был уже далеко.
Долго бродил я по грудам мерзлой земли, обходил сваленные деревья и пни. Стоял мороз, но людям было жарко.
«А толстый зря говорил, что не построят. Обязательно построят», — подумал я, и мне почему-то стало радостно.
Сотни лет стояла ты, тайга, одна-одинешенька, и человек боялся сюда ходить. Но вот пришли люди, которых нельзя победить, и они покорят тебя, тайга.
Это было в 1933 году.
Последние два года я не был на Вагонке и теперь снова ехал туда. Наступал 1940 год..
«Как-то там?» — думалось мне. Когда я уезжал, завод только что строился. В 1935 году был пущен крупнейший в мире электросталелитейный цех вагоностроительного комбината.
— Вот тебе и дети не увидят, — вспомнил я.
В окне замелькали знакомые места, и поезд остановился…
Когда я вышел из вагона, первое, что бросилось мне в глаза, — это новенькие вагоны, стоящие на путях.
«Уралвагонзавод», — прочитал я.
— Вот оно!
Кто-то удивленно обернулся, но я уже бежал вперед, туда, где вздымались в небо огромные трубы.