Праздновал там Канакаварша целых семь дней, а потом с новой женой вернулся в свой город, и когда достиг он, дающий радость всему миру, города, то для всех было праздником видеть его с супругой, подобного месяцу с его нежным светом. Стала его больше жизни любимая Маданасундари главной среди его жен, подобно Рукмини[395] среди жен Кришны. Супруги неотрывно смотрели друг на друга, обмениваясь взглядами обрамленных прелестными ресницами очей, страстными стрелами бога любви.

Наступило время, и ворвался лев весны с развевающейся гривой из цветов шафрана и набросился на слона девичьей застенчивости. Украсила весна тетиву цветострелого бога расцветающими лианами, усыпанными пчелами, и в лесах и в садах зашумел ветер с гор Малая, словно возбуждая страстные желания в душах жен странников, и пение кокилов[396] словно бы говорило каждому:

И в это время раджа Канакаварша, облаченный в одежды, похитившие красками своими прелесть цветов ашоки, со всеми женами пошел поразвлечься в украшенный весной сад, послушать пение красавиц, щебетанье птиц и гудение пчел.

Стал царь вместе с царицей Маданасундари собирать цветы и играть в различные игры, и, после того как долго они этим развлекались, отправился Канакаварша с женами купаться в реке Годавари. И стали там они плескаться и всячески развлекаться в воде. Лицами, подобными лотосам, глазами, точно лилии, грудями, подобными красным гусям, бедрами, подобными песчаным отмелям, очаровали они царя, и Годавари плескала волнами, словно в гневе вскидывая и ломая брови, осуждала этих женщин из ревности, но душа Канакаварши была в восторге при виде того, как во время этих забав в воде тонкие одежды, облегая их прелести, еще больше оттеняли красоту его жен.

Вот Канакаварша стал плескать водой в перси одной из цариц, подобные двум золотым чашам. Заметила это Маданасундари и разгневалась, и в сердце ее загорелась ревность, и со словами: «Как река взволнована» — быстро вышла она из воды и, сменив одежду, сетуя на возлюбленного, со своими служанками поспешила в свои покои. Канакаварша, поняв все, бросил плескаться, и тоже вышел из воды, и пошел к ней в покои, вошел и увидел, что она, исполненная гнева и терзаемая ревностью, стоит у клеток с попугаями, подперла левой ладонью удрученное горем подобное лотосу лицо, и из очей ее катятся настоящие жемчужины слез, и сквозь слезы, прерывающимся голосом, поет она на апабхранше, поблескивая зубами, такое прелестное стихотворение:

Но и в гневе своем была она прелестна, и подошел к ней смущенный царь, и, хотя и отворачивала она свое лицо от него, обнял ее, и ласковыми речами покаянными старался утешить ее. Все тут стояли и старались вида не подавать, что замечают это, а он пал к ее ногам, кляня себя, виновника ее горести. И словно слезы ее, порожденные огнем ревности, растопили ее душу, и простила она царя. Тогда он с Маданасундари, сменившей гнев на милость, провел остаток дня, а когда наступила ночь, то провели они ее в любовных радостях и пришел к ним крепкий сон.

И снится царю, что пришла некая безобразная ведьма и у него с шеи сорвала ожерелье, а с головы корону. А потом увидел он веталу, тело которого состояло из членов разных существ, и начал он биться с веталой, и царь его свалил, уселся ему на спину, и взлетел, словно на птице, в поднебесье, и оттуда встала бросил царя в океан. Когда же кое-как сумел царь выплыть, то увидел на шее свое ожерелье и почувствовал, что снова корона сидит у него на голове, как прежде. На этом месте он проснулся, и когда настало утро, стал он расспрашивать кшапанаку[398], буддийского монаха, к нему явившегося, о том, чтобы все это значило.

Ответил ему монах: «Не следует, божественный, говорить тебе неприятное, но как не скажу я, коли ты спрашиваешь? То, что видел ты, как похищены у тебя были ожерелье и корона, означает, что предстоит тебе разлука с этой царицей и сыном, а то, что обрел ты и ожерелье и корону, когда вынырнул из океана, значит, что, после того как кончатся несчастья, снова встретишься и с супругой и с сыном». Выслушал Канакаварша слова монаха, подумал и сказал: «Нынче ведь нет у меня сына, и прежде всего должен он родиться». Слыхал Канакаварша от сказителя «Рамаяны»[399], какие царь Дашаратха ради рождения сына претерпел мучения. Ушел монах, и провел тот день царь опечаленный в думах о том, как бы ему царица родила сына. Провел он ночь в одиночестве, и не шел к нему сон, и увидел он, как, хотя дверь и была заперта, явилась перед ним женщина, и была она скромная и почтительная, и благостного обличья, и, когда в удивлении поднялся он и поклонился ей, она его благословила и молвила: «Знай, сынок, что я — дочь повелителя нагов Васуки. Твоему отцу я старшая сестра, а зовут меня Ратнапрабха. Чтобы тебя оберегать, живу я, незримая, около тебя. Сегодня увидела я, что чем-то душа твоя встревожена, и не могу я видеть тебя таким. Расскажи мне, в чем горе твое!»

Когда кончила сестра отца говорить, ответил ей Канакаварша: «Счастлив я, матушка, что ты мне такую милость оказываешь, а беда моя в том, что сына у меня нету. Ведь вот для Дашаратхи и других мудрецы желали небесного блаженства от рождения сына, а почему бы им для меня того же не пожелать?» Выслушала такую речь Канакаварши нагини[400] Ратнапрабха и сказала сыну брата: «Есть способ тебе получить сына, и расскажу я тебе о нем, а ты сделай все так, как я скажу. Ступай-ка ты и поклонись повелителю Кумаре[401] ради этой милости. Но чтобы осложнить дело, Кумара обрушит на тебя ливень, и это ты сумеешь перенести, ибо я войду в твое тело. Преодолев же другие испытания, ты достигнешь желанного» — и с этими словами исчезла нагини, а царь спокойно и радостно провел эту ночь.

Когда же настало утро, поручил он министрам свое царствО; и в жажде получить сына пошел поклониться повелителю Кумаре, и припал к его стопам, и стал совершать жестокие подвиги, чтобы его умилостивить, а нагини, как и говорила, вошла в его тело. Вдруг обрушивает на его голову Кумара, подобно молнии, палице Индры, поток воды бесконечный, но выдержал это испытание Канакаварша, поскольку в его теле была нагини. Чтобы еще больше его испытать, послал Картикея Ганешу. Подмешал Ганеша к потоку дождя губительный яд и создал ужасного змея, но и от этого не вздрогнул царь. Тогда Винаяка явился в своем собственном образе и бивнями ударил царя в живот. Такого удара и боги не выдержали бы, а Канакаварша сумел. Но, подумав, что, хоть он и устоял против яда, с этим-то богом ему не справиться, начал Канакаварша умолять его славословиями: «Да будет слава тебе, повелитель препятствий, с толстым животом, подобным горшку, содержащему сокровище достижения всех целей, змеей украшенный. Да будет победа тебе, слоноликий, хоботом своим сотрясающий лотосоподобное ложе самого Индры во время любовных игр! Коли ты не умилостивлен, ни богам, ни асурам, ни царям, ни пророкам не будет успеха, единственное прибежище человека, любимец Шанкары! О ты, живот которого подобен котлу! О остроухий! О повелитель ганов! О источающий амбру! О петлерукий! О повелитель живущих в поднебесье! О Джамбака! О держащий трезубец! Этими и другими истребляющими грехи шестьюдесятью восемью именами славили тебя лучшие из богов и восхваляли тебя, истребляя страх в битве и в суде, в игре и в грабеже, в жертве Агни и во встрече со зверями[402]!» Вот такими и другими молитвами царь Канакаварша умолял Ганешу, устранителя препятствий. Сказал ему слоноликий: «Доволен я тобой и не буду тебе, сынок, чинить новые препятствия» — и с этими словами исчез.