Тихая старенькая кошка уверяет, что видела ноги назойливого человека, когда он бежал по лестнице после падения мисс Тайлер.

Я спросил, почему эти новости не довели до моего сведения, когда я приходил в первый раз. После неловкого молчания тихоня призналась, что они «не знали, доверять чужаку или нет».

— Именно такое отношение, — напомнил им я довольно раздраженно, — привело к крупным неудачам всех самых великих сыщиков в истории, от Шерлока Холмса до моего любимого Сеймура Катца, частного детектива из Пеории, штат Иллинойс, про которого я неоднократно читал в журнале «Тайный агент», еще в пору моей бурной кошачьей молодости.

— И куда же конкретно вторгался этот надоедливый персонаж, — задаю я следующий вопрос.

Из котофонии неразборчивых ответов я выуживаю суть: верхний этаж, нижний и даже между ними. Я решил проделать то же путешествия, и поэтому сначала помчался наверх. Естественно, место преступления в ужасном беспорядке. Его уже порядком подпортила команда лейтенанта Молины, они оставили следы химического вещества чуть ли не повсеместно. Потом тут побывала целая толпа проворных помощников, среди которых я распознал запах моей маленькой куколки, что для моего носа просто блаженная музыка, несмотря на то, что она тоже, как и все, поучаствовала в уничтожении улик.

Я потрусил к смертельной лестнице, стараясь быть как можно более внимательным даже к самым незначительным мелочам. Но не нахожу ничего, кроме, разумеется, кошачьей шерсти, скатавшейся вместе с пылью в клубки.

Наконец, уже снова на первом этаже, меня сбивает с лап фраза одного из очевидцев.

— Внизу, — повторяю я монотонно и задумчиво. — Я уже внизу, или есть еще более низкий низ?

Белый здоровяк находит ответ на мой вопрос слишком очевидным, чтобы произносить его. Но тут вперед выходит недоразвитый черно-белый с веснушкой на розовом носу и говорит про «еще несколько ступенек» и кивает головой в сторону кухни.

Туда я и направляюсь, к выкрашенной деревянной двери. Она была приоткрыта.

— Нам туда ходить не разрешают, — предупреждает дрожащим голосом старенькая кошка.

А белый здоровяк усмехается и говорит, что это, конечно, не значит, что никто из них там не бывал.

Я не очень люблю подвалы. Они темные, сырые, все в паутине и напичканы старым, забытым барахлом и обычно без второго выхода. К счастью, подвалов в Лас-Вегасе мало, за исключением старых домов. А этот как раз такой.

Разумеется, мне приходит в голову, что многие побывали в этом подвале. Если люди исследуют пространство целиком, мне следует поступить также. Я громко велю всем оставаться на своих местах, что бы ни случилось, и спускаюсь вниз по темной лестнице.

Уф. На выкрашенных деревянных ступеньках лежали противные черные резиновые подстилки, которые прилипали к моим лапам. Ничего не скажешь: грязный, промозглый, возможно даже заколдованный подвал, а для меня еще и опасный спуск в бездну.

Постепенно мои глаза освоились в полной темноте. Как я уже говорил, вопреки легенде наши глаза не так уж зорки в темноте. Уши и супернюх приносят мне куда больше пользы. Я слышу щелчок, что-то скребется в дальнем темном углу.

Я крадусь туда, ожидая, когда уже активизируется в темноте моя баснословная зоркость и даст мне возможность хоть чуть-чуть отличать тень от тьмы. Очевидно моя баснословная зоркость, в свою очередь, ждет прихода другой легенды — Роберта Эдварда Ли.

Еще не успев добраться до угла, я услышал один-единственный резкий шажок.

В мои зрачки бьет яркий луч света, и они мгновенно сужаются до размеров игольного ушка, делая мои глаза невосприимчивыми. Если б сейчас передо мной выпрыгнул верблюд или какой-нибудь богатей, типа Аристотеля Онассиса, я бы его даже не заметил. Слегка попривыкнув к ослепляющему сиянию, я различил пару темных бесформенных человеческих рук, протянутых ко мне. Они держали что-то белое, скомканное, с узором, явно влажное.

— Черный кот! Идеально подходит для церковной двери в пятницу, — протянул незнакомец голосом еще более далеким, чем тот, что объявляет важную информацию на автовокзале. Больше я не вижу ничего, кроме приближающегося рокового облака чего-то белого и влажного.

В мою морду суют отвратительный кусок ткани. Сначала мне показалось, что это «памперсы», но запах был сильнее. Я пытался бороться, но лапы только рассекали воздух. Я зацепил что-то — материю, и уже через мгновение оказался запеленатым, точно ребенок, в грубую ткань, которая плотно сжала мои барахтающиеся конечности. Шанса высвободиться не было.

Когда я невольно начал проваливается в волшебный мир сновидений, я распознал средство, которым меня взяли в плен: легендарная тряпка, пропитанная хлороформом, с которой неоднократно имел дело частный детектив Сеймур Катц. Неужели Луи предстоит полуночное путешествие?

Темпл все еще была унылой и, ко всему, чувствовала себя ужасно виноватой. Она безрадостно вошла в свою прихожую, которой всегда так гордилась: сегодня она не приносила ей никакого удовлетворения.

Хуже того, с тех пор, как Темпл вернулась от Мэтта, Икра вела себя возбужденно, как будто кошка знала, что ее судьба — не говоря о судьбе ее репродуктивной функции — уже предрешена.

Когда Темпл заглянула в гостиную, кошка бесцельно ходила туда-сюда, а позже, когда Темпл пыталась поднять ее и успокоить, ужасно рассердилась, хотя до этого всегда вела себя очень хорошо. Она орала, глядя на Темпл огромными совиными глазами, такими же золотыми и проколотыми по центру.

Темпл просто отчаялась отвезти ее к ветеринару, но сделать это было необходимо на случай, если Луи вернется. Вытащив из шкафа переноску Луи, она долго пыталась запихнуть в нее Икру, чувствуя при этом, что поступает по-зверски. В процессе этой битвы Икра жалобно визжала своим тоненьким сопрано, а когда, наконец, оказалась заблокированной в переноске, заорала громче прежнего.

Темпл осыпала ее увещеваниями, успокаивала, как могла, а потом оставила переноску на кухне. Ей казалось, что она прощается с ней, как с Сидни Картоном на пути в гильотине.

Темпл нахмурилась. Резкое изменение поведения кошки казалось ей крайне странным, как будто она была… расстроена чем-то. Неужели Луи приходил домой?

Вся в пене вины и срочности Темпл принялась искать беглеца. Может быть, теперь, когда Икра была обезврежена, Черныш Луи снизойдет до того, чтобы, наконец, показаться. Она посмотрела под кроватью, в темных уголках шкафа в спальне, заглянула в ванную, пошарила на книжных шкафах, под столом, за растениями в горшках, посмотрела на сиденьях стульев в углу гостиной. Луи нигде не было.

В итоге она вернулась на кухню и открыла каждый из шкафов. Единственный кошачий след, который ей удалось обнаружить, это опрокинутая коробка «Сахарных плавничков». Тем временем вой Икры достиг оперных высот. Печальная Темпл взяла переноску и понесла ее обратно в комнату.

По пути ее взгляд упал на кошачьи миски: она поставила две для обеих кошек. «Кошачье счастье» в миске Икры был практически съеден, даже дно было видно. А миска Луи была… а где тут миска Луи? В поле зрения Темпл как обычно нетронутого корма не было. Вторая миска была накрыта газетой.

Она схватилась за нее жестом первоклассного мага, который вот-вот должен представить публике, что корм… исчез, что доказывало бы, что Луи все-таки был здесь и даже, вопреки своим правилам, ел «Кошачье счастье». Тогда она знала бы: он простил ее! А теперь просто прячется…

Но газета обнажила обычную порцию невкусного корма. И все же, подумала Темпл, это не доказывает, что Луи не было. Если только газета…

Она взглянула на открытую страницу и впервые увидела мелкий шрифт в разделе рекламы. Может быть, это безмолвное послание от Луи? Например, если бы газета была открыта на «питомцах», это означало бы, что он ушел искать новый дом?

Нет, верхние страницы были разделом рекламы. И все, что на них было, это странные группы взаимопомощи и предложения сомнительных услуг, которые звучали незаконно, например, пирсинг интимных зон, и, конечно же, некрологи.