— Текиле, — чопорно поправила она. — В конце концов, он настоящий латиноамериканец.

 Темпл сидела в своем «шевроле», на обочине, пристально глядя на капот, блестящий, как водная гладь.

Это была одна из самых старых частей Лас-Вегаса, которая в свое время медленно, но уверенно, превратилась в латинский квартал. Большинство домов здесь даже не имели кондиционеров. Древние, скрипящие окна косо висели вдоль стен изношенных зданий, заброшенных, как и автомобили, раскуроченные до голого металла и оставленные лежать без колес.

Темпл вздохнула и заскрежетала зубами. Возможно, ее активистская тяга к волонтерству завела ее на этот раз слишком далеко. Она подумала, что связи с общественностью не предполагают связи с животными этой общественности. Во что она заставила себя втянуть? Солнце вот-вот скроется за призрачными горами. А этот райончик, наверное, небезопасен даже для бездомных котов.

Она еще раз изучила дом: причудливое разваливающееся строение в духе Голливуда двадцатых годов с лепниной на бледных стенах. Здание было окружено старым кустарником и соснами, посаженными, вероятно, в те времена, когда самыми ближайшими постройками были церковь в конце квартала и дома, разбросанные друг от друга на расстоянии в два километра. Дом смотрелся шикарно до того, как оброс хлипкими хибарками, видимо, еще в те времена, когда Багси Сигел (Бенджамин Сигельбаум (1906–1947 гг.), более известный как Багси Сигел, американский гангстер, ставший знаменитым в 30-е гг.) вкладывался в Лас-Вегас — Стрип, открыв отель, такой же яркий, как и его имя — «Фламинго».

Но обещание назад не возьмешь, напомнила себе Темпл, разворачивая на приборной панели защитный экран с Розовой Пантерой. Забрав с пассажирского сиденья свою сумку, она открыла защелку со своей стороны.

Потом она выбралась на душную, жгучую жару, и захлопнула дверь. На улице было тихо, даже слишком тихо. Темпл начала долгую прогулку по тротуарной плитке, обрамленной бахромой сорняков, которые так и норовили поцарапать ее голые лодыжки.

— Мяу.

Требовательный голос принадлежал бежевому коту. Он материализовался позади нее и принялся успокаивающе хлестать хвостом по щиколоткам, которые уже побаливали от колкой сухой травы.

— Ты, наверное, один из моих голодных клиентов, — предположила Темпл. — Пойдем.

Кот последовал за ней, то ли по приглашению, то ли по привычке: с кошками никогда не угадаешь.

Заросший пустынным кустарником внутренний двор вел к темной запертой двери. Звонка не было. Только треснутая деревянная табличка, гласящая «Никаких коммивояжеров».

Она неохотно подняла тяжелый черный молоточек непонятного дизайна и дала ему упасть на металлическую пластинку. Темпл никогда не могла понять, насколько сильно или слабо надо стучать в дверь, особенно в таких домах, где нельзя быть уверенным в том, что тебя услышат. А теперь нужно было еще и решить, сколько следует подождать, прежде чем постучать снова.

В ожидании работы, в которой она никогда не была экспертом, Темпл переминалась с ноги на ногу. О щиколотки периодически терся кот. По крайней мере, Луи, неважно каким бы он был голодным, никогда так не делал.

Наконец, она опять схватила гладкий металлический молоток и только подняла его, как дверь вдруг скрипнула, готовясь открыться.

Дзынь! Слабый прерванный стук. И вот в щели приоткрытой двери показалось лицо.

— Привет. Моя фамилия Темпл Барр. Ваша племянница Пегги Вильгельм попросила меня зайти и помочь покормить ваших кошек.

— Почему Пегги сама не пришла? — спросил подозрительный старческий голос.

— У нее… проблема с одной из кошек, она не смогла уйти с шоу.

— Эти проклятые шоу. Не стоят даже пудры, которой они посыпают животных. Какой стыд баловать своих кошек, когда вокруг так много бездомных. У вас есть кот?

— Вроде того.

— Как зовут больную кошку Пегги? — неожиданно спросила пожилая женщина.

— Минуэт! — с готовностью откликнулась Темпл, как будто она стояла у доски, а учитель ждал от нее правильного ответа, ошибиться в котором было нельзя, потому что от этого зависела ее жизнь.

Путь открыт. Дверь, точно большой рот, зевнула ровно на столько, чтобы впустить гостью. Рыжий кот скользнул внутрь.

— Ну, заходи тогда. Павел тоже. Нет, Петр! Похоже, у нас на один голодный рот больше, так что я не откажусь от помощи. Надеюсь, ты не аферистка, которая пытается обмануть доверчивую старушку?

— Нет, я пиар-менеджер.

— Пиар? — в сумерках прихожей пожилая хозяйка обернулась посмотреть на нее, а потом подняла с пола резную трость. Она напоминала длинный тонкий тотем, который теперь был наставлен на Темпл: — Будем надеяться, что это сокращение от «положительная и респектабельная».

Смиренная Темпл проследовала за ней в недра дома. Первое впечатление составила старомодная мебель, соперничающая в возрасте со стенами, потом журналы, сложенные в стопки высотой со стол. Здесь и там были расстелены небольшие сгруженные коврики; высокие каблуки Темпл задевали чуть ли не каждую их складку. Однако хозяйку морщинистые ковры не беспокоили, та неуклюже брела сквозь этот хаос, словно гид по джунглям Южной Америки.

Следующее впечатление нахлынуло на Темпл в виде запаха животных: кошек, их лотков, вычесанной шерсти, перхоти, кислого молока и рыбы.

Темпл пыталась дышать ртом и одновременно говорить, причем так, чтобы не быть похожей на астматика:

— Как много у вас кошек?

— Ох, я не знаю.

Щелкнул выключатель. Наверху, точно молния, лампы сначала замерцали, а потом разразились неестественным светом.

Они стояли на старинной кухне, забитой деревянными буфетами на опасно вспухшей керамической плитке пола. Столешницы были покрыты пыльными газетами, склеенными скотчем. Каждый листочек, словно порванный парус, дрожал под лениво вращающимися лопастями древнего потолочного вентилятора. Здесь не было ни старых журналов с фотографиями Хамфри Богарта (Легендарный американский актер (1899–1957 гг.), лауреат двух премий «Оскар») в потном костюме цвета сливочного мороженого, ни пожелтевших от времени постеров «Касабланки» (Одна из самых популярных кинолент в истории Голливуда. Фильм с Хамфри Богартом и Ингрид Бергман в главных ролях был поставлен режиссером Майклом Кертисом в 1942 г.).

Сплошные поверхности, заваленные пакетами и коробками кошачьей еды, а также самими кошками. Кошки на полу. Кошки на столе. Кошки в раковине. Кошки на старом оливково-зеленом холодильнике. И, возможно, даже внутри холодильника.

Темпл чихнула:

— Ой, простите меня.

— У тебя нет аллергии на кошек? — спросила пожилая леди с еще большим недоверием.

— Вроде пока не наблюдалось, — ответила Темпл и, пользуясь случаем, решила рассмотреть тетушку Пегги, Бландину Таил ер, при нормальном освещении. Та никогда не была замужем, и, видимо, никогда об этом не жалела. Теперь ей было восемьдесят четыре, однако у нее все еще оставалась прямая спина, несмотря на то, что она ходила с тростью. Матерчатая обувь с открытыми пальцами красовалась на совершенно бледных ступнях. Беглым взглядом, мисс Тайлер вновь окинула Темпл, причем сначала ее ноги, а уж потом голову. Дурацкая привычка.

Ну да ладно. Седые волосы были небрежно перевязаны тесьмой. Видимо, они так давно находились в этом состоянии, что даже немного пожелтели. Бесформенное клетчатое хлопковое платье с застежкой спереди, которое обычно носят не слишком стройные домохозяйки, выглядело не только удобным, но и, судя по всему, вполне подходило, чтобы дойти до почтового ящика и ближайшего магазинчика. Руки мисс Тайлер были испещрены сетью выступающих вен. На жилистой кисти висела трость с изогнутой ручкой, хозяйка которой тщетно пыталась разорвать упаковку «Мням-ням-ням».

— Тупые производители. Делают упаковки, которые вскрыть труднее, чем сейф Капоне. Клянусь, это какой-то заговор по выводу пожилых людей из соцобеспечения: они хотят, чтобы нас хватил сердечный приступ, пока мы открываем их крышки с защитой от детей. Понятно, о ком они заботятся, уж точно не о престарелых.