Я перекрестился. За то, чтобы прибывшие не померли от зелья Антоновича.

Когда мы уже собирались ложиться спать я не выдержал и позвал соседа на разговор. Мие объяснил, что у нас с ним свои, мужские, разговоры. Мы с соседом на ощупь в буквальном смысле отползли на несколько сотен метров в сторону и уселись на ещё горячие от дневного солнца камни.

— Антонович, тебе Миа не показалась несколько странной? — перешёл я с соседом на 'ты'.

— Точно, что не еврейка, — попытался успокоить меня Антонович.

— Бля, — выругался я, — ты же знаешь, что я не антисемит. Со мной жила еврейка. Такие же люди, как и все.

— Тихо, — сказал Антонович уже серьёзно, — Я пошутил. Чувство юмора — это единственное, что сейчас меня спасает. Думаешь моему, стариковскому, разуму так просто перестроиться на всю эту ситуацию!? Не думай, что мне всё далось так просто. Но я справлюсь. За меня можешь не беспокоиться. То, что ты влюбился в неё, а она в тебя — я уже понял. Что ещё ты хочешь спросить?

Он 'раздел' меня, что говориться, до костей. То, в чём я сам себе боялся признаться, он мне напросто влепил в лоб.

— Не стоит делать поспешных выводов, — автоматически вскинулся я.

— Петя. Не занимайся лишней хернёй. То, что я тебе сказал — правда. И ты это знаешь.

Я опять задумался. Думал, наверное, несколько секунд.

— А она не показалась тебе какой-то странной? — спросил я.

— То, что она не еврейка — это точно.

— Антонович! — зашипел я.

— Петя, — более серьёзно сказал сосед, — какая тебе разница, кто она? Ну какая!? Может тебе так важно, кто её родители или что-то подобное!? Мне кажется ты сам себе много в чём признаться не можешь. А скорее — не хочешь. Настоящая любовь — это большая ответственность. Ты не хочешь её брать на себя. Поверь мне, старому человеку.

— Но она… она странная.

— И что!? Петя, извини, но какой же ты ещё в свои годы щенок. Завтра мы спустимся вниз и нас, возможно, сожрёт Самка. Или крабы голливудить начнут. Или… да мало ли что!? Я ведь тебя знаю. Ты постоянно женщин боялся. Они у тебя больше, чем на одну ночь не задерживались. Но тут всё по-другому. Скоро начнут появляться прибывшие, которых мы отпоим самогоном. Кто-то из них просто заберёт её у тебя, хотя она этого не захочет. Петя — если появилось счастье, которого ты хочешь — бери его. Тем более, что она тоже тебя любит.

— Я в этом не уверен, — выпалил я. — Она предательница. Она с первого дня собиралась оставить меня умирать. И я более чем уверен, что она и нас, Антонович, рано или поздно предаст ради своего блага. А такое чувство, как любовь, ей, непонятного роду и племени, точно не знакомо.

— Детский сад, — выругался на меня Антонович, — впрочем, возможно я толкаю тебя забежать дальше твоего развития отношений. Это тоже делать не стоит — всё должно быть вовремя. Но один мой совет запомни. Когда-нибудь ваши отношения созреют совершенно, и если ты упустишь этот момент, ты будешь последним идиотом. И не важно, кто она — еврейка, марсианка, феминистка или овечка Долли. Не упускай свой шанс.

Возвращались мы молча. Когда пришли к месту нашей лёжки я, как бы невзначай, лёг спать совсем рядом около Мии.

— Уйди от меня, — она плакала.

Я попытался её обнять, но получил жёсткий отпор. Я отодвинулся. Только сейчас я понял, что она всё слышала. Я совершенно забыл про её уникальный слух. ‹d

‹/d

Утром я убоялся разговора с Миа и отправился вниз. Хотел проверить одну свою теорию, а именно — отстёгнутый десантником парашют не должен был утонуть. Сверху его видно не было и, возможно, его прибило где-нибудь к берегу.

Топая по пересохшему руслу ручья, подметил один момент — растительность находилась в довольно увядшем состоянии. Это неудивительно. После и исчезновения ручья и вода ушла отсюда, и скоро сюда придут те основные виды кустарников, которые заселяют весь остров. Значит, растущие вдоль ручья утеряются навсегда. Интересно тогда откуда среди основной массы кустарника появились вот эти — любящие обильную влагу? Вариант один — принесли с собой птицы. Многие семена специально заточены под то, чтобы в целости и невредимости пройти через пищеварительный тракт птицы и оказаться на изрядном расстоянии от родительского растения. Значит — характер растительности возле ручья показывает, что на расстоянии птичьего перелёта от атолла есть земли, покрытые другой растительностью. Или же за высокими горами совсем не море, а продолжение острова или даже материк. Есть и другой вариант доставки сюда семян — буй. Семена могли сюда попасть как с людьми, так и без оных.

Жаль я плохо разбираюсь в тропических растениях, но если узнаю среди здешних кустов хоть один — значит он с Земли.

На глаза абсолютно ничего знакомого не попадалось. Уже перед впадением русла в озеро одно растение всё-таки привлекло моё внимание. Как-то уж слишком разительно оно отличалось от остальных. Будто было окультуренное. И где-то я его, кажется, видел. В какой-то передаче про негров и их тяжёлой жизни. Разгрёб у основания ствола землю и наткнулся на толстый корнеплод. Так и есть — это маниок. Крайне ядовитый корнеплод, теряющий свою ядовитость после сушки или термической обработки. Это была очень. Очень хорошая находка. Охота и собирательство — крайне низкий по эффективности метод прокормки. Сельское хозяйство — куда намного лучше.

Однако маниок на текущий момент погибал. Я соорудил при помощи песка окантовку вокруг ствола маниока, очень медленно, по каплям, вылил под корень содержимое моей литровой фляги. На всех парах помчался к новому руслу ручья, набрал ещё воды. Когда прибежал обратно, маниок уже весело поднял листья. Это обнадёживало. Вот только таскать каждый раз воду для полива не слишком-то удобно будет. Можно, конечное, вернуть ручей на место, но это сделает подъём наверх не очень приятным занятием. Оставалась только пересадка. Другой вопрос, что здесь у ручья почва формировалась… А, кстати, сколько? Неизвестно, но, думаю почва здесь формировалась довольно долго, поскольку вода за это время умудрилась промыть проём в рифе. Но 'новый ручей' протекал по песку. Большой вопрос, приживётся ли там маниок. Хотя… для этого у нас есть дерьмо. Я бы сказал — тонны дерьма.

Я, как бешенный, помчался наверх за сапёрской лопаткой и мотком шнура. Антонович что-то мудрил фольгой для гриля. Миа не было.

— Ушла твоя женщина, — ответил на мой взгляд Антонович.

— Она не моя женщина, — тут же вскинулся я, — а куда ушла хоть?

— Кто ж его знает? И кот с ней ушёл.

— Ну и фиг с ними, — разозлился я, — надоест ходить, сами придут. Не дети, чтобы я тут с ними нянчился.

— Ты сего такой возбуждённый? — спросил Антонович не отрываясь от своего основного занятия, — Случилось чего?

— Случилось, — я пытался переключиться с ушедшей парочки на новую находку, — маниок я нашёл.

— Кого? — не врубился Антонович.

— Негры его едят, — попытался объяснить я.

— Где!? — сосед внезапно отбросил в сторону своё изделие и вскочил на ноги.

— Внизу, около русла старого ручья.

— Ты хоть понимаешь ценность своей находки!? — повысил голос Антонович, — после кукурузы это вторая по объёмам выращивания культура. Их корень — это сплошной крахмал!

— Значит 'хлебная' у нас тоже будет? — перебил соседа я. — Ладно, пойду готовить площадку для его пересадки, а то высохнет, бедняжка.

— Смотри, не загуби, — успокоился Антонович. — А чего вообще вниз ходил?

— Парашют там на берегу озера должен быть.

— Если найдёшь, накрой куполом 'отхожую полянку'. Первый дождь, и мы лишаемся многих полезных водорастворимых веществ.

— Не дурак, — буркнул я.

Надо сказать, что каждый раз, когда я проходил возле маниока, я отдавал ему содержимое моей фляги. Растение налилось сочной зеленью и теперь очень контрастировало на фоне увядшей растительности. Возле отхожей полянки соорудил из веток, скрепив их шнуром, волокушу, нагрузил дерьмом и потащил к ручью.