— Значит идём помогать Мие избежать её глупость. — Уверенно сказал я, и принялся искать свою кочергу.

— Утром, — остудил мой пыл Антонович, — сейчас мы станем только глупой мишенью. И я пойду тоже. Одному мне здесь всё равно не выжить.

Стоит ли рассказывать, что ночью я не спал. Ворочался на горячем песке так, что чуть в него головой и не зарылся.

— Пора! — разбудил я соседа, как только над горизонтом поднялось Солнце.

Антоновичу я отдал свой штык-нож. Точнее не мой, а того десантника. Моя кочерга в качестве оружия нравилась мне значительно больше. Махаться удобнее.

Поскольку прошло меньше суток, следы Миа были ещё видны. Не следы, но ямки на песке. Путём проб и ошибок я научился их, с грехом пополам, читать. Потом к следам Мии добавились ещё чьи-то. Восстанавливая предполагаемые события, я понял, что самурай за ней следил. Потом, судя по разбросанному во все стороны песку, была схватка. Однако следов крови видно не было, но однозначно было видно, что кто-то кого-то по песку тянул. Мы пошли по этому, довольно отчётливому следу.

Буквально минут через пятнадцать я увидел лежащее на песке тело Мии. То, что это она, я понял по серебристому платью. Не долго думая бросился к ней и, только в последний момент, заметил блеснувшую в стороне катану. Инстинктивно я сгруппировался, пропуская оружие над головой, но это не помешало самураю дать мне увесистого пинка под зад. Пинок был ощутимый — летел я не меньше пяти метров и по уши зарылся в горячий песок.

Тем временем на помощь мне пришёл Антонович. Своим массивным телом он, видно, собирался, просто-напросто, сбить самурая с ног, но не тут то было. Самурай как-то хитро извернулся, подставил соседу подножку, и тот запечатался в песок рядом со мной. Падение ему далось тяжелее, чем мне — Антонович не двигался.

— Я же тебя предупреждала, — застонала Миа, — это мои разборки. Зачем ты полез?

— Миа. Ты мне чем-то нравишься. Больше, чем крабы, бакланы и пингвины. Я не знаю, есть ли у вас такое… когда человек предан другому.

Самурай, сжав катану, медленно подходил ко мне.

— Миа. Я не верю в любовь, я не верю в доблесть. Я верю в человечность. А к тебе она у меня проявляется в особой форме. Я не знаю, как это назвать. Но если ты умрёшь, то и я о своей смерти не пожалею.

— Петя. У нас тоже такое чувство, как любовь, но никто не знает, что это. Но ты… такой порядочный… ты. — Она застонала. — Даже перед смертью я не могу тебе признаться в своих чувствах. Петя…

Дальше я уже её не слышал. Самурай прижал катану к моему горлу и что-то зашипел. Вернее, я так понял, язык у него такой был. Как у змей. Шипел что-то и говорил мне, хотя я ничего не понимал.

— Миа! — захрипел я.

В этот момент глаза самурая стали какими-то изумлёнными. Потом его катана перевернулась вокруг своей оси и вонзилась ему в горло. На меня хлынул поток крови, от которого я начал буквально захлёбываться. Моментом спустя участок кожи на груди самурая вздулся, порвался и из образовавшегося отверстия вылез угольно-чёрный конец заостренной палки.

Через плечо самурая я увидел белоснежную улыбку Пятницы.

— Матака. — произнёс Пятница втыкая катану в песок, чтобы очистить её от крови. Потом протянул её мне. — Ки! Качгар!

Я ещё весь в крови был и ничего толком сообразить не сумел. В чувство меня привёл хрип Антоновича. Слава богу — жив.

— Миа. Ты как?

— Жить будем. — Голос её стал таким, будто совсем ничего не случилось.

— Со мной или без меня? — я не сдержался, чтобы не съязвить.

— Петя! — Перебил меня Антонович. — Ты совсем дурак или это мне только кажется?

На самом деле я просто отходил от пережитого. Реальность была какой-то ватной. В первую очередь подскочил к соседу. Просто он ближе всех был. Хотя сосед уже пытался встать без моей помощи.

— Нормально. — Он оттолкнул мою руку. — За Мией лучше посмотри.

Миа оказалась вся в синяках. И это только то, что было видно на ногах и руках, не прикрытых полностью платьем. Что было под платьем, оставалось только догадываться.

— Сейчас отойду, — произнесла она, — он меня просто парализовал, когда услышал, что идёте вы.

— Это как ты меня, что ли? Слухом, я так понимаю, он тоже не обделён.

— Я тебя безбольно, а он, гад, так, чтобы я ещё пострадала, отчего и стоны издавала. Рассчитал всё так, чтобы вас привлечь и внимание по максимуму отвлечь.

— Что будем с этим чубриком делать? — Отвлёк нас голос Антоновича.

Я обернулся. Пятница по-прежнему стоял с вытянутой в руках катаной.

— Будем знакомиться! — уверенно заявил я и начал поочерёдно указывать на всех пальцами, произнося при этом их имена. Включая самого Пятницу.

— Са Пятицца! — Сказал на это подросток и ткнул себя пальцем в грудь. Потом как-то заливисто произнёс — Пикаи!

— Наверное настоящее его имя — Пикаи. — Предположил Антонович.

— Са Пикаи, — возразил Пятница, — Пикаи-и-и.

— Короче, говорить так переливчато мы не умеем, так что будешь Пятницей. — Заключил я.

— Са Пиетя, — подросток указал на меня. — Качгар!

— Может 'качгар' на их языке — это некое название народности, таких как ты. — Миа уже без особого труда поднялась на ноги и направилась к нам.

— Не знаю, — почесал затылок Антонович и указал мне на мою кочергу, которую я до сих пор сжимал в руках, — но мне кажется, что это слово напоминает мне слово 'кочегар'.

— Ма! — Закричал довольно подросток, будто что-то вспомнил. — Кочегар! Кочегар!

Я нахмурился и спросил, указав пальцем на соседа:

— Кочегар?

Подросток помотал головой:

— Антоновесч.

Я показал на Миу. Теперь нахмурился подросток. Наконец, ломая язык и что-то вспоминая, он сказал:

— Серебранае птицо.

И улыбнулся во всю широту своей белоснежной улыбки.

— И как всё это объяснить? — Удивился я. — Неужели это совпадения в языке?

— Может быть, — Антонович что-то обдумывал, — а может вам двоим давно уже дали клички люди, знающие русский язык. Мие за платье, тебе за кочергу.

— И где же эти люди? Почему мы их не видели?

— А кто тебе не сказал, что эти люди не располагали хорошим биноклем, который нам ещё предстоит найти в дерьме? Они могли наблюдать за жизнью атолла далеко с моря.

— Матака! — Опять сказал Пятница, протягивая мне катану.

— Ей вон отдай. — Махнул я на Мию. — Небось пользоваться ей умеет. У меня кочерга.

Пятница подскочил к девушке и протянул оружие ей:

— Матака! Серебранае птицо!

— Бери, 'Птицо', не стесняйся. — Съязвил я. — Что будем с твоим самураем делать?

— Закопать надо, чтобы вони поменьше на острове было, — Миа благоговейно приняла из рук туземца катану, — а вот маечку с трусами я тебе советую.

— Не мой вкус. — Скривился я глядя на лощёную зелёную облегающую ткань.

— А мы здесь не на подиуме. Одёжка не снашивается, не выгорает. Цвет её ярко зелёный — в кустах маскироваться самый раз. Плюс она неплохо спасает от жары.

Я скривился от брезгливости, но принялся стягивать с самурая что-то среднее между семейными трусами и шортами. Потом последовала очередь майки, но прежде из тела пришлось достать копьё Пятницы, точнее обожженную заострённую палку. Удивительно, но и трусы и майка съёжились, будто были резиновые, а две дырки в майке, оставшиеся в результате её взаимодействия с копьём исчезли.

— Ткань самовосстанавливающаяся. — Заметив мой изумлённый взгляд объяснила Миа.

— И на сколько э… циклов её хватит?

— Теоретически на бесчисленное количество.

— Шьют же в вашей деревне! — Восхитился Антонович.

Тело мы с Антоновичем закопали довольно быстро. Учитывая мягкость здешнего песка, ума для этого много не надо было. Новоприобретённые шмотки надевать я пока не собирался. Вначале решил хорошо выстирать. Но для этого надо доплестись до лагеря и хорошенько отдохнуть. Миа в упор отказывалась, чтобы я помогал ей идти. Да, ради бога! Пятница сам вон идёт и не жалуется. Как и Антонович. Как только мы дошли до берега Большого озера, Пятница туда кинулся и пошарил копьём в воде. Вскоре он извлёк оттуда довольно большую конусообразную корзину. С рыбой внутри. Что-что, а плести из веток ловушки для рыбы мы с Антоновичем не додумались. Век живи, что называется, век учись. Интересно, протянем мы здесь хотя бы месяц, не говоря уже про век.