Так вот — Антонович являл собой прямой пример эволюции мышления. В свои семьдесят, не будучи богатым и элитным, он во всю выдумывал и претворял в жизнь новые рецепты самогона, обладал абсолютно чистым рассудком. Язык не поворачивался назвать его старым доставучим маразматиком. Хотя, если честно, очень много таких маразматиков я знаю своего возраста.

Сгнивают потихоньку.

— Надо будет вырубить здесь ступеньки, — произнёс Антонович, тяжело дыша, когда, наконец-таки, спустился вниз.

— Зачем? — Удивилась Миа.

— Наверх переселимся, — объяснил Антонович.

— Зачем? — теперь уже удивился я.

— Во-первых — Cherchez la femme! — он многозначительно поднял указательный палец вверх.

— Чего? — не понял я.

— Баба у вас здесь осталась, которую ты не нашёл. И она может вернуться. Это я про рептилию. Во-вторых — Миа мне рассказывала, что здесь всякая нечисть из светлячка этого вашего может вываливаться. Пока нас трое — мы дежурить у буя постоянно не сможем. Разживёмся на народ, обустроимся вверху — спустимся вниз. Теперь на счёт самогона.

Антонович направился к ближайшему кусту с ягодами.

— Не ешьте их, — закричала Миа, и бросилась к Антоновичу, — они ядовиты. Мы в посёлке проверяли!

— А никто их есть и не собирается, — отстранил Мию Антонович, сорвал ягоду и закинул в рот. Пожевал немного да выплюнул.

— Не пойдёт, — сам себе сказал он, вытирая пот с лица, — жарко тут у вас. Какие ещё есть варианты?

И ломанулся в заросли.

Теперь уже с Мией переглянулся я.

— Да нормальный он, — успокоил её я, — просто представь, что у человека появилась неразрешимая задача в том деле, в котором он освоил уже все азы? Пусть человек балдеет. Себе на радость, нам на пользу.

Мы, как дурни, тягались за Антоновичем половину дня, пока он не нашёл искомую ягоду. Советов Мии он не слушал — не все ягоды были ядовитыми, многие просто несъедобными в силу своего едкого вкуса, но Антонович выбрал именно ядовитую.

— Во! — сказал он, и выплюнул ягоду на песок. — Литров пять нужно набрать.

— Она же ядовитая! — в который раз повторила Миа.

— А кого это волнует!? — обстоятельно спросил Антонович и, не дожидаясь ответа, ломанулся в сторону бывшего посёлка, — пойду змеевик какой поищу.

— Пошли за ним, что ли, — потянул я Мию за руку.

— Ну и какой дурень строил эти халупы!? — бывший архитектор возмущённо разглядывал то, что осталось от посёлка островитян.

— А что не так? — опешил я удивляясь, на основании чего можно сделать анализ. Кругом и рядом были сплошные не то, что руины. Остатки от руин.

— У этих трёх, — Антонович почесал затылок и задумался, каким словом обозвать то, что видит, — бобровых хаток вход повёрнут к южной стороне. Какой солидный бобёр, точнее нормальный человек будет в этом климате строить дом с выходом на юг?

— А что удивительного? — возразил я.

— Миа, — Антонович хитро покосился на девушку, — у вас в посёлке такое понятие, как дверь, существовало?

— Не, — протянула Миа, — из чего её здесь сделаешь то?

— Во! Кроме того дома скучены. Улиц нет. Строили явно без генплана. Дикари! Стены даже не цементировали!!! — совсем уж возмутился он.

— А цемент то здесь откуда? — тут уже встрял я.

— От Махмуда. Кругом сплошной известняк. Бери — не хочу.

— Антонович, но на дровах известь не обожжёшь — температуры не хватит. Да и с дровами здесь напряг.

— Кто сказал, что не обожжёшь? Ещё как обожжёшь. 800 градусов дровами сделать можно, только костёр должен быть побольше. Но я не говорю о негашеной извести. Есть яйца птиц и известняк. Что ещё нужно!?

— Это ж сколько яиц то надо? — не выдержала Миа?

— От 0,1 до 0,5 процента. Вот и считай, — автоматически сказал Антонович и о чём-то задумался, разглядывая руины, — а способ в пыль кораллы крошить придумает даже ребёнок.

Сосед подскочил к какому-то невзрачному месту заметному только ему, потоптался и произнёс:

— Хоть бы фонтанчик какой сделали для эстетики, — и мне, — Петя, кочергу одолжи.

Я протянул ему инструмент и он, как заправский сапёр, начал им водить над песком, пока он не притянулась к чему-то под песком. Антонович сел на песок и начал активно сгребать его в сторону. Через несколько мгновений он достал оттуда прибор, названия которому я не знал. Видно было только, что прибор был сделан ещё во времена СССР. Антонович в отчаянии сплюнул и принялся дальше водить кочергой по песку.

— Это что? — не сдержался я.

— Счётчик Гейгера, — автоматически ответил сосед.

— Интересно, кто это к светляку с ним подходил? — удивился я.

— Слушай, — Антонович отвлёкся и остановил своё зондирование, — у меня тоже такой есть. После Чернобыля каждый грибник себе такой купил. Это к нам с тобой светляк внезапно упал, но если бы я увидел это явление издалека, то в первую очередь побежал бы за счётчиком, чтобы проверить, не осколок ли это от какой-нибудь взорвавшейся АЭС. Вот бывший владелец этого счётчика так и сделал.

Пока он это объяснял мне, кочерга в его руках ожила и прилипла с ещё большей силой к какому-то объекту под землёй.

— Наконец-то, — довольный, он извлёк из-под песка эмалированное, чёрное он нагара, ведро.

— Мы в нём пищу варили, — вспомнила Миа.

— Теперь будем варить самогон, — объяснил Антонович.

— Не пойму схемы, — вслух озадачился я.

— Так Петя. У тебя котелок через плечо накинут, у Миа кастрюля предусмотрительно взята, у меня ведро. Идём собирать ягоды.

— Антонович, — озадачился я, — а почему Вы именно это место выбрали для зондирования.

— Ты генплан когда-нибудь проектировал? — спросил меня Антонович таким тоном, что, типа, каждый среднестатистический человек просто обязан пару часов в день посвятить проектированию генплана.

— Вы же знаете, что я — эколог.

— Так что твоя забота ловля рептилий, птиц и разборки с той нежитью, что будет вываливаться из буя. Сельское хозяйство тоже на себя возьмёшь. А я по постройкам отлично вижу, где здесь было место сбора экипажа. Экипаж обычно собирается в центре посёлка, чтобы выпить и перекусить. Соответственно, здесь и должен быть очаг и место приготовления пищи. А в нашем положении вещи, которые использовались для приготовления пищи, самые нужные.

Оставшееся светлое время суток мы собирали ягоды. Поскольку они были довольно крупны, наполнить наши ёмкости не составило большого труда. Ночевать решили наверху. Все мы ещё боялись Самки.

Антонович будто стал другим человеком. Или вакцина местная его омолодила или смена обстановки и обстоятельств. Скорее второе.

Наверху он почти в темноте занялся изготовлением 'раствора'. Сначала давил ягоды в ладонях, выжимал сок, а потом и жмых складывал в верхнюю часть комбинированного котелка, которая служила в этом устройстве в качестве крышки/сковородки. Когда, после его манипуляций, освободился сам котелок, он переместил 'раствор' туда и теперь уже занялся содержимым кастрюли. В конце концов, после давки ягод из ведра, у нас получилась целая кастрюля сока ягод, смешанного с их цедрой.

— Вот, — сказал Антонович очень довольный собой, — пусть теперь побродит пару дней. В этом климате, я думаю, на это уйдёт меньше недели. Только надо будет какой-нибудь майкой прикрыть, чтобы ультрафиолет не убивал винные дрожжи.

— Но ягоды ведь ядовитые! — Миа ещё раз попробовала отстоять свою точку зрения.

— А кто тебе сказал, что мы будем заставлять прибывших пить бражку? — возразил сосед, — мы их будем заставлять пить продукт перегонки. А уж поверь мне, я очень не уверен, что тот алкалоид, который придаёт этим ягодам ядовитость, имеет одинаковую температуру кипения, как и спирт. Спирт — очень лёгкая молекула, а вот органическая молекула алкалоида — это целая конструкция из водорода углерода кислорода и даже, иногда, металлов. А я не знаю не одной ягоды, которой бы придавали ядовитые свойства не алкалоиды. Здесь главное — высокое содержание сахара. Яд останется в осадке, а спирт и ещё пару органических веществ воспарят, — при этом Антонович вытянул руки к небу и изобразил что-то религиозное.